Наталья Старосельская - Повседневная жизнь «русского» Китая

• Название: Повседневная жизнь «русского» Китая
• Автор: Наталья Старосельская
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02801-5

Острова Рассеяния — так принято называть места компактного проживания русских эмигрантов, покинувших Родину в конце XIX — начале XX века. Несколько таких островов более полувека существовали на территории Китая. В книге Натальи Старосельской рассказывается о жизни русских колонистов, по разным причинам оказавшихся в этой стране: кто-то приехал сюда задолго до революции — по торговым делам или на строительство Китайско-Восточной железной дороги; кто-то бежал от красного террора и Гражданской войны. Большая часть эмигрантов вернулась впоследствии на Родину, но мало у кого из них жизнь сложилась здесь так же благополучно, как, например, у Александра Вертинского и Олега Лундстрема. Многие эмигранты попали в сталинские лагеря и там погибли. Жизнь и судьба «русского» Китая — это совершенно особая страница истории русского зарубежья. В книге использованы фотографии из частных архивов.

---

«Итак, жребий был брошен, и 1932 год стал поворотным в истории Маньчжурии, а также Китая и всего мира», — пишет Ольга Ильина-Лаиль.

Новое государство Маньчжоу-Го уже не было той благословенной, спасительной для многих русских эмигрантов Маньчжурией. Японская оккупация все сильнее давала о себе знать, русским становилось жить все труднее, и они уезжали в Шанхай, который казался им раем, — именно там были иностранные концессии, филиалы всемирно известных пароходных, нефтяных фирм, банков, а значит, была возможность устроиться на работу.

Та возможность, которая катастрофически таяла здесь, в Харбине, городе с «руссейшим обликом».

Мы с тобой врагами не добиты,
Но в тупик глухой заведены,
Дня обломка королевской свиты
Короля трагической страны.
Подвиг — это миг самозабвенья,
Огненный полет в ночную высь.
Клятву долголетнего терпенья
Мы с тобою выполнить взялись.
Жизнь диктует новые законы,
Вожаки кричат: «Не отставай!»
Но перед отцовскою иконой
Огонек зажечь не забывай.
Никому нас не переупрямить,
Жизнь борьбой неравною полна.
В эти дни сожжем о прошлом память,
Чтоб не помешала нам она!
Чтоб душа слезой не растекалась,
В мусорную яму сволоку
Нашу эмигрантскую усталость,
Нашу эмигрантскую тоску.

Это стихотворение написано в 1931 году поэтессой-харбинкой Марианной Колосовой. Дочь алтайского священника, убитого воинствующими атеистами, она была тесно связана с «Чураевкой», сочиняла патриотические стихи и удостоилась негласного титула «барда Белой Армии».

Вот еще одно ее стихотворение. Оно датировано 1932 годом.

Во вражский лагерь не каждый пойдет.
Не каждый рискнет головой.
Не знает он — встретит ли солнца восход
И будет ли завтра живой.
Орлиную душу свою он унес
На крыльях отваги в борьбу.
Ушел он в страну громыхающих гроз
Испытывать жизнь и судьбу.
А если вернется, то скоро опять
На подвиг отправится он.
А женское дело — молиться и ждать.
Склоняясь над шелком знамен.
Скрипят под иглою тугие шелка.
Три буквы и крест на шелках.
Пусть будет винтовка верна и легка
В его молодецких руках.
За карие очи, что смотрят во тьму,
За руки, которые мстят.
 Молюсь я.  Дай, Боже, удачи ему,

И пусть он вернется назад!

Ю. Крузенштерн-Петерец вспоминала о М. Колосовой: «Ёе отталкивали вообще все «левые», и поэтому свои политические симпатии она перенесла на русских фашистов… на крошечную горсточку, оставшуюся около А. Покровского, первого «зачинателя» русского фашизма в Харбине». (А. Покровский был мужем М. Колосовой. — Н. С.) В период японской оккупации Марианна Колосова была выселена из Харбина в Шанхай. Зарабатывала на жизнь тем, что вместе с А. Покровским содержала платную русскую библиотеку. После войны она на Родину не вернулась — слишком жива была в ней память о страданиях отца. Колосова уехала на Филиппины, а оттуда в Чили, где и умерла в 1964 году.

О чем и о ком написаны приведенные выше стихи — гадать сложно, по мы можем предположить, что, по крайней мере, одно из них имеет отношение к тому периоду в истории борьбы «русского» Харбина, который получил название «хождения под проволоку» и был тесно связан с идеологией фашизма, противостоявшего большевизму. Однако оба стихотворения пронизаны любовью к покшгутой Родине, тревогой о ее судьбе и страстным желанием помочь, преодолеть эту судьбу поруганной, раздавленной России.

Сжечь свою память Марианна Колосова так и не смогла.

Как не смогли этого и многие, многие другие…

Атмосфера в Харбине менялась день ото дня. На улицах, в магазинах все чаще слышалась японская речь, одна за другой открывались японские фирмы, филиалы крупных японских банков. Японцы принимали на работу молодых русских. Зачем? — частично на этот вопрос отвечает Ольга Ильина-Лаиль: «Японцы сквозь пальцы смотрели на торговлю наркотиками, и молодежь становилась легкой добычей для японских жандармов. Рассказывали, что японская жандармерия путем шантажа использует несчастных молодых людей в своих неблаговидных целях. Ходили слухи о конфетах и сигаретах с наркотиками, и родители запрещали своим детям брать конфеты из рук посторонних. Ни я, ни мои подруги никогда не курили, и поэтому нам опасность не грозила, «о сама обстановка была неприятной. Прежде доверчивые и милые, девочки становились подозрительными по отношению ко всем незнакомым».

Школьная подруга Ольги Ася с детских лет дружила с мальчиком Иваном. Он был старше, учился уже в выпускном классе, они собирались пожениться, и все иоспринимали Ивана как асиного официального жениха, но внезапно Ася узнала, что Иван работает у японцев и принимает наркотики. Все попытки помочь Жениху оказались тщетными — он стал уже настоящим наркоманом, приходил к своей невесте лишь для того, чтобы выпросить денег, а потом и вовсе исчез…

Оккупировав Маньчжурию, японцы потеряли интерес к русской фашистской партии. Щедрые финансовые вливания как-то сами по себе прекратились, а Константину Родзаевскому и его единомышленникам было предложено как-то активизироваться по части добывания денег. Вот тогда они и занялись грабежом, похищением людей, распространением наркотиков, проституции.

Жизнь становилась все более невыносимой.

В 1935 году СССР продал свою часть железной дороги японцам. Русским служащим пришлось выбирать: остаться в Маньчжурии и жить под постоянной угрозой увольнения; вернуться в новую, незнакомую, по сути, Россию; уехать в Америку или Австралию. На последнее, как правило, решались те, у кого там были родственники или знакомые — легче было получить визу, существовала хоть какая-то возможность не пропасть на первых порах, а потом «зацепиться».

Значительная часть харбинцев поддалась советской пропаганде и отправилась в СССР, не желая верить слухам о царившем там терроре. И хотя от большинства из них не пришло никаких известий, за ними последовали другие.

«В городе царила лихорадка отъезда, сопровождавшаяся скупкой товаров, и это продолжалось несколько месяцев, — пишет Ольга Ильина-Лаиль, — бывшие железнодорожные служащие готовились к массовому исходу. Потом Харбин успокоился и стал даже слишком тихим: люди с достатком уехали, никто больше не брал уроки иностранного языка или танцев, никто не занимался торговлей. Отъезд богатых семей сразу изменил статус города: богатые уехали, а бедные стали еще беднее. Кроме того, японцы алчно вывозили богатства Маньчжурии: зерно, минералы и все, что могли, и очень быстро Харбин, некогда изобильный, обнищал».

По словам Елены Якобсон, в это время распадались многие старые браки, скоропалительно заключались новые; кто-то покидал своих родителей, а кто-то отправлял их в Россию.

Больше эти люди не встретились…

«Мы с мамой пошли проводить одного нашего друга, — пишет Е. Якобсон. — На станции не было счастливых лиц. Одни были угрюмы, другие — решительны. Некоторые тихо плакали, другие громко рыдали, обнимаясь и прощаясь, умоляя остающихся: «Пишите! Пожалуйста, пишите и не забывайте нас!» Позже мы узнали, что то, чем встретила их «родина», превзошло самые худшие их опасения. Когда поезд пересек советскую границу, его окружили отряды красноармейцев. Всем пассажирам приказали выйти, а вещи оставить в поезде. Потом их повели в сторону от станции. Кто-то оглянулся и закричал: «Смотрите! Наш поезд отходит! А наши вещи? Остановите поезд! «Люди бросились назад, но были быстро остановлены военными. Поезд так и не вернулся, а все имущество «возвращенцев» досталось советскому государству. В суматохе нескольким из них удалось бежать и спрятаться, потом они нашли приют у каких-то добрых людей. Остальные были задержаны и рассортированы по принципу «полезности» советскому государству. Большинство попало в исправительно-трудовые лагеря, из которых мало кто вышел живым. Об этом «счастливом возвращении домой» мы в Харбине узнали гораздо позже».

А потом нахлынет следующая волна: по окончании Второй мировой войны те, кто был на стороне СССР, кто с нетерпением ждал здесь, на Дальнем Востоке, своих братьев-освободителей, испытают состояние шока. Советская армия, вошедшая в Харбин, будет обращаться с этими людьми, как с врагами — начнутся массовые аресты, убийства ни в чем не повинных людей, изнасилования, грабежи… «Как пьяные, так и трезвые советские солдаты врывались в частные дома и забирали все, что им понравится» — пишет Е. Якобсон. — Для многих было бы гораздо легче страдать от иностранцев, чем от рук своих соотечественников.

Высшее советское командование отдало приказ массовой депортации оставшихся на тот момент в Харбине русских. Тех, кто пытался обратиться за выездной визой в любую другую страну, подвергали унижениям и преследованиям, в визах им отказывали. Люди знали, что их ожидает по возвращении на родину — унижения и заключение в исправительно-трудовые лагеря. Удалось сбежать и спастись лишь нескольким харбинцам.