Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

• Название: Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
• Автор: Александр Никонов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Этот роман — откровенная правда о необыкновенных приключениях известного российского ученого и изобретателя. Жизнь этого человека удивительным образом прошла через калейдоскоп исторических эпох. Детство с унижениями, издевательствами, а затем и местью за это; позже — спорт, секс, браки и разводы, обильные возлияния, встречи со знаменитостями, любовные истории. Наука и мистика, загадочные происшествия, розыгрыши и авантюры, наконец, просто хулиганства — ничто не было чуждо нашему герою. Это и многое другое настолько круто замешано в одном человеке, что на его примере можно составить обобщенный портрет целого поколения, активно влияющего на современную жизнь. И еще — прочтя этот роман, вы с удивлением узнаете, сколько неожиданных "скелетов в шкафах" может тайно храниться у ваших вполне добропорядочных и респектабельных знакомых.

---

Противный Вася и приятная Таня

Между приездом из Тбилиси и поезкой на Пасху в Рязань, как я уже гворил, произошла размолвка между мной и Тамарой. Или, короче, я получил по заслугам и опять остался «холостым». И, как я предполагал, наступило время заняться Таней — женой моего друга Володи.

Но на этом пути мне встретились два обстоятельства — хорошее и плохое. За время моего пребывания в Тбилиси Таня, как и преполагалось, развелась с мужем — это хорошо. Володя так и жил у Ани и в общежити не появлялся.

А плохо то, что «свято место пусто не бывает» — у Тани завелся ухажер из числа «салажат» — аспирантов нового призыва — некто Уткин. Он жил в комнате с Васей Жижкиным — инженером-исследователем с математическим уклоном, человеком очень высокомерным, моим вечным оппонентом. Мы с Жижкиным сходились только в одном — оба были не дураки выпить. Но в остальном — сплошной антагонизм.

Вася был худ, немощен, хотя и задирист. Он еще тогда терпеть не мог лиц кавказских национальностей, к которым причислял и меня. Ну, а лично меня он ненавидел не только из-за этого. Причины были, и о них я еще расскажу. Вот из-за этой-то ненависти, он, этот Кощей-Вася, заметив, что я неравнодушен к Тане, а она ко мне, надумал опередить меня. Он успел познакомить Таню со своим «сожителем» по комнате Уткиным (имя его я позабыл). Лично он сам не стал на моем пути, так как вероятность успеха была близка к нулю. Дамы его не жаловали из-за непонятности его разговоров с математической терминологией, «теловычитания», и неимоверной заносчивости.

Когда у меня появилась штанга, я, как и всем, предложил Васе поспорить со мной с хорошей форой в его пользу. Но тот отказался, мотивируя тем, что только тупые и умственно отсталые люди могут поднимать тяжести. А умные, дескать, занимаются соответствующими видами спорта, например, шахматами. У Васи был первый разряд по шахматам, а я не знал даже, да и сейчас не знаю названия фигур. Но в детстве мне как фокус кто-то показал так называемый «детский мат», и я решил попытать счастья в споре с Васей.

Вынесли шахматы, поставили на стол для глажки, кинули жребий, мне выпало играть белыми. Мы стали расставлять фигуры, причем я механически повторял все действия Васи. Получилось, что короли у нас стояли по одной линии — видимо, так правильно. Я, помня, чему меня учили в детстве, сыграл: первый ход — обычный: пешка е2-е4. Жижкин — как и положено разрядникам, сыграл тоже королевской пешкой. Затем я вторым ходом выдвинул офицера или слона (не знаю, как он там правильно называется!) на с4. Жижкин выдвинул своего коня. Третьим ходом я выдвинул королеву (или ферзя) на h5. Вася задумался и почему-то выдвинул далеко своего правого офицера (или слона). Я заранее торжествовал — Вася был обречен, но пока не понимал этого.

— Вася, — вкрадчиво спросил я, — а что я тебе буду должен, если проиграю?

— У нас тариф единый — бутылка! — не задумываясь, выпалил Вася.

— Тогда беги за бутылкой — ты проиграл! — громовым голосом провозгласил я и поразил ферзем (или королевой) его пешку f7, — мат тебе, Вася! Детский мат от тупого силовика, кавказца, первый раз взявшего в руки шахматы! Если не веришь, что тебе мат, я могу доказать это матом — скаламбурил я.

Среди болельщиков стоял гомерический хохот. Жижкин сидел в шоке — он мог «убить» моего ферзя королем, но становился под удар офицера! Такую досаду и ярость я видел у него впервые. Он побледнел и чуть ни кинулся на меня с кулаками.

— Вася, что я вижу, — с удивлением спросил я, — ты собираешься бить тупого силовика? И надеешься, что ты не рассмешишь публику?

— Гони трояк! — загудели болельщики.

Жижкин забежал в свою комнату, выбросил оттуда скомканный трояк и тут же захлопнул дверь. Перворазряднику — и так попасться на детский мат!

Кто-то из болельщиков сбегал за бутылкой, и мы пили ее прямо на столе для глажки, выкрикивая оскорбления в адрес проигравшего, даже пинали его дверь ногами. Вдруг дверь рывком распахнулась и показался Жижикин, на нем не было лица, а на том чего не было, блестели слезы ярости.

— Реванш, я требую реванша! — орал он срывающимся голосом.

— Во-первых, после детского мата реванша не бывает — это на всю жизнь — посмотри правила. Во-вторых, потренируйся в шашки, а шахматы даже в руки не бери! Чмур позорный! — шикнул на него я, и Жижкин пропал.

Прошло время, Жижкин успокоился и уже не требовал реванша. Но, тем не менее, постоянно говорил о превосходстве математики над другими науками.

А как раз в то время — что-то с ранней весны 1964 года — на первом этаже нашей «Пожарки» стали устанавливать большую вычислительную машину для ЦНИИС. Так как она должна была излучать сильное электромагнитное поле, от которого на втором этаже даже ножи вставали «дыбом», то аспирантов до конца года должны были переселить в другие общежития, а старым и семейным — дать комнаты в квартирах.

Так вот, уже зная о том, что машина может «в лоб» решать самые сложные дифференциальные уравнения, я возражал Жижкину, что с появлением машин кончается время «чистых» математиков, и их место займут прграммисты и операторы.

Но он все же настаивал на преимуществах математического ума и подкидывал нам «технарям» задачки из «Живой математики» Перельмана, которые я тут же решал, изучив в детстве эту книгу почти наизусть. И тогда я решил «подкинуть» самому Васе на спор математическую игру, которую узнал от массовика-затейника в санатории в Новом Афоне еще в 1948 году.

Играют двое — один называет цифру, другой прибавляет к ней число от единицы до десяти и называет готовую сумму, затем это же делает первый и т. д. Тот, кто первым назовет цифру 100 — выигрывает. Казалось бы — игра примитивная, да, оказалось, не совсем.

Вася смекнул, что эта игра как раз для него, и согласился. Собрались вечерком на кухне, поспорили на бутылку. По трояку взяли с нас предварительно, чтобы потом вернуть выигравшему. Начали играть пока для ознакомления. Жижкин назвал число — 37; я говорю следующее — 45, и практически выигрываю, так как что бы ни прибавлял Жижкин к этому числу (от 1 до 10!), следующим я назову только 56, и т. д. — 67, 78, 89 — т. е. чтобы втрое число было больше первого на единицу. А после 89 соперник мог назвать только число от 90 до 99 — и в любом случае я называю 100. Вася вынес из комнаты листок бумаги и быстро составил последовательность от обратного — 89, 78, 67 … и так до 12. Следовательно, кто первым назовет 12, тот и выиграл. Он еще раз проверил свои выкладки и смело сказал мне: — Начинай, но чтобы первое число было меньше десяти!

— Но такого в условии не было! — деланно возмутился я.

— А тогда я спорить не буду! — твердо стоял на своем Вася, заглядывая в свою шпаргалку.

— Тогда спор на две бутылки! — потребовал я, поддерживаемый болельщиками.

— А хоть на сколько! — хвастливо заявил Вася, — все равно побежишь в магазин ты. Я понял алгоритм твоей примитивной задачки!

— Тогда слушайте все, — значительно произнес я, — называю цифру — «единица»!

Жижкин взглянул на свой лист и стал что-то лихорадочно вычислять. Потом густо покраснел и неуверенно сказал:

— Единицу — нельзя!

— Почему? — возмутились все, — разве это больше десяти?

Жижкин швырнул в нас карандашом, скомкал бумажку, и, обозвав всех тупарями, чуть ни плача забежал к себе в комнату, заперев за собой дверь.

Народ явно не понимал в чем дело. Я подобрал бумажку, брошенную Васей, и прочел по ней весь ряд чисел, которые надо было говорить: 89, 78, 67 и т. д. — до 12. То есть, каждое последнее число было меньше предыдущего на 11. А последнее число — 1, он проставить не догадался. Но если я назвал единицу, то, что бы ни прибавлял Жижкин, следующей я назову 12, и пошло-поехало до 100. Вот он и рассвирепел на свою же детскую ошибку.

Мы стали трясти дверь и требовать: «Васька, математик херов, давай вторую трешку, а то дверь высадим! Ты народу обещал!»

Вася подсунул под дверь вторую трешку, но пить с нами — «тупарями» — отказался. Нам же лучше — больше останется! Естественно Жижкин возненавидел меня всеми фибрами своей математической души и назло мне познакомил Таню со своим соседом Уткиным.

Уткин был полным невысоким парнем в очках, типичным школьным отличником, даже стриженым под «полубокс». Он по вечерам заходил в гости к Тане «на чай», причем действительно на чай, выпивкой там и не пахло.

Я «подловил» Таню на кухне и завел разговор — «про это, да про то». Она призналась, что Уткин — для нее как подружка, «толку» от него нет, только время тянет. Я все понял и пообещал зайти в гости вечером.

Сказано — сделано, часов в 10 вечера, когда сын Тани Игорек должен был уже спать, я положил в портфель бутылку модного тогда портвейна «777», свой огромный черный пистолет и постучал к Тане. Дверь была не заперта, и я вошел. Таня с Уткиным сидели за столом и пили чай вприкуску. Я присел за стол со стороны Тани и поставил бутылку.