Дж. Троост - Брачные игры каннибалов

• Название: Брачные игры каннибалов
• Автор: Дж. Троост
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-386-02991-3

Путешествия, как известно, бывают разные. Приятные и не очень. А еще – просто кошмарные. Это когда наши мечты о прекрасном и таинственном тропическом острове, затерянном где-то в лазурных просторах Тихого океана, оказываются совсем не похожими на реальную действительность.

В свои двадцать шесть лет автор этой полной юмора и безудержного оптимизма истории Дж. Маартен Троост решает, что ему окончательно опротивели каменные джунгли современного мегаполиса, берет в охапку свою подружку Сильвию, упаковывает в чемодан шлепанцы, панаму, шорты и отправляется на Тараву – тихоокеанский остров в составе республики Кирибати.

Как встретила городскую парочку желанная обетованная земля и так ли хороша оказалась на самом деле жизнь на экзотическом острове, вы узнаете, дочитав до конца эту уморительно веселую, а местами – очень грустную историю о двух бесстрашных путешественниках, совершенно не намеревавшихся заниматься экстремальным туризмом.

---

Рыболовство на Тараве – образ жизни, а не способ заработать. Оно является неотъемлемым условием для жизни и, как любая древняя традиция, сопровождается магическими ритуалами и табу. На Северной Тараве, как и на других островах Кирибати, семьи сами добывают себе пропитание. Поэтому рыбацкая технология (место и способ) держится в строжайшем секрете, несмотря на то что костяные крючки давно заменили металлическими, а кокосовое волокно – промышленными лесками и сетями. Во время отлива рыбаки ставят ловушки, обыскивают обнажившиеся участки, приподнимают камни – вот тебе и ужин. Воду берут из мелких колодцев. В ямах выращивают ба-баи – клубни таро[26]. Дома строят из дерева и тростника. Алкоголь употреблять запрещено. Все споры улаживаются в манеабе.

На Южной Тараве все совсем иначе. В бархатном свете раннего вечера, во время прилива, когда мужчины на деревьях собирают пальмовый сок и поют протяжные песни о женщинах или рыбах, которые ушли, легко поверить, что далекая Южная Тарава – земной рай земной. На закате здесь и вправду было прекрасно. Любуясь таким феерическим небом, таким сладостным окончанием каждого дня, легко было предаться иллюзиям и помутнениям рассудка. Однако в полуденном пекле, когда отлив обнажает безжизненную пустоту рифовой отмели и лагуна отступает, а на смену ей приходит пустыня, эстетический дисбаланс закатов и приливов корректируется и Южная Тарава становится тем, чем является на самом деле, – проклятым островом, похожим на заброшенный лагерь беженцев. От Бонрики до Бикенибеу, мимо большой манеабы на Эйте и на пути к Амбо, Байрики и Бетио идиллические виды вдоль единственной дороги на Тараве сменяются дикими, а потом и вовсе картинами адского запустения.

Проблема в том, что на Южной Тараве слишком много народу. Особенно это касается острова Бетио, мирового чемпиона по плотности населения – здесь она выше, чем в Гонконге. Однако, в отличие от Гонконга, города небоскребов, самый высокий дом на Бетио – двухэтажный. И восемнадцать тысяч человек – почти четверть населения страны – ютятся на несчастном пятачке в одну квадратную милю, который соединяется с остальной Таравой дорогой в милю длиной. Поначалу убогость их существования нас шокировала, но постепенно все чувства омертвели. Дома по большей части были построены из странной смеси материалов: дерево кокосовой пальмы, солома, рифленая жесть, фанера, мешки из-под риса. Лишь со временем мы научились отличать человеческое жилье от свиного. Пляжи на Бетио, как с океанской стороны, так и со стороны лагуны, представляли собой настоящее минное поле из фекалий. Во время отлива вонь от пекущихся на солнце экскрементов, человеческого и прочего происхождения, была поистине отвратной – словно восемнадцать тысяч бомб-вонючек взорвались одновременно. Найти чистую воду было нереально. Большинство людей пили воду из колодцев, для этого не нужно было рыть глубоко. Водный горизонт находился всего в пяти футах от поверхности земли. В принципе, пользоваться колодцами было бы удобно, если бы не пористая структура коралла, благодаря которой грунтовые воды моментально впитывали все, что пролилось или упало на землю, будь то моча или бензин. Поэтому воды становились рассадником самых разнообразных паразитов. Кипятить воду было необходимо для выживания, однако мало у кого из туземцев были плиты или возможность регулярно платить за газ в баллонах. На Бетио все еще сохранились пальмы, обеспечивающие местных жителей кокосами и тодди, однако уже не осталось кустарника для дров. Впрочем, дрова – не лучший источник тепла. Как следствие, глисты были у каждого. Все дети болели гепатитом А. Свирепствовал туберкулез. Встречалась и проказа. Холеры тоже было не избежать: однажды эпидемия уже вспыхнула, значит, она вполне могла и повториться. Местные по-прежнему вели себя так, будто живут в деревне, однако Бетио давно перестал быть деревней и превратился в трущобы. В остальной части Южной Таравы дело обстояло еще хуже.

В этих условиях раздобыть качественную еду было просто невозможно. На Южной Тараве все, что было поймано вблизи берега – рифовая рыба, осьминоги, раки, морские черви, – гарантированно приводило несчастного едока к настоящему желудочно-кишечному взрыву. Но куда больше меня беспокоили частые случаи сигуатерного отравления. Такое случается, когда загрязненные воды (технический эвфемизм слова «дерьмо») сливаются в водоемы и вызывают разрастание токсичных водорослей. Рыба ест водоросли, а человек – рыбу. За этим следует покалывание во рту, онемение нёба и языка – первые признаки надвигающегося паралича. Отнимаются руки и ноги. Сквозь кожу словно пропускают электрические токи. Кости скрипят. Если болезнь одолевает старика, ребенка или человека со слабым иммунитетом, смертельный исход практически неизбежен. Самый разумный совет по лечению этого заболевания дал нам учитель-волонтер с одного из дальних островов: он подхватил сигуатеру, полакомившись зараженным красным луцианом на своем первом дне рождения в Кирибати – праздновании, унесшем жизни троих детей и одного старика. Совет заключается вот в чем: при первых же признаках онемения нужно сунуть пальцы в глотку и блевать, блевать, блевать до тех пор, пока ничего не останется. Но даже тогда может быть слишком поздно.

Мы были бы рады вообще не есть рыбу, что водилась на рифе и в лагуне, но проблема в том, что у нас не было выбора. На Тараве почти ничего не растет. Сильный ветер в сочетании с неплодородной коралловой почвой – не лучшие условия для выращивания овощей и фруктов. Ай-кирибати, пожалуй, единственная нация на земле, у которой отсутствует традиция вести сельское хозяйство. В результате в Фонде народов устроили образцовый огород, чтобы научить людей выращивать что-то, кроме кокосов. Бвенава не мог нарадоваться на свои грядки, хоть огород со стороны и напоминал заросшую свалку. Из земли торчали жестяные банки, вкопанные в почву, чтобы повысить уровень содержания в ней железа. Грядки регулярно удобряли рыбьими потрохами и свиным навозом. А компост – чудесное производное биотуалетов Сильвии – выливали под банановые деревья, чтобы, по настоянию сотрудников фонда, это удобрение не касалось непосредственно съедобных плодов. Каждый день огород обрабатывали, однако вознаграждение за усилия все равно было ничтожным: помидоры с булавочную головку, баклажаны с детский мелок, кочанчики китайской капусты, которыми не накормишь и кролика. Бананы без дождя не завязывались.

Придя в отчаяние от отсутствия на острове всякого кулинарного разнообразия, я тоже решил завести огород. Как и многие писатели, я свято верил, что расчистка земли для огорода под экваториальным солнцем гораздо предпочтительнее написания книг. Поэтому, взяв мачете, я принялся рубить кусты. Это было скорее похоже на возвращение старого сада к жизни, поскольку раньше на этом месте явно располагался плодородный огород: почва в тени впитывала протечки из баков с водой, и к тому же несколько лет назад на Тараве, видимо, шли дожди. Я надеялся, что в один прекрасный день нам тоже посчастливится ужинать хрустящими салатами и перекусывать сочными фруктами. Я попросил Бвенаву рассказать мне о компосте, тени, поливе и прочих садовых премудростях, однако тот отмахнулся и сообщил, что главный секрет удачливого огородника на Тараве – хороший забор.

– Собаки, свиньи, куры и крабы, – объяснил он. – Их нельзя и близко подпускать.

К счастью, остатки прежнего забора сохранились, и я приступил к сооружению дополнительного забора в местном стиле. Он состоял из палок, связанных веревкой из волокна кокосовой пальмы. В результате огород стал похож на игрушечный колониальный «форт». Форт в кавычках, потому что свинье, в общем-то, было достаточно дунуть и плюнуть в сторону этого мощного укрепления, чтобы оно рухнуло. Однако, с виду забор выглядел довольно крепким, а его постройка наделила меня недолговечным чувством собственной нужности. Сильвию забор тоже впечатлил, хотя, когда она присмотрелась к калитке поближе, ее вера в мои строительные навыки и способность здраво мыслить пошатнулась.

– Ты где это нашел? – спросила она.

– Что?

– Вот это. – Она указала на тонкую пластиковую трубку, которую я использовал в качестве шпингалета.

– А… это. Валялась на рифе.

Сильвия смотрела на трубку, изменившись в лице. Она была в ужасе. Видимо, я что-то сделал не так.

– Это трубка от больничной капельницы. В ней кровь.

Так и было. Странно, что я сразу не заметил. Печь для сжигания мусора в больнице не работала годами, и биологические отходы, впрочем как и все остальные, производимые на Тараве, сбрасывали в океан, где приливные волны разносили их по всему периметру атолла. Я снял трубку и бросил ее в нашу бочку для сжигания мусора.

– Наверное, стоит вымыть руки, – предположил я. Моим попыткам обзавестись огородом довольно скоро пришел конец. Как-то утром я увидел, что забор куда-то делся. Я тут же понял, что произошло. Каждый вечер соседские детишки заходили к нам на двор в поисках дров и плодов под названием те нон – вонючих фруктов, которые давали свиньям и использовали в традиционной медицине. Сначала они были с нами вежливы. Смущенно спросили, можно ли им собрать пару фруктов, которые все равно валяются на земле, и какие-нибудь ненужные веточки. Однако вскоре целые армии мальцов начали осаждать то, что осталось от природного мира вокруг нашего дома. Они дюжинами взбирались на казуарины и рубили ветки гигантскими ножами. Срезали все фрукты, а вслед за ними и кусты. Когда я увидел, что они срубают единственное дерево во дворе, дававшее нам хоть какую-то тень, я решил, что пора установить некоторые границы.