Мелани Кертис - Под небом Парижа

• Название: Под небом Парижа
• Автор: Мелани Кертис
• Издательство: Издательский Дом «Панорама»
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-7024-1735-6

Те, кто умеет слышать голоса цветов, утверждают, что бутон розы кричит от боли, прежде чем явить миру свою красоту. Разве не то же бывает порой с женщинами, прекрасными лицом и душой? Сколько горечи приходится испить, сколько страданий испытать, сколько преодолеть препятствий на пути к постижению себя и раскрытию своих лучших качеств…

Именно это происходит с героинями романов, представленных под этой обложкой. Обе они — художница Кристель и актриса Лиза Окли стойко принимают выпавшие на их долю испытания и с честью их проходят, заслуженно обретая свое место в жизни и, как высшую награду, — Любовь.

---

У него все получалось блестяще, за что бы он ни брался — от покупки, перепродажи и сдачи в аренду морских судов до игры на бирже и продажи художественных и антикварных произведений. Организованным им выставкам всегда сопутствовал поразительный успех, который приносил немалый доход, а также известность как устроителю, так и художнику.

Однако на этот раз партнер греческого бизнесмена был против участия в выставке. По совершенно непонятным для делового человека причинам. Абстрактные понятия о поиске нового направления в творчестве, о творческой усталости и пресыщенности были чужды прагматическому разуму и конструктивному восприятию жизни. Картины для господина Калиопулоса были просто особым товаром на специфическом рынке. Поэтому он никак не мог понять упорство собеседника, отказывающегося от весьма выгодной сделки.

— Послушай, Фери. Я что, разве много прошу? Просто принять участие в выставке. Сколько я их для тебя организовал за последние пять лет! И ни разу не было срывов. Я сделал тебя богатым человеком. Наверное, это хорошо для обычного человека, но плохо для художника. Ты можешь позволить себе выбирать. Ты можешь вообще отказаться от творчества. Выбросить кисти и краски и жить припеваючи, ничего не делая, в своем новом доме.

— Кристос, ты же знаешь меня с детства. Я глубоко тебя уважаю и ценю все то, что ты для меня сделал. Но у любого творческого человека бывает период, когда ему нужно остановиться и осмотреться. Мне нужен перерыв. В творчестве, в делах. Насколько он затянется, я не знаю. Может, на неделю, может, на год. Так что не надо на меня давить.

— Ну хорошо. Я не настаиваю. Я не буду давить на тебя. Честно говоря, мне трудно понять твои психологические проблемы, хотя я пытаюсь. Но попытайся и ты меня понять. Сделать и для меня уступку. Одну-единственную. Еще одна выставка, последняя, и можешь отдыхать, сколько тебе вздумается. Хоть год, хоть два. Насколько хватит средств.

Ференц подцепил из тарелки пару оливок прямо пальцами и отправил себе в рот, тщательно и не спеша пережевывая, как бы выигрывая время для подготовки ответа.

Черт побери! — мысленно выругался он. Надо было все же уклониться от этой встречи. Ведь он уже все изложил по телефону. Выложил все аргументы. Все впустую. Как будто бьешься головой о гранитную стену. У Кристоса железная хватка и легендарная сила убеждения. На уровне гипноза. Как говорится, это человек, который смог бы продавать нефть арабам и холодильники эскимосам. И это все при внешней простоте. Грубоватое лицо в обрамлении курчавых волос, как будто осыпанных солью, прожженные солнцем морщины. Жесткий взгляд глубоко посаженных глаз, темных, как безлунная ночь. Коренастый, плечистый, уверенный в себе потомок Зевса, Геракла и Гермеса. Унаследовавший от своих олимпийских предков мудрость, силу и хитрость.

Интересно, что при всем своем богатстве он не любил пышных декораций и предпочитал делать дела в привычном ему с детства окружении. Как вот сейчас, в этом небольшом греческом ресторанчике на восемь столов, едва разместившихся вместе со стойкой в узком помещении, на первом этаже старого трехэтажного здания, в ста метрах от берега Сены. Отсюда было рукой подать до Сорбоннского университета, в котором, наверное, снимали комнатенки и углы средневековые студиозусы из этого прославленного вуза. Где прошли юные годы студента Рокаша, в погоне за баллами, необходимыми для продолжения учебы и отчета перед отчимом за вложенные в него деньги.

А могли бы сейчас сидеть где-нибудь в отеле «Лютеция», на фоне почтенного интерьера, в окружении вышколенной прислуги, наслаждаясь ароматом коньяка и разламывая серебряными щипцами огромных лобстеров. Но… Вместо этого простой деревянный стол, отдающая лекарством сладкая водка, переохлажденное датское пиво в высоких бокалах, оливки и арахисовые орешки в двух маленьких щербатых тарелочках. И затянувшееся ожидание заказанного салата и горячих блюд, которые, похоже, готовил сам хозяин.

Динамики магнитофона выдавали что-то национальное, типа сиртаки. К сожалению, музыка не дополнялась наличием «пританцовывающей обслуги» в национальных костюмах. Собственно, обслуживала всех одна официантка, она же барменша. Правда, весьма привлекательная. Наверное, именно она повлияла на выбор Кристосом ресторанчика. Обычный наряд официантки на ее фигурке смотрелся великолепно. Узкая и короткая черная юбка, обтягивающая аппетитные бедра, и столь же плотно сидящая белая кофточка, подчеркивающая тугие груди. Черные туфли на шпильках еще больше удлиняли стройные ножки и выстукивали звонкое стаккато по деревянному полу. Каждое ее перемещение по комнате вызывало заметный интерес в глазах сластолюбивого грека, высоко ценившего женскую привлекательность и сексуальность.

Да, подумал Ференц. Похоже, папа Кристос всерьез заинтересовался симпатичной крошкой. Уже мысленно облизывается, как кот при виде сметаны, представляя ее крепкие грудки в своих волосатых лапах. Интересно, кем она приходится хозяину заведения? Наверное, дочь. Больше похожа на гречанку, чем на француженку. И, скорее всего, откуда-то с севера Греции. Там женщины намного симпатичнее, чем в южной части страны. Влияние славянской крови.

Сам хозяин, он же повар, появлялся в зале довольно редко, главным образом для встречи новоприбывших гостей. Сегодня он был не слишком загружен работой, поскольку из восьми столиков было занято только три.

При виде утилитарной национальной скромности и сдержанности ресторанного антуража почему-то всплыла фраза «Ne quid nimis» — «Ничего лишнего» — давно забытая латынь, которую довелось изучать в прошлом. Родители хотели, чтобы он стал врачом. Но не получилось. Отец погиб в Будапеште во время восстания 1956 года. Осталась его фотография того периода. В перетянутой ремнем кожаной куртке, грубых туристических ботинках и маленьком черном берете национального гвардейца. Мать вместе с сыном перебралась вначале в Вену, а оттуда в США, где и вышла замуж за богатого грека. Почти как Жаклин Кеннеди. И уже вместе с ним вернулась в Европу, где у грека были свои дела и на исторической родине, и во Франции, и во многих других странах.

Кстати, ее новый муж, при всей своей любви к Греции, родным языком владел посредственно. После долгого пребывания в США предпочитал объясняться по-английски, хотя мог вполне сносно поговорить и на французском языке, и по-немецки. Как он любил выражаться, язык — это главное оружие коммерсанта.

Почему сам Ференц выбрал для постоянного местожительства Париж — трудно сказать. Стечение обстоятельств и увлечение живописью. Трафаретное убеждение, что настоящим художником можно стать только в Париже. Абсурд, конечно…

Впрочем, он слишком увлекся воспоминаниями. От него ждали ответа. Положительного. Настойчивый грек был достаточно красноречив сегодня и полагал, что результаты его усилий оправдаются. Раньше всегда оправдывались. Поэтому, отхлебнув пару глотков пива из запотевшего бокала, потомок эллинов продолжил свой натиск.

— Послушай, Фери. Практически тебе даже не придется ничего делать. У тебя в хранилище находится не менее десятка полотен, которые мы пустим в продажу. После того, как они будут экспонированы на выставке. Их же еще никто не видел. Организую рекламную компанию. А после удачно проведенной выставки их коммерческая цена удесятерится. Я устрою аукцион.

— Не получится. Я писал их для себя и не хочу, чтобы их видели зрители. Это излияние моей души. Знаешь, такое не демонстрируют открыто. Они созданы не для продажи. И мне не нужны сейчас деньги.

— Ты что, с ума сошел? — Грека от возмущения чуть не хватил апоплексический удар, — Как можно вообще такое говорить? Это святотатство. Как это может быть, что человеку не нужны деньги? Даже у Ватикана есть свой банк, и он активно работает на финансовом рынке. Ты что же, хочешь быть святее Папы? Я сделал тебя богатым человеком, так или нет? Так. Именно эти деньги обеспечили тебе возможность спокойно трудиться и самовыражаться, как ты говоришь. Много бы ты написал, если бы пришлось ночевать где-нибудь под мостом вместе с клошарами — этими парижскими бездомными? Или ходил бы на биржу труда после своей Сорбонны. Ты знаешь, какой сейчас высокий уровень безработицы среди молодежи во Франции? У людей с дипломами?

Он опять отхлебнул из солидной стеклянной емкости, пытаясь хотя бы слегка успокоиться и остыть. Несколько раз глубоко вдохнул, вытер пену с губ тыльной стороной ладони. Машинально выгреб арахисовые орешки из тарелки, потом недоуменно посмотрел на ладонь и стряхнул их обратно, вытирая пальцы от прилипшей соли. Затем продолжил, постепенно накаляясь:

— Извини за прямоту, но у меня нет другого выхода. На меня тоже давят. Есть несколько клиентов, которые хотят приобрести твои полотна. Очень хотят. И готовы вложить в это большие деньги. Очень большие деньги. Мы не можем себе позволить их упустить. И ты знаешь не хуже меня, что слава художника и мода на него переменчивы. Надо использовать ситуацию, пока она благоприятна для нас обоих. Кто знает, что будет завтра. Если ты перестанешь появляться на выставках, то о тебе просто забудут. И когда, пару лет спустя, ты опять захочешь выйти на сцену, мне вновь придется раскручивать рекламную компанию, чтобы тебя вспомнили. Да еще неизвестно, с какими результатами. Насколько я тебя знаю, ты же просто не сможешь жить без живописи. Ты рожден для того, чтобы быть художником. Ты уже наелся этого художественного дурмана, ты не сможешь с ним расстаться. Никогда! — Он закончил свою тираду с багровым от ярости лицом и вновь взялся за бокал.