Татьяна Лапина - Тетрадь для сна

• Название: Тетрадь для сна
• Автор: Татьяна Лапина
• Жанр: Русская классическая проза

---

А она была живой, настоящей,

Те, кто видели кино, это знают.

Одного не замечают - кто чаще

Плачет - тот аплодисменты срывает.

Впрочем, все это газетные сплетни,

Мы-то знаем, сколько правды в газетах.

Но оставшийся на свете свидетель

Только Анна; и была ли Джульетта?

----------------------------------------------------------------------

Джульетта и Анна. Психея и Ева. Как ни назови - я побеждена.

Анна была живым талантом, ее постель была облаком (моя - лучше не вспоминать! место для большего сна. чем нужно человеку), ее "отсутствие комплексов" в точности восполняло тебя. Она боялась - и недаром. Ты чужими руками убил ее в литературе, и не знал, было ли это, нужно ли было убивать, нужно ли убивать то, чего в литературе никогда не было.

"Я не знаю, была ли настоящая Анна".

И не удивительно - ведь ты уже живешь там, где ее нет.

Когда я родилась, мама на вопрос: "Как ты ее назовешь?" ответила без запинки: Анна. Имя подруги, принимавшей роды. Анна стояла у колыбели буквально. Папа и все, в кого я пошла, отстояли Елену - забылось, а потом она возникала несколько раз - в виде подруги, близкой-далекой, недоступной и очень любимой. Иногда предавала меня, а иногда нет. В сущности, я до сих пор приезжаю к ней в Ригу. Она для меня - как свежий дождик, лекарство от тоски, ниточка, связывающая с жизнью. Она научила меня пить коньяк, одеваться с изящной небрежностью, укладывать волосы феном и даже немного говорить по-английски. Рядом с ней я, конечно, всегда смотрелась слегка медвежонком, хотя у нас одинаковый рост, одинаковый вес. Я искренне привязана к Аннушке, и она меня любит, хотя иногда раздражается на рассеянность.

Оставив тебя, она сообщила мне сразу. Что я могла сделать? Защищать тебя? Защищать ее? Я привезла ей умную книжку американского психолога.

Кому, как не мне, знать, что стоит Аннушке этот вид победительницы? Ее вечера со стиркой, английскими переводами и штопкой носков? Иногда она говорит, что завидует мне - моей, как она выражается, внутренней свободе. И никогда - удивительно - никогда никому не стыдится представлять меня своей подругой. А могла бы! Я рядом с ней - слон в посудной лавке, несообразность, погоняющая несообразностью.

Однажды, кажется, в конце августа, мы с ней на кухне пили вино. "Монастырская изба". И она говорила:

- Я не знаю, что делать с мужчинами. Я сама - как мужчина.

- ???

Аннушка в моем представлении - воплощенная женственность. Я сама в нее влюблена. Вернее, будь я вдруг мужчиной - я бы только в нее была влюблена.

- Я умею с ними только начало - затащить в постель. Причем желательно чтобы незнакомый и на время. Что делать с ними дальше - я не знаю. Жить с ними я не хочу! И когда начинают претендовать - боюсь!

Я-то знаю, что делать дальше. Я целую жизнь знаю! Я знаю, что такое счастливый брак (Читала. Писатель и читательница. Пришвин и Ляля. Это дневник). Я не знаю как раз вот этого - с чего и как начать. Начинаю обычно со стихов. Кончаю тоже стихами. В промежутке...тоже стихи. Иногда - и то, что Аннушка называет "началом"...Со всеми Фрейдами, Юнгами, Сартрами, Кафкой... А я хотела - с Тарковским. Хотела, как Маргарита, взлететь. Нет, ни разу не взлетела.

Не помню, как и почему, по какой ошибке - вышло с Котей. Я и тогда хотела не начинать - лучше написать, он плел что-то невразумительное вроде: любви много, а дружбы мало... Каждый день Котя говорит мне. что любит меня. Когда бывает. Он ведь не живет, он - бывает. Его отъезды все дольше, приезды все реже. Но каждый раз, приезжая, Котя говорит, что любит меня.

В тот вечер я и это Аннушке рассказала, но мы не смогли друг другу помочь. Каждая в ужасе думала о другой: "Как она неправа!" Но мы друг друга не осудили. Остались при своем.

Один раз, впрочем, она на меня накричала. Я о чем-то кому-то проболталась. Но тут же простила. Когда я сказала, что понимаю естественность ее развода с тобой - простила. Сказала: этим ты компенсировала. Улыбнулась - и мы пошли пить мартини. Анна, Рига, мартини как все это уже далеко.

Что я еще помню всегда - глухое раздражение ее мужа. "Человек, живущий по каким-то диким, нежизненным законам" - это он сказал обо мне.

А я его так понимала! Потому что любила его скрипку. А он никогда не хотел поиграть мне.

----------------------------------------------------------------------

Ты - мое самое большое приобретение и самая загадочная утрата. Звучит банально, а что не банально. Скажи новое!

Попробуйте сказать что-то новое - тут же будет конец света.

Почему? Моя прекрасная умная учительница сказала:

- От тебя он может только бежать.

Тогда мне очередной раз хотелось - без преувеличения - разбить голову о стену. Стать менее близкой, чтобы стать более близкой.

И на мой вопрос "Почему?"

- В тебе много острых углов. Человеку нужен отдых, ты - не отдых, ты трудная. Помнишь:

Ночью хочется звон свой

Спрятать в мягкое,

В женское.

Ты - не мягкое, не женское, ты сама...

- ...такая же, как он.

Она сказала, что простые желания прячутся за... в том числе стихами. Разве я имела это - прячущееся за? Она, впрочем, знала, сколько раз я пробовала - со стихами и без.

----------------------------------------------------------------------

Это было мучительно - встречаться и улыбаться в коридоре, потом находить на столе гранки - заглядывать в себя. Зато здесь я не могла закрыться. Меня все, не ты один, видели насквозь, хотя я не болтала лишнего - вообще не болтала. "Бери, читай своего любимого! Наслаждайся!" Коллеги были правы и неправы.

Мне больше не требовались цитаты, чтобы сказать о себе. И книг не стало нужно - я стала сама себе книгой.

Параллельно были - выкладки, допуски, предположения. Ничего не работало. Жизненный механизм нашей встречи намертво заглох. Я попросила еще рассказов - отговорился, некогда. Пара вопросов - глухое раздражение было ответом. Я ничего не понимала в жизни, а чтобы понять, мне снова нужен был текст. Конечно, хватало и того, что было. Наверное, мне хватило бы и одного твоего стихотворения - про "войну, уводящую за руки" или про "жарко шуршащее платье" Анны - я никогда не носила платьев, тем более - шуршащих, никогда не покупала приемников с Пятой симфонией Бетховена, никогда не видела войны...

Если тривиальный мужской испуг - то почему нельзя тексты ? Если все можно - то почему ничего нельзя? Если я не Анна, а, скажем прямо, полная ей противоположность, обратная ей сущность - то чего тут бояться? Может быть, я сама себя плохо знала...

"От тебя он может только бежать".

Ты и бежал. Бежал бы и дальше, если б - было куда. Если бы еще не было войны. Я сама готова была бежать. Как еще вынести это тихое уклонение?

Наверное, тогда ты жестоко раскаялся в той публикации. И вообще в публикациях - кто же мог знать, что я вычитаю тебя из любого текста? Что я в любом твоем - тебя вижу? Боже, ты чувствовал себя раздетым - никогда твои статьи не проходили еще такой корректуры! Они жгли мне руки, но мне их отдавали - всегда, все!

Ведь никто не понимал. И меня не понимал тоже. В буквальном смысле - на каждое слово переспрашивали, каждую шутку приходилось растолковывать по полчаса. Всеобщее недоумение - может ли подобный человек исправлять чужие ошибки - разрешилось бурным скандалом, захватившим всю редакцию. Чужие ошибки приписали мне, а своих я так и не нашла. Никто не удостоил их показать. Со мной все было ясно.

Я молчала. Не хотелось ничего объяснять. Не хотелось, в конце концов, закладывать сотрудников. Наверное, тогда я уже поняла, что меня выгонят отсюда, да не просто - с позором.

24 сентября. Если бы только евангельское: "Нас гонят, а мы всегда радуемся". Я испытываю какую-то жестокую радость. Уйти с позором из-за стихов - в этом что-то есть. Даже если никто не поймет. Тем более - если никто не поймет.

Потому что вы - поймете.

А может быть, это он меня и подставил?

----------------------------------------------------------------------

Ты проходишь по парку, милый,

А за поясом - пистолет.

Пусть он газовый - с той же силой

Огнестрельный оставит след.

"Не тревожьте мое пространство,

Не зовите ко мне врачей".

И пришьют тебе хулиганство

Преступление богачей.

Слишком странно - да что там странно

Слишком страшно героем быть.

Но уже небывшая Анна

Пролила, что нужно пролить.

На ветровке рвану застежку,

А ответить не хватит сил.

Только красный песок дорожки

И вопрос: кто ее убил?

----------------------------------------------------------------------

Папа "Анну" изругал. Сказал: ничего не понятно и местами просто коряво.

- Но мне же - понятно!

- Пусть он и пишет тогда для тебя одной!

Кажется, папа меня и связывал (а возможно, и себя тоже) - этой негласной установкой писать, "чтоб было понятно для людей". Но в литературе я не бездарна. И я сказала:

- Удивительно то, что несмотря на твои резкие заявления, у тебя действительно есть хорошие вещи!

Оставив папу (который все-таки не смог не улыбнуться) решать дилемму: как можно одновременно ценить хорошего писателя Т. и плохого писателя А.