Павел Берснев - Лабиринты ума

• Название: Лабиринты ума
• Автор: Павел Берснев
• Издательство: Амфора
• Жанр: Религия
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-367-00731-2

В книге петербургского философа-религиоведа П. В. Берснева рассматриваются возможности изучения мистического опыта человека при помощи современных достижений нейрологии. Что способствует возникновению религиозно-мистических переживаний? Можно ли достичь подобных состояний сознания искусственным путем? Эти вопросы решаются автором книги с привлечением примеров из духовных практик Древнего Востока и первобытных культов Америки.

---

Покой ума, о котором говорится в буддийских учениях, вовсе не подразумевает отсутствие активности. Ум в активном состоянии столь же прекрасен (на более тонком уровне вообще нет противопоставления «активности» и «покоя»).

Еще один парадокс состоит в том, что часто человеку может казаться, что он способен на невероятное разнообразие творчества, на создание действительно нового. А на самом деле все возможные (пусть даже бесконечные) варианты его творений омрачены неведением уже в самом своем истоке. Это та самая «ложка дегтя», которая портит всю бочку с медом.

К слову, идея производства и потребления НОВИЗНЫ стала доминирующей идеей Нового Времени. Современный человек просто не мыслит себя без «новостей». Причем количество стало для него куда важнее качества. Ценно не что и как, а сколько. Общество потребления – это общество количества, общество статистики.

Архаический человек имел прямо противоположные представления о приоритетах – главной ценностью считались не новизна, а «качество» и «мастерство исполнения» (то, что впоследствии Кастанеда назовет «безупречностью»). Вещи переживались как обладающие душой и силой. С ними устанавливались особые взаимоотношения. И эти отношения тоже ценились. «Новое» было для древних людей скорее источником неприятностей, поэтому к новизне не только не стремились, ее даже избегали. Страх перед новым, конечно, был проявлением другой крайности неведения – «неприязни».

Стремление творить – отражение самой Изначальной Природы человека. Это естественное, неотъемлемое качество Природы человека и всех живых существ. Но увы, в непробужденном состоянии это стремление отражения, искаженного неведением. Лишь освободившись от омрачений (загрязнений неведением и клешами) ума, возможно говорить о творчестве как проявлении Изначальной Природы, о творчестве ясного ума, постигшего бодхичитту.

Неведение относительно нашей исконной природы и субстанциализация нашего относительного временного «я», вера в самостоятельного, независимого эмпирического субъекта, в его независимость от своей субъект-объектной феноменальной составляющей порождают привязанность к этому призраку-«я»; мы жаждем эгоцентрического «восприятия», испытываем привязанность к «объектному миру», боимся утрат и ненавидим то, что может лишить нас объектов нашей страсти.

Постижение ложности наших представлений ведет нас к избавлению от абсурдной навязчивой привязанности призрака-«я» к миражам–«объектам чувств», а значит, и к избавлению от суетных надежд и страхов, ненависти и жадности, любых «волнений», или реакций на раздражители, будь то удовольствие или отвращение. Причем это не путь к подавлению эмоций и вытеснению желаний, это путь к постижению иллюзорности как объектов, так и субъектов желаний. Легко избавиться от того, чего вовсе не существовало (когда, конечно, ты это полностью осознаешь). Желания снедают всех живых существ, желания неисчерпаемы. Недаром мир живых существ назван в буддизме миром желаний.

Дикий зверь бежит из пущей в пущи,
Краб ползет на берег при луне,
И блуждает ястреб в вышине,—
Голодом и Страстью всемогущей
Все больны – летящий и бегущий,
Плавающий в черной глубине.

(Н. С. Гумилев «Открытие Америки»)

Желания – очень странная штука. Желать чего-либо можно, испытывая в данном предмете недостаток. Голодный хочет есть, не знающий славы – прославиться и т. д. Еще древнегреческие мудрецы знали, что наличие желания – свидетельство недостаточности, несовершенства, неполноценности.

Однако чего желать тому, кто все уже имеет? Возникает новый парадокс. Удовлетворивший все желания оказывается все в том же несовершенном состоянии. Ведь у него уже нет «недостатка». Так можно рассуждать бесконечно, ходя вокруг да около, прихрамывая, но так и остаться без ответа. Как же удовлетворить все желания? И что делать, удовлетворив все желания?

Разрешение загадки таится в более глубокой проблеме и это – вера в наличие самого желающего, испытывающего в чем-то потребность.

Существует принципиальная разница между миром желаний-удовольствий и настоящим счастьем. Иногда эти понятия – «удовлетворенность» и «счастье» – путают и смешивают. Но в действительности это абсолютно разные вещи. Удовлетворенность, комфорт – это состояние временного удовольствия, чувство преходящего насыщения. Это чувство неизбежно проходит, сменяясь новыми желаниями. Желания – неотъемлемая характеристика кармически обусловленного существования, мира причинно-следственного круговорота бытия иллюзорного, эгоцентрического существа. Счастье не зависит от прихотей «желающего» эго, получающего удовольствия или испытывающего страдания неудовлетворенности. Основа настоящего счастья – Мудрость, постижение Глубинной Природы ума.

Пока существует привязанность к делению на «я» и «других», на «мое» и «чужое», пока в сердце царит желание обладать и присваивать, НЕИЗБЕЖНО будут возникать конфликты, соперничество, вовлеченность в круговорот эмоций и страстей. Боль и страдания естественны в таком мире, мире неудовлетворимых желаний.

Еще одно доказательство «вневременного» и «внепространственного» присутствия Мудрости – «случайные» сходства воззрений, которые обнаруживаются в разных культурах.

Теория, раскрывающая основы человеческой психологии, которую в XVII веке предложил английский философ Томас Гоббс, очень напоминает буддийскую интерпретацию возникновения человеческого общества, развивающегося из базовых склонностей и антипатий «алчного эго», о которой шла речь выше.

Вот почему, считает Гоббс, если два человека желают одной и той же вещи, которой, однако, они не могут обладать вдвоем, они становятся врагами. На пути к достижению их цели (которая состоит главным образом в сохранении жизни, а иногда в одном лишь наслаждении) они стараются погубить или покорить друг друга.

При отсутствии гражданского состояния всегда имеется война всех против всех. Отсюда видно, что, пока люди живут без общей власти, держащей всех их в страхе, они находятся в том состоянии, которое называется войной, и именно в состоянии войны всех против всех. Ибо война есть не только сражение, или военное действие, а промежуток времени, в течение которого явно сказывается воля к борьбе путем сражения.

Постоянные войны приносят массу неудобств. Вот почему все, что характерно для времени войны, когда каждый является врагом каждого, характерно также для того времени, когда люди живут без всякой другой гарантии безопасности, кроме той, которую им дают их собственная физическая сила и изобретательность. В таком состоянии нет места для трудолюбия, так как никому не гарантированы плоды его труда, и потому нет земледелия, судоходства, морской торговли, удобных зданий, нет средств движения и передвижения вещей, требующих большой силы, нет знания земной поверхности, исчисления времени, ремесла, литературы, нет общества, а, что хуже всего, есть вечный страх и постоянная опасность насильственной смерти, и жизнь человека одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна.

Состояние войны всех против всех характеризуется также тем, что при нем ничто не может быть несправедливым. Понятия правильного и неправильного, справедливого и несправедливого не имеют здесь места. Там, где нет общей власти, нет закона, а там, где нет закона, нет несправедливости. Сила и коварство являются на войне двумя основными добродетелями.

Но справедливость и несправедливость есть качества людей, живущих в обществе, а не в одиночестве.

Нет абсолютного зла и абсолютного добра, есть лишь стремление сохранить свою жизнь любой ценой. Если для этого нужно уступить часть своей свободы, заключив общественный договор, то разумные существа уступают ее без колебаний. Ведь они знают, что, взяв на себя некоторые обязательства, а значит, и некоторые самоограничения, они тем самым выиграют несравненно больше. Жизнь в обществе несравненно более безопасна и комфортна. Когда же люди заключают общественный договор, появляются понятия справедливости и несправедливости, совести и бесчестия, поскольку возникает Закон. Те, кто живет согласно совместно принятой договоренности, называются теперь добродетельными, а те, кто ее нарушает, – преступниками. Жить по совести – значит жить, внутренне соизмеряясь с общепринятой договоренностью, ведь общественный закон помогает выживать каждому. Нарушение закона ощущается как действие, претящее лучшей жизни, а потому преступника начинают мучить угрызения совести.

Ибо искусством создан тот великий Левиафан, который называется Республикой, или Государством (Commonwealth, or State), по-латыни – Civitas, и который является лишь искусственным человеком, хотя и более крупным по размерам и более сильным, чем естественный человек, для охраны и защиты которого он был создан.