Луис Ламур - Первый быстрый выстрел

• Название: Первый быстрый выстрел
• Автор: Луис Ламур
• Жанр: История

---

Лицо отца Чэнса покраснело от злости. - Занимайся своими бабочками, Уилл! Я сейчас покажу этому мерзавцу...

Он остановился, увидев палку у меня в руках. Я был юношей, почти мальчишкой, но высокий ростом и широкий в плечах, раздавшихся от тяжелой работы в поле и лесах.

- Только подойди, - сказал я, - и получишь по башке.

Он погрозил кулаком. - Я тебя исхлестаю кнутом, парень! Исхлестаю до полусмерти!

Я забрался на мула и уехал, но не слишком быстро.

И это было лишь начало.

Когда я в следующий раз приехал в город, меня ждал Торн с кнутом. Я только начал слезать с мула, но увидев, что он приближается, снова сел в седло и дал шпоры мулу. Торн поднял кнут слишком поздно, мул ударил его плечом и сшиб в грязь. За нами наблюдало полгорода. После этого я уехал.

Дальше произошло ужасное, потому что Торны умели ненавидеть и считали себя лучшей семьей во всей округе, им нужно было поддерживать свою репутацию. Мы с отцом работали в поле, когда подъехали четверо всадников. Отец попытался остановить их, но один из них сбил его наземь дубинкой, и они принялись хлестать меня кнутами. Отхлестали в кровь, но я не кричал и не стонал, пока они не уехали. Затем, окровавленный, едва способный двигаться, помог отцу подняться, уложил его в постель, приладив на лоб холодный компресс. Потом взял отцовское ружье и поехал в город.

Хаас и Гибсон, двое из нападавших, пропивали в салуне полученные за избиение деньги. Когда я слез с мула, уже стемнело, и на улицах почти никого не было, только напротив отеля кто-то остановился и оглянулся. Я вошел в салун. Хаас увидел меня первым.

- Гибсон! - голос его дрожал. - Гибсон, погляди!

Гибсон оглянулся и потянулся за револьвером, висевшим у него под пиджаком, но я уже выстрелил, правда, не за тем, чтобы убивать. Ружье было заряжено крупной дробью, и я, стоя совсем рядом, выстрелил между ними. Оба упали, часть дроби попала в обоих.

Они, потрясенные и окровавленные, лежали в опилках, которыми был посыпан пол.

- Я вам ничего не сделал, - сказал я, - но вы избили нас с отцом. На вашем месте, я бы держался подальше от нашей фермы, а если отец умрет, я убью вас обоих.

Повернувшись к двери, я остановился и добавил: - И не вздумайте снова вставать мне поперек дороги, иначе пожалеете.

В то лето мне исполнилось пятнадцать лет.

Люди избегали меня, когда после этого я несколько раз по необходимости приезжал в город. Большую часть года я провел в болотах по течению Серной реки, охотясь с ружьем и силками, исследуя местность вместе с индейцами каддо. С тех пор я получил репутацию человека, с которым лучше не связываться, матери держали своих дочерей подальше, и даже мужчины предпочитали не иметь со мной дела.

Отец продолжал работать, однако так и не стал таким как прежде после удара дубинкой по голове. Может, дело было вовсе не в ударе, а в понимании того, что он не смог здесь добиться ничего, не смог создать дом для меня и матери. В этом не было его вины, но силы его покинули. После смерти мамы отец продолжал жить как бы по привычке, и я знал, что он долго не протянет.

Кейти Торн разбудила воспоминания, и они нахлынули на меня: вот мама взбивает масло в деревянной миске, папа устало возвращается домой с поля, утренне пение птиц, ленивый всплеск рыбины в тихой воде, лай собаки, поднимающей енота спокойной, залитой лунным светом ночью.

Эти вещи означали для меня дом, но отец и мать умерли, воспоминания об охоте на одичавший скот в Большом Лесу померкли, а запах земли и ласковое весенне солнце... зря я вернулся.

- У меня нет причин любить Торнов, - сказал я, - кроме Уилла. Я любил Уилла.

- Я пришла сюда собирать цветы, - сказала она, - и удивилась, увидев вас.

Подойдя к дому, я поставил винтовку и начал ощипывать утку.

- Вы выстрелили только один раз.

- Там была только одна утка.

Некоторое время она молчала, наблюдая за мной.

- Утка должна немного повисеть.

- Значит, повисит после того, как я ее съем. Это мой ужин.

- Несытный ужин для голодного человека. Приходите на ужин ко мне в Блекторн. У меня есть копченый окорок.

- Вы понимаете, кого приглашаете, мэм? Чтобы Каллен Бейкер приехал в Блекторн? Я не пройду и двух шагов, как меня заставят защищаться с оружием в руках, а если все же приду, люди перестанут с вами разговаривать. В этих краях у меня дурная слава.

- Вас долго не было, Каллен Бейкер. С тех пор, как закончилась война, Блекторн опустел. Я живу в доме Уилла, который он оставил мне в завещании. Со мной живет тетя Фло, вряд вы ли увидите кого-то еще.

- А Чэнс?

- Он в Бостоне, или где-то в друшом месте, во всяком случае, он редко меня навещает. Чэнсу нравятся города Техаса, а не плантации и ранчо.

Я не в первый раз был в доме Уилла, потому что в тот день у мельницы я приобрел не только врагов, но и друга.

Уилл Торн, по моему мнению, стоил всех Торнов вместе взятых. Он был тихим и неразговорчивым, но он добился от жизни, чего хотел. Уилл изучал природу, и я многое от него узнал, как, наверное, и он от меня.

Уилл писал статьи. Я в этом ничего не понимал, поскольку с трудом научился читать и едва умел подписываться, но Уилл писал для журналов в Лондоне и Париже, одна из них - о редком виде цапли, который обитал в наших болотах, а другая - о бобрах. По-моему, он писал о бабочках и пауках и о многом другом. Вначале я этого не понимал; о природе я много знал с детства, и однажды он сказал мне, что любой натуралист отдал бы несколько лет жизни за те знания, что были у меня.

Мы часто бродили по болотам. Тамошние тропы были известны лишь индейцам и мне, хотя позже я показал их Уиллу, а иногда мы вместе собирали растения, охотились на редких птиц и насекомых. Обычно я знал, где можно найти то, что ему было нужно, поскольку человек, проводящий много времени в лесах, обладает способностью к наблюдениям.

Уилл был мне другом, я никогда не забуду вопрос, который он задал после того, как я рассказал о какой-то драке - после встречи у мельницы их было достаточно, как например, в Форте Белнэп, где я убил человека - "Ты считаешь, что поступил правильно?"

Такой вопрос запоминается надолго. После этого я стал оценивать свои действия, часто искал не те решения, что лежат на поверхности, а другие. Уилл преподал мне хороший урок. У человека на протяжении его жизни много учителей, подчас самых неожиданных, однако все зависит от самого человека: может ли он учиться?

Человеку важно жить в мире с самим собой, говорил Уилл, а не с тем, что думают о нем люди. Они часто ошибаются, общественное мнение меняется, а ненависть редко бывает разумна. Я слышу его слова до сих пор. Он утверждал, что нельзя давать волю гневу и ненависти, этим ты вредишь лишь себе, и время показало, что он прав.

- Уилл рассказывал о вас, когда я была маленькой девочкой, - сказала Кейти. - Он называл вас хорошим мальчиком. Говорил, что у вас есть все задатки, чтобы быть настоящим мужчиной, если вас оставят в покое. Но он также говорил, что в старые времена вы могли бы стать вождем клана в Шотландии, что в вас течет темная кровь, опасная кровь. Однако всегда заканчивал тем, что вы здесь самый лучший, что в душе вы джентльмен.

При этих словах я смутился. Не привык, чтобы меня хвалили, и совсем не думал о себе как о хорошем человеке. Одновременно я ощутил беспокойство, так как Уилл Торн ошибался редко; если он считал меня хорошим, я обязан стать хорошим, обязан чтобы Каллен Бейкер стал не таким, каким его знали.

Мы сидели и разговаривали на кухне, мне нравился шелест ее юбки, нравился уютный звон стекла и фарфора и перестук столовых приборов. Мягко гудело пламя, в чайнике закипала вода. Мне не знакомы были эти звуки, я привык к потрескиванию одинокого костра под открытым небом, а не в камине.

Пока Кейти готовила ужин, тетя Фло отдыхала наверху. Я с удивлением смотрел, как уверенно и умело двигалась по кухне Кейти, никогда не думал увидеть, как кто-то из Торнов будет готовить ужин - и не себе, а мне.

Она поставила тарелки на меленький столик в углу комнаты, уютный столик, не из тех, что стоят в обеденных залах, на которые страшно глядеть - такие они длинные. На столе она зажгла свечи, они мягко мерцали, и это было на руку, потому что я не упел побриться, а одежда была старой и изношенной от долгих поездок в дождь и ветер. Я стеснялся, не стоил я того, чтобы со мной ужинала такая девушка.

И все же с ней было легко, легче, чем с любой другой, а я знал немало женщин, хотя и не лучших. Я знал тех женщин, которых затаскивают на сеновал или берут на прогулку в прерию, подальше от фургонов, однако не все из них были испорченными. Может быть, мне стоило с ними гулять, но когда нахлынет желание, про совесть почему-то забываешь.

- Расскажите мне о Западе, - попросила Кейти, когда мы пили кофе. Меня всегда волновали те края. Если бы я была мужчиной, обязательно бы уехала на Запад.

Рассказать ей о Западе? Откуда же начать? Где найти слова, чтобы описать картины, которые вставали передо мной? Как поведать о пятидесятимильных перегонах без воды, когда скот умирает и дикими глазами смотрит на солнце? О поте, пыли и ядовитой щелочной воде? О походных лагерях, где хозяин - револьвер, о кровоточащих ранах, которые затыкаешь грязным платком и молишься, чтобы они не воспалились? Как рассказать женщине о Западе? Как передать красоту быстрых ручьев, бегущих по камням, красоту гор, достигающих до неба, красоту облаков, укрывающих горные долины среди высоких вершин?