Джон Кутзее - Мистер Фо

• Название: Мистер Фо
• Автор: Джон Кутзее
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278-465-5

 Если все русские писатели вышли из "Шинели" Гоголя, то роман южноамериканского писателя и нобелиата Дж.М.Кутзее "Мистер Фо" и роман француза Мишеля Турнье "Пятница, или Тихоокеанский Лимб" тоже имеют одного прародителя. Это Даниель Дефо со своей знаменитой книгой "Робинзон Крузо".

Авторы романов, которые вошли в эту книгу, обращаются к сюжету, обессмертившему другого писателя - Даниэля Дефо. Первый и этих романов был написан во Франции в 1967 году, второй в ЮАР двадцать один год спустя. Создатель "Пятницы" был удостоен Гонкуровской премии, автор "Мистера Фо" получил Нобелевскую.

На этом сходство упомянутых выше произведений заканчивается, и начинаются увлекательные поиски различий. Взрослый читатель этой книги получит возможность совершить еще одно путешествие на знакомый с детства остров "Робинзона Крузо" и обнаружить, что девственный мир Робинзона сильно изменился.

---

Однажды вечером, когда я готовила ужин и у меня были заняты руки, я повернулась к Пятнице и сказала:

- Принеси мне еще полено. Пятница.

Готова поклясться, что Пятница меня слышал, но даже не шевельнулся. Тогда я снова произнесла слово «полено» и показала на огонь, тогда он встал, но и только. Тут вмешался Крузо.

- Дрова, Пятница, - сказал он, и Пятница вышел и вернулся с охапкой дров из нашей поленницы.

Первой моей мыслью было, что Пятница - как собака, которая слушается только хозяина, но дело было не в этом.

- Я научил его слову «дрова», - сказал Крузо. - Он не знает слова «полено».

Мне это показалось странным, ведь поленья - те же дрова, это все равно что сказать: сосна или тополь - это дерево, однако я оставила эпизод без внимания. Только после ужина, когда мы сидели, глядя на звезды, что вошло у нас в привычку, я решила в этом разобраться.

- Сколько английских слов знает Пятница? - спросила я.

- Столько, сколько нужно, - ответил Крузо. - Здесь не Англия, нам не нужно много слов.

- Вы говорите так, словно язык - это одна из напастей в нашей жизни, наподобие денег или оспы, - сказала я. - Но разве не скрасила бы ваше одиночество возможность разговаривать с Пятницей по-английски? Все эта годы вы могли бы наслаждаться радостью беседы; вы сумели бы приобщить его к благам цивилизации и сделать его лучше. Какой толк в вечном молчании?

Крузо не ответил и вместо этого подозвал Пятницу.

- Спой, Пятница, - сказал он. - Спой для миссис Бартон.

Пятница обратил лицо к звездам, закрыл глаза и, послушный своему хозяину, начал подвывать низким голосом. Я прислушалась, но не смогла различить мелодию. Крузо дотронулся до моего колена.

- Человеческий голос, - сказал он.

Я не поняла, что он хотел этим сказать, но он поднес палец к губам, призывая меня молчать. В темноте мы слушали подвывания Пятницы. Наконец Пятница умолк.

- Он что, слабоумный, не умеющий говорить? - спросила я. - Это вы хотели мне сказать? - Повторяю, я находила Пятницу туповатым.

Крузо попросил Пятницу подойти.

- Открой рот, - сказал он ему и раскрыл рот сам. Пятница выполнил его приказ. - Смотрите, - сказал Крузо.

Я посмотрела, но в темноте не увидела ничего, кроме отблеска белых, как слоновая кость, зубов.

- Ла-ла-ла, - произнес Крузо и сделал знак Пятнице повторить.

- Ха-ха-ха, - произнес Пятница; то были гортанные звуки.

- У него нет языка, - сказал Крузо. Схватив Пятницу за волосы, он приблизил его лицо вплотную к моему. - Видите?

- Ха-ха-ха, - откликнулся Пятница.

Я отпрянула, и Крузо отпустил волосы Пятницы.

- У него нет языка, - сказал он. - Вот почему он не говорит. Они отрезали ему язык.

Я смотрела на него в ужасе.

- Кто отрезал ему язык?

- Работорговцы.

- Работорговцы отрезали ему язык и продали его в рабство? Охотники за рабами в Африке? Но ведь он был ребенком, когда они его схватили. Зачем они отрезали язык ребенку?

Крузо пристально посмотрел на меня. Не могу поклясться, но мне показалось, что он улыбался.

- Возможно, что работорговцы, а это были мавры, считают язык деликатесом, - сказал он. - А может быть, им надоело слышать с утра и до ночи горестные жалобы Пятницы. Быть может, они не хотели, чтобы он когда-нибудь рассказал свою историю: кто он такой, где его дом, как случилось, что он попал в рабство. Быть может, они отрезают язык всем людоедам, которые попадают в их руки, в качестве наказания. Как можем мы узнать эту тайну?

- Ужасная история, - сказала я. Воцарилась тишина. Пятница собрал посуду и скрылся в темноте. - Как же справедливость? Сначала раб, а теперь и изгнанник. У него не только украли детство, но и обрекли его на пожизненное молчание. Неужто провидение не видит этого?

- Если бы провидение следило за всеми нами,- сказал Крузо, - то кто собирал бы хлопок и сахарный тростник? Для процветания дел в мире провидению надлежит часть времени проводить с закрытыми глазами, как и положено всем низшим существам. - Он увидел, как я замотала головой, и продолжал: - Вам кажется, что я посмеиваюсь над провидением. Но ведь возможно, что именно благодаря провидению Пятница имеет незлобивого хозяина и живет на острове, а не в Бразилии под хлыстом плантатора и не в Африке, где леса кишат людоедами. Выть может, вопреки вашему мнению, к лучшему, что он здесь и что я здесь, а теперь - и вы.

До сих пор я воспринимала Пятницу как тень и обращала на него внимания не больше, чем уделяют в Бразилии домашнему рабу. Но теперь я не могла воспринимать его иначе, чем с ужасом, какой питают по отношению к людям увечным. И мне не было утешением то, что его увечье запрятано за губами (как прячутся под одеждой и другие увечья) и что внешне он похож на любого другого чернокожего. Наоборот, сама тайна этой ущербности заставляла меня теряться в его присутствии. Я не могла говорить, когда он находился рядом, потому что постоянно думала о том, как легки и проворны движения моего языка. Я рисовала в своем воображении щипцы, сжимающие его язык, нож, вонзающийся в него, и я содрогалась при мысли, что так все и было на самом деле. Я скрытно наблюдала за ним во время еды, и с отвращением слышала его негромкое покашливание, когда он прочищал глотку, и смотрела, как он, точно рыба, жует пищу передними зубами. Я вздрагивала, когда он подходил близко ко мне, и задерживала дыхание, чтобы не чувствовать его запаха. Когда он отворачивался, я вытирала посуду, к которой он прикасался. Я стыдилась себя, но на время совсем потеряла власть над своими поступками. И жалела, что Крузо рассказал мне эту историю.

На следующий день после нашего разговора, когда Крузо вернулся со своих террас, я разгуливала в сандалиях. Но если я ожидала благодарности за труды, от которых его избавила, то я ошибалась.

- Немного терпения, и у вас была бы гораздо лучшая обувь, - сказал он.

Вероятно, он был прав, потому что мои сандалии были очень уж неуклюжи. И все же я не могла оставить его слова без ответа.

- Терпение превратило меня в пленницу, - парировала я.

На что он сердито повернулся кругом, схватил шкуры, из которых я выкроила свои сандалии, и со всей силой вышвырнул их за ограду.

Видя, что его гнев остынет не скоро, я побрела по тропинке к берегу и шла до тех пор, пока она не вывела к тому месту, где берег покрыт выброшенными волной водорослями, гниющими на солнце, и где при каждом моем шаге выпрыгивали тучи песчаных блох. Я остановилась, успокоившись. Он злой человек, сказала я себе, да и откуда ему быть другим? После многих лет уединенного и беспрекословного владычества в его королевство вторгается женщина и ставит перед ним новые проблемы. Я дала себе клятву держать язык за зубами. Меня могла ожидать гораздо худшая судьба, чем быть заброшенной на остров, которым правит мой соплеменник, причем ему хватило сообразительности выплыть на берег с ножом за поясом и чернокожим рабом в придачу. Я могла с тем же успехом оказаться в полном одиночестве на острове, изобилующем львами и змеями, или на острове, где никогда не бывает дождей, или на острове, где живет какой-нибудь обезумевший от одиночества иностранец, голый, одичавший, питающийся сырым мясом.

Преисполненная раскаяния, я вернулась к Крузо, попросила прощения за то, что без спросу взяла шкуры, и с благодарностью принялась за еду, которую оставил мне Пятница. Когда в этот вечер я легла спать, я чувствовала, как подо мной качается земля. Я уговаривала себя, что это лишь непрошеное воспоминание о качке на корабле. Но это было не так: качался сам остров в своем плавании по океанским просторам. Я подумала: это знак, знак того, что я становлюсь островитянкой. Я начинаю забывать, что значит жить на материке. Я вытянула руки и положила ладони на землю. Да, качание продолжалось, раскачивание острова в его океанском ночном скитании, несущем куда-то вдаль весь его груз: чаек и воробьев, обезьян и блох, и людей, бесчувственных в это мгновение, - всех, кроме меня одной. Я заснула, улыбаясь. Мне кажется, что я улыбнулась впервые с тех пор, как отправилась в плавание к Новому Свету.

Говорят, что Британия тоже остров, громадный остров. Но ведь это лишь географическое понятие. Земля Британии тверда под нашими ногами, чего никогда нельзя было сказать об острове Крузо.

Теперь, когда у меня появилась обувь, я принялась ежедневно бродить по кромке моря и заходила настолько далеко, насколько хватало сил. Я говорила себе, что высматриваю парус. Однако слишком часто мои глаза так неотрывно приникали к горизонту что я, убаюканная порывами ветра, ревом волн и скрипом песка под ногами, как бы засыпала на ходу. Я нашла расщелину в скалах, откуда могла смотреть на море, укрывшись от ветра. Со временем я стала думать об этом месте как своем личном убежище, единственном месте на чужом острове, которое принадлежит мне одной, хотя на самом деле остров принадлежал Крузо не больше, чем королю Португалии, или тому же Пятнице, или африканским людоедам.