Автора нет - Сборник рассказов о порке

• Название: Сборник рассказов о порке
• Автор: Автора нет
• Жанр: Эротика

---

Хорошо распорядившись по молодости своею жизнью, немолодая барыня предпочитала теперь – налаживать чужие. Знакомила, сватала, советовала, и, бывало, тайком сводничала.

К ней-то и обратился князь Аполлон Сергеевич с просьбой как можно быстрее решить дело со сватовством и свадьбой. И вскоре бедная Машенька, не смея ослушаться суровой своей тётки, уже шла под венец с князем, который годился ей не только в отцы, но и в дедушки.

Машенька вошла в двери малой гостиной:

– Звали, Поклепея Ставридовна?

– Звала, душа моя, звала! Да ты поди поближе, садись, поговорим, мы ж теперь с тобой родня.

Маша неловко присела на пуфик. Голова у неё кружилась от усталости и от голода – из-за страха и волнения она не могла проглотить ни кусочка за столом! Её лицо было белее фаты, руки в белых перчатках лежали, словно неживые на коленках, мелко дрожавших под белоснежным кружевом свадебного платья.

– Слушай меня, Машенька, и запоминай, – торжественно начала новоиспечённая родственница и начала говорить такое, что Машу сразу же бросило в жар!

Захлёбываясь слюной, смакуя в уме видения своей прежней бурной жизни, Поклепея Ставридовна, долго говорила об обязанности супруги быть покорной во всём (во всём!) своему супругу, о позоре и невыносимом существовании брошенных мужьями, отвергнутых обществом жён, о святом долге женщины доставлять своему мужу всяческие удовлетворения, какие бы он не возжелал.

– Ты, Машенька, девица молодая, невинная, матери у тебя нет, наставить тебя некому, вот и послушай меня, для счастья своего, если не хочешь беды на свою голову, – и госпожа Шишова брала новобрачную за ледяную руку, – То, что ты по-французски и на фортепьянах обучена, это – хорошо, но главное, быть мужу покорной, так-то, голубка моя! Вы теперь одна плоть, ложе теперь у Вас общее, и власть над тобой у мужа теперь полная! Скажет тебе: «Разденься догола! Разденься.» Скажет: «Пляши, жена, нагишом! Изволь плясать нагишом. Так-то!»

То, краснея до слёз, то, бледнея до обморока, слушала бедняжка липкие слова свахи, и чудилось ей что-то страшное, срамное и неотвратимое. И, в своей непонятности, только ещё более пугающее и ужасное. В голове у Машеньки был полный сумбур! Одно только поняла бедная девушка – нельзя сердить князя, нельзя допустить, чтобы князь вернул её к тётке с позором…

Ссутулившись, скособочившись, весь во власти своей звериной похоти, князь резко, с размаху, пихался, словно пытаясь с каждым толчком вдавиться всем своим корпусом в привязанное тело своей юной жены. Его огромный член, разорвав девственную плеву, с громким чавканьем раз за разом погружался между волосатых губок женского срама. Сладострастная истома поднималась волнами от низа его живота, отдаваясь в голове князя праздничным звоном. Руки мужчины сжимали нежное тело свежеиспечённой женщины, то мучая и тиская её груди, то упираясь в крутой изгиб её бёдер, то пробираясь к ней под зад, чтобы до боли раздвинуть и так раскрытые бёдра и ягодицы!

Не проходящая боль в порванном влагалище всё ещё мучила бедную страдалицу, но от ужаса и стыда она словно онемела. Все её представления о любви и браке были растоптаны грубостью мужа. Машенька не понимала, что он делает, зачем, и почему эта пытка всё никак не кончается. Её пугали его хриплые стоны, изводили щипки и укусы, ей казалось, что она сходит с ума!

Её волосы растрепались и спутались, груди и шея пестрели засосами, соски, обработанные жадным мужским ртом, возбуждённо напряглись и торчали неправдоподобно выпукло! Низ живота и ляжки были перемазаны кровью, а припухшее от плача лицо – слезами, но супруг всё *б и *б её!

Вдруг князь вздрогнул, громко, с подвывом, зарычал, и так стиснул новобрачную, что она чуть не задохнулась. Всё тело его пробила мощная судорога последнего наслаждения. Он дотянулся до Машиного рта и всосал в себя её губы. Его член содрогался в тесном влагалище юной жены, касаясь головкой шейки матки и извергая семя. Вой Аполлона Сергеевича слышен был далеко за пределами усадьбы, и многие приняли его за волчий.

Последний раз взвыв, князь размяк и замер, лёжа на своей жертве, пока его член, тоже обмякнув, липкой улиткой не выскользнул из сочащейся кровью и спермой щёлки юной женщины.

Наслаждение не надолго расслабило развратника, уже через минуту он приподнялся над женой на руках, улыбаясь улыбкой победителя. С его лица капал пот.

– Ну что, жёнушка? Каково тебе в замужестве, – игриво спросил он распятую на брачном ложе жертву насилия. И хрипло заорал:

– Девки-и-и-и! Развяжите-тка барыню!

Перелез через молодую супругу, рухнул на подушки и отёр краем простыни кровь со своего срамного органа.Вбежали девки.

– Стойте, погодите развязывать, – передумал вдруг Аполлон Сергеевич, – ай, Маша, ай, ослушница, обратился он теперь уже к жене, – что ж тебя уговаривать так долго пришлось? Плохая ты жена, Маша, надо бы вернуть тебя с позором к тётке, да по всей губернии ославить-осрамить!

– Нет! Воскликнула юная женщина, – забыв свой сегодняшний интимный стыд перед грозящим общественным позором, – умоляю, только не это!

– Ну, тогда я сам накажу тебя, непослушная жена, – сурово проговорил барин, вставая с супружеского ложа, – подставляйте-ка свою жопку, Марья Свиридовна… Глашка, розги неси! Лукерья, Агашка, переверните-тка княгинюшку на живот, да поласковей!

– Умоляю, не надо, – хрипло, севшим от ужаса голосом пролепетала мученица, – не-е-е-ет! Сорвалась она на крик, пока Агашка с Лукерьей отвязывали шнуры и переворачивали её ослабевшее тело, чтобы привязать, теперь уже – кверху спиной.

Вошла Глашка с ведром и розгами.

Маша лежала ничком, снова привязанная шнурами к изголовью и изножью. Её раскинутые в стороны руки и ноги покрылись от ужаса перед розгами «гусиной кожей». Хорошенькая белая попка, измазанная снизу подсыхающей кровью, вздрагивала и сжималась в ожидании наказания.

– Прошу Вас… – сквозь непроизвольные рыдания шептала новобрачная, – Умоляю! Простите меня… я… я буду послушна!

– Бу-у-удешь… будешь, матушка, послушна! Ты у меня, как шёлковая будешь, – похохатывал князь, пока девки омывали губками его половой орган и смывали кровь с Машиного тела.

– А ты, Лукерья, смажь-ка мазью барыне ляжки и задницу, чтоб следов не было, – приказал он горничной.

Лукерья сбегала за мазью и втёрла Машеньке в ягодицы и бёдра специальное средство, усиливающее боль от розог, но не позволяющее оставаться на нежном женском теле следам и шрамам. Дуняша и Агашка старательно подпихнули под её живот небольшую цилиндрическую подушку. Задок юной княгини оттопырился кверху.

– Аполлон Сергеич, миленький, – взывала Маша сквозь слёзы, – не надо розог, делайте со мной, что хотите, только не розги… только не при всех…

– Сделаю, матушка! Что захочу, то и сделаю, на то я и господин тут, а тебе – супруг и глава семьи, – строго вещал Аполлон Сергеич, мучая молодую жену ожиданием позорной экзекуции, которое хоть и не болезненно физически, но не менее томительно и стыдно, чем само наказание, – но сперва – выпорю! Маша зарыдала.

Дуняша облачила князя в халат, и Глашка подала ему первую розгу. Раздался свист, шлепок и крик Маши.

Князь бил несильно. Прутья оставляли на ягодицах жены только небольшие розовые полоски, но боль была настоящей, пороть князь умел.

– Вот тебе, жена, за ослушание, – приговаривал Аполлон Сергеевич после каждого удара, – вот тебе, за гордость! А вот – за своеволие! А это – впрок, чтоб страх перед мужем имела!

Маша погрузилась в пучину новых мучений. Пытка болью и стыдом продолжалась. То, что Машу пороли при дворовых девках, было особенно унизительно! Помимо своей воли, Маша корчилась под ударами, поддавая вверх задницей, чем доставляла своему мужу немалое удовольствие, ведь в такие моменты были видны её половые губы с волосиками на них, а стенанья, вызванные болью, были похожи на стоны наслаждения.

Бедняжка дёргала руками и ногами, её порозовевший задок вилял из стороны в сторону, пытаясь увернуться от мокрых прутьев, приводя Аполлона Сергеевича во всё больший азарт. Временами бедняжка так сильно выгибалась, что исхлёстанные ягодицы приоткрывались, показывая всем не только женский половой орган, но и малюсенький розовый анус.

Ягодицы Маши горели, как в огне! Она уже не просто плакала и вскрикивала, она пронзительно визжала и униженно умоляла прекратить порку…

Незаметно для себя, «молодой» супруг пришёл в сильное возбуждение. Халат его оттопырился спереди, и князь, задумчиво глядя на припухший, вздрагивающий задок юной супруги, велел принести маслица.

Опытные горничные тут же отвязали ноги новобрачной и заставили её, приподняв бёдра, стать на колени:

– Рачком-с, барыня, рачком-с становись, – терпеливо сгибая Маше коленки, бормотала Лукерья.