Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

• Название: Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
• Автор: Александр Никонов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Этот роман — откровенная правда о необыкновенных приключениях известного российского ученого и изобретателя. Жизнь этого человека удивительным образом прошла через калейдоскоп исторических эпох. Детство с унижениями, издевательствами, а затем и местью за это; позже — спорт, секс, браки и разводы, обильные возлияния, встречи со знаменитостями, любовные истории. Наука и мистика, загадочные происшествия, розыгрыши и авантюры, наконец, просто хулиганства — ничто не было чуждо нашему герою. Это и многое другое настолько круто замешано в одном человеке, что на его примере можно составить обобщенный портрет целого поколения, активно влияющего на современную жизнь. И еще — прочтя этот роман, вы с удивлением узнаете, сколько неожиданных "скелетов в шкафах" может тайно храниться у ваших вполне добропорядочных и респектабельных знакомых.

---

Одним словом, я забыл про курение и решил всерьез приударить за Тамарой. Инна сперва сама толкавшая меня на это, почему-то была моим поведением недовольна и вскоре ушла домой. Мы гуляли до вечера, зашли в какое-то кафе неподалеку и даже целовались. Я проводил Тамару до дома, но наверх она меня не позвала.

Но своих «атак» я не оставил и они вскоре увенчались успехом. Как-то, возвращаясь после концерта из Кремлевского Дворца Съездов, я снова проводил Тамару домой. Мы хорошо выпили в буфете Дворца, да и с собой захватили бутылку. Тамара снова, было, решила не звать меня наверх, но я попросил ее пустить меня хотя бы в туалет.

Сходив в туалет под пристальным взглядом пьяной старухи-соседки, я зашел в ванную. Но вышел «обзираемый» уже всем старухиным семейством — дочкой, тоже Тамарой, слегка выпившей, затем Леней — цыганом по национальности, но почти трезвым, и совершенно трезвым маленьким ребенком-цыганенком, а также собаками — хином и пекинессом. В комнате, где жила вся эта веселая семейка, были еще и рыбки в аквариуме, но они решили не покидать своей естественной среды обитания из-за праздного любопытства.

Я вежливо сказал соседям: «Бон суар!» и зашел к Тамаре. Уже заходя в комнату, я увидел, что дверь напротив приоткрылась и в ней показалась молодая, весьма красивая женщина. Мы, осмотрев друг друга, кивнули и зашли каждый к себе. То, чего так не хотела Тамара, сбылось — мы с соседями повидались.

— Теперь пойдут разговоры, — переживала Тамара, — они такие сплетники! Красавицу, кстати, зовут Людмилой, но она замужем! — язвительно добавила Тамара, заметив мой интерес.

Мы выпили бутылочку вина, прихваченную «из Кремля», и я стал приставать к Тамаре. Она как-то формально и по провинциальному посопротивлялась, но силы были явно неравны. Все что должно было произойти, произошло. А сразу же после «этого» Тамара заявила мне, что она была против, и я ее изнасиловал.

— Давай, — говорю, — сейчас позвоним в милицию и сделаем заявление. Все обстоятельства против меня! Пришли вместе, поздно и выпивши. Я зашел в туалет под надзором соседей. Вместе распили бутылку, после чего я изнасиловал хозяйку. Бьюсь об заклад, что под дверью стояла и слушала все перманентно пьяная соседка. Все факты работают против меня! — заключил я.

— Тогда давай спать! — спокойно предложила Тамара, что мы и сделали.

Это было роковой ошибкой. Оказывается, Тамара совершенно не предохранялась. Как и Оля, она была «дитем природы», еще более наивным и безынициативным. Чтобы отличать мою новую Тамару от всех предыдущих, я прозвал ее про себя «Тамарой-маленькой». Действительно, она была существенно меньше по габаритно-массовым показателям (простите за техницизм!) всех моих предыдущих Тамар, особенно последней — «каланчи».

Дома на меня сразу накинулись Моня и Оля: «Где пропадал всю ночь, почему не позвонил?

— Да если бы я мог позвонить, я бы приехал! — соврал я. И потом, я создал вам условия для измены вашему мужу и другу. И надеюсь, что вы воспользовались этим!

Оля — в слезы, Моня обвинил меня в цинизме и жестокости.

— Все перевернулось вверх ногами в нашей дружной семейке, — подумал я, и предложил кончать пререкания. — Ну, нажрался у приятеля, вы довольны? Как-нибудь сведу вас с ним, он вам понравится!

Прием, который оказала мне Тамара, и наша первая ночь мне не понравились. Не вызывали восторга и соседи по квартире. Чтобы не встречаться с ними, я в дальнейшем выходил в туалет по ночам, ощупью добираясь в темноте туда и обратно. Походив к Тамаре еще несколько раз до летних отпусков, я распрощался с ней до осени. Она без эмоций отпустила меня на лето, и мы расстались. А осенью просто не встретились, и, казалось бы, позабыли друг про друга.

Мои безобидные шуточки

Лето я провел с Тамарой Федоровной — искупал вину за долгое отсутствие. Поехали в Ильичевск к Феде Кирову. На сей раз обошлось без драк и приводов в милицию. Зато была интересная встреча с известным ученым, создателем авиационной гидравлики, соратником Королева, Трифоном Максимовичем Баштой. Я учился по его учебнику «Гидравлика и гидромашины», да и не только я — все мое поколение инженеров тоже. Ему было далеко за семьдесят, но он сам вел машину аж с Киева. Федя был знаком с Баштой, пригласил его отдохнуть в Ильичевск, а заодно и получить научные консультации.

Трифон Максимович приехал с супругой Галиной Прокофьевной Вовк, которая была крупной и высокой женщиной. Теперь, когда мемориальная доска с портретом Башты давно уже установлена в Киеве на стене института, где он работал, это уже не имеет значения, но большой ученый был и большим любителем выпить.

Супруга бережно охраняла его, но Трифон Максимович постоянно просил нас отвлечь ее — позвать к телефону, на кухню, и тому подобное. И тут он мгновенно изловчался и выпивал все, что стояло на столе рядом.

С криком «Тришка! Успел таки!» — супруга забегала в комнату, но отбирать было уже нечего — великий Трифон, обычно, действительно, «успевал». И сидел довольный, прищурив глаза, как сытый кот.

Федя как-то решил досадить мне за мою любовь к Сталину. Зная, что Башта сидел на «шарашке», Федя при мне спросил Трифона Максимовича, очень ли плохо ему было там.

— Было замечательно! — убежденно ответил ученый. — Во-первых, надо мной не было надсмотрщиков, которые мешали бы мне выпить. Все приносили из ресторана и если нам что-либо из еды не нравилось, снимали шеф-повара. Затем, работать можно было круглые сутки, никто не мешал и не выгонял домой, как сейчас. Ни один из подчиненных не мог вякнуть, даже пискнуть против меня! Поэтому и сделали мы так много. Я считаю, — распалился Башта, — что так и надо делать важные вещи! За границей деньгами заинтересовывают, а для нас это не годится — деньги возьмут, а работать опять не будут! Нашего брата

— сачка, надо силой заставлять, и во всем прав был товарищ Сталин!

Со всем небольшим опытом моей жизни, я бы трижды подписался под словами великого Башты. У нас честно вкалывать будет только творец нового, ему и денег не нужно. А пассивного исполнителя и деньгами не заставишь, если только не платить сдельно. Страх — вот лучший стимул для нас, еще недавно бывших бесправными рабами. И при «царизме», и при социализме! Ни один народ, кроме рабов, не гадит в своих же подъездах, не ломает лифтов, дверей, лампочек, да всего, что сможет — только не в своей квартире. А если квартира коммунальная — только не в своей комнате! Нет, «шарашки» нужны, и я бы сам с удовольствием в них работал бы! Правда, не исполнителем, конечно! Да и какой из меня исполнитель, разве только сексуальных экзекуций!

Тамара продолжала ревновать меня ко всем, исключая, пожалуй, только Галину Прокофьевну. А потом мы приехали в Москву и закончили отдых в поселке Расторгуево, что почти у Кольцевой автодороги. Электричка оттуда шла до самой моей работы минут тридцать, поэтому аренду дачи, которая была снята на август, я продлил и дальше. Зимой оплата была значительно ниже, и мне очень нравилось ездить туда кататься на лыжах и приглашать знакомых для работы. Как, например, Осю, который часто бывал там. Да и дам для досуга, что тоже было очень удобно. И Тамара Федоровна иногда наезжала туда на выходные.

В сентябре ремонт таганской квартиры был закончен, и мы с Олей снова переселились туда. Будучи развращен Олиными экспериментами по «спариванию» меня с подругами, да что греха таить, и всей предыдущей жизнью, я стал самостоятельно приводить домой подруг на ночь. Олю это почему-то бесило, она тут же уходила из дома, а меня просила «отпустить» даму до такого-то часа. А потом мы с ней договорились так: если я привел даму, то ставлю мелом на входной двери кружочек — занято, дескать! А когда дама уйдет, то я должен был этот кружочек стереть, и тогда Оля могла заходить домой. Телефона-то в квартире не было, а как еще прикажете поступать? Оля все это время просиживала в скверах или гуляла по улице неподалеку.

Но беда была в том, что кружочки эти я стирать забывал, либо к уходу дамы бывая уже усталым и пьяным, либо потому, что просто спал. И бедная Оля иногда ходила по улицам всю ночь. Утром она все-таки заходила домой в истерике, рассчитывая встретить соперницу, а той-то уже с вечера не было! Оля очень обижалась на меня за эти забытые кружочки, просто простить не могла мне их. Даже намного позже, когда вспоминала про них, то начинала плакать. Недавно из Америки приезжала, уже солидная такая, без былых причуд (Америка-то уму быстро научит, там не у Пронькиных…), ну и встретились мы за бутылкой шампанского.

— Все, — говорит, — что было между нами плохого, я забыла; только эти меловые кружочки, как вспоминаю — плачу! Не могу, — говорит, — простить тебе этого!

Но, думаю, я все-таки выпрошу у нее прощения когда-нибудь, не умирать же так, непрощенным! По факсу или e-mail'у, но выпрошу. Оля добрая, надеюсь, простит!