Валерий Большаков - Корниловец

• Название: Корниловец
• Автор: Валерий Большаков
• Издательство: Издательства: АСТ, Астрель-СПб, ВКТ
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-074516-6, 978-5-9725-2056-5, 978-5-226-04108-2

1917 год. Гибель империи. Впереди — кровавый хаос, из которого Россия не поднимется уже никогда.

Есть только один человек, знающий о будущем все. Кирилл Авинов, поручик Первого Ударного Корниловского полка. В его силах изменить не только свою судьбу, но и всю мировую историю.

И кое-что ему удается. Мелочи, детали… Сумеют ли они перетянуть чашу весов на сторону Белой гвардии?

Уходят на Дон Корнилов и Деникин, собираются под знамена Белой гвардии офицеры — биться до последнего патрона за великую, единую и неделимую Российскую империю!

Первый ход сделан. Белые начинают…

---

— Бож-же мой… — проговорил он дребезжащим голосом. — Бож-же мой…

Благоразумно обойдя место, недавно занятое MB, Авинов приблизился к окну и отдёрнул штору. Занимался хмурый рассвет двадцать седьмого сентября тысяча девятьсот семнадцатого года по Рождеству Христову.

— Так, ну ладно, — громко и бодро повторил корниловец, направляясь на кухню. Хватит ему мировые проблемы решать, пора и о завтраке подумать…

Глава 2 ШТЫК

Из «Записок» генерала К. Авинова:

«Владимира Антонова-Овсеенко на родине его, в Малороссии, прозывали с мягкой напевностью — Володимером Олександровичем, а вот партийная клинка была покороче и пожёстче — Штык.

И куда вернее отражала внутреннюю сущность этого человека — бойца за дело рабочего класса, профессионального революционера, отринувшего прах родства с семьёй и с отчизной.

Сколько себя помнил Владимир Александрович, всегда он был на ножах с властью, с законом, со всею Империей, ненавистным ему старым миром, где правил капитал.

Дважды он поднимал восстания — в Варшаве и в Севастополе. Царская охранка заарестовала „Штыка“, ему вынесли смертный приговор, потом пожалели — дали двадцать лет каторжных работ. Не тут-то было!

Накануне отправки на каторгу, во время прогулки заключённых, оставшиеся на воле революционеры подорвали стену тюрьмы, и, обстреляв охрану, отбили арестованного „Штыка“.

И выпала ему дальняя дорога из казённого дома — в близкую Финляндию, потом и вовсе во Францию, излюбленную большевиками для борьбы с царизмом. Лишь в июне семнадцатого Владимир Александрович променял чопорный Базель да развесёлый Париж на холодный, неприветливый Петроград — и сразу окунулся в омут июльского восстания. Временное правительство тоже оказалось реакционным — „Штыка“ посадили в тюрьму „Кресты“, правда, ненадолго. Уже четвёртого сентября его освободили, и Центробалт[12] тут же назначил Антонова-Овсеенко комиссаром при генерал-губернаторе Финляндии…»

Амурные дела никогда особо не волновали Штыка, но в этот ненастный, промозглый сентябрь ему было жарко, а пульс частил. С трудом — и со стыдом — комиссар признавался самому себе, что готов лишиться всех своих полномочий, снять все революционные регалии ради одного ласкового слова, ласкового взгляда Даши Полыновой, вздорной, но красивой девчонки-большевички.

Весь август Владимир томился по её гибкому, сильному телу, но вот беда — Даша охотно кокетничала, флиртовала напропалую, однако, как только дело доходило до постели, она тут же скучнела и охладевала, мягко, но решительно отводя его влажнеющие ладони. Могла и пощёчину отвесить, а ручка у Даши крепенькая…

Владимир вздохнул. Он стоял на перроне Николаевского вокзала и ожидал поезд из Москвы. На нём должна была приехать «товарищ Полынова». Товарищ… Сколько же раз, сколько ночей и дней грезил он, как Даша снимает своё гимназическое платье, как отдаётся ему со всей нерастраченной страстью! О, хоть бы раз услышать ему не обычное нетерпеливое: «Отстань! Ну, Вла-адик!» — а дремотный, жаркий выдох: «Да!..»

Господи, да он уже на всё готов! Даже на пошлый буржуазный брак, лишь бы владеть девушкой нераздельно, добиваясь близости в любой момент бытия! А что? Ему тридцать четыре, ей, наверное, и двадцати ещё нет. Чем не пара?

Тут толпа встречающих зашумела, засуетилась — прибывал московский поезд. Паровоз, напуская белые клубы и делая людей неразличимыми в белесой пелене, подтянул состав и остановился.

Владимир неуклюже побежал по перрону, высматривая милое лицо.

— Вла-адик! — окликнули сзади.

Антонов-Овсеенко резко обернулся — Даша, в вечном своём коричневом платье, в серой тужурке, подходила к нему, перекособочась, — одной рукой она придерживала саквояж, а другою рылась в его содержимом.

— Привет… — пропыхтела девушка, не поднимая головы, коленкой поддерживая кладь, и пожаловалась: — Представляешь, кошелёк потеряла!.. Ох, какая же я раззява…

Полынова опустилась на корточки, поставив саквояж перед собою, и запустила внутрь обе руки.

— И вечно я что-нибудь теряю… — ворчала она. — Как затыркаю куда-нибудь, так и с концами…

— Может, вытащили? — предположил Антонов, приседая рядом. — Сейчас карманников развелось, как тараканов…

— Наверное, — убитым голосом сказала Даша. — Ну что я за человек такой!

— А это не он, случайно? — «Штык» выудил узкий чёрный кошелёчек из бокового кармашка саквояжа.

— Он! — обрадовалась Полынова. — Ой, нашёлся!

Она притянула к себе голову Антонова и крепко поцеловала его в губы. Владимир распустил руки, но девушка уже отпрянула, будто и не замечая его трусливого вожделения.

— Ну, слава богу! А то я уж думала — всё, занимать придётся!

Оба поднялись, и девушка церемонно взяла «Штыка» под ручку.

— Такая толкучка везде! — оживлённо болтала она. — Благо что товарищи из московского ЦэКа помогли с билетами, а то бы ещё день на вокзале просидела! Ну, как тебе столица?

— Это мой родной город, — улыбнулся Антонов. — И он изменился. Семь лет назад я покидал чинный, чиновный, нарядный Санкт-Петербург, наступивший сапогом полиции, жандармерии, казатчины, сыска на хмурые рабочие предместья. Бородачи-городовые… Малиновый звон шпор и шуршание шелков… И заглушенно-мощное «аллилуйя» архиерейского хора из переполненного Казанского собора в час литургии. А сейчас…

— А сейчас? — с интересом спросила девушка.

— Я вернулся в непричёсанный и неумытый, но свободный Петроград! — с жаром заговорил «Штык». — Всё как в девятьсот пятом, но гуще, напряжённее, грозовее. Дворцы затаились, будто в осаде, а рабочие окраины воспряли духом!

— Ты так красиво говоришь, — вздохнула Даша, — так складно… Да, слушай, а это правда, что ты комиссаром стал?

— Правда, — гордо признался «Штык». — А тридцатого меня должны будут избрать в Финляндское областное партбюро.

— Должны?

— Всё уже решено, Даша. Послушай…

— А вопрос о восстании решён?

— Однозначно. Послушай, Даша…

— Да-а? — Девушка затянула словцо, смягчая голосок, будто чуяла наперёд, о чём с ней хотел говорить Владимир.

— Я долго думал, — начал он, запинаясь и теряя нить, — я… я ругал себя за нерешительность, а тебя за недоступность и вот… сделал свой выбор. Он очень труден для меня, но… понимаешь, Даша… мне нужно, именно нужно, просто необходимо быть с тобой. Выходи за меня замуж!

Полынова замерла, удивлённо округляя глаза, приоткрывая пухлые губки. Потом губы растянулись в ослепительной улыбке и нежно поцеловали Владимира Александровича.

— Я подумаю, — важно ответила девушка и призналась: — Мне ещё никто не предлагал руку и сердце. Непристойных предложений было сколько угодно, но… ты же меня знаешь!

— Потому и хочу взять тебя в жёны!

— Жена… — произнесла Даша, словно пробуя слово на вкус. — Же-на… Но сначала же я буду невестой, правильно?

— Правильно, — умилился «Штык» и быстренько чмокнул девушку в щёчку. Та не отстранилась, будучи занятой новыми, нахлынувшими вдруг переживаниями. — Поехали, — заторопился Антонов-Овсеенко, — я остановился в «Астории». Найдётся место и для тебя…

— Только чтоб не приставал!

— Не буду, — вздохнул Антонов-Овсеенко и крикнул: — Извозчик! — обернувшись к Даше, уточнил: — Ну, что, едем?

— Едем!

И они поехали.

По дороге настроение Даши неожиданно испортилось — девушка замкнулась, стала холодна и молчалива. Владимир попытался развеселить её, отпустил пару комплиментов, стал откровенно подлизываться, пока не разозлился сам. И тоже надулся.

Минувшие сомнения заново угнездились в его сознании, стали мучить раздором, ослабляя решимость. В самом деле, не глупец ли он? Жениться лишь для того, чтобы обладать девичьим телом! Полноте, что за вздор?! Да тут полгорода бабья, горячего, истосковавшегося по ласке, а миллионы мужиков гниют в окопах! Выбирай любую! Но нет, ему подавай именно эту… А если дети пойдут? Куда только денется изящная, немыслимо тонкая Дашина талия! Разнесёт Дарью Антонову, станет она переваливаться по-утиному, таская огромное пузо… А после — вопли чада по ночам, грязные пелёнки, тёплое молочко в бутылочках, подгорелая каша, скучная ругань из-за ничего… Семейное «счастье».

Даша неожиданно придвинулась к Владимиру, прижалась, положила голову ему на плечо. И ледышки в обозлённой душе «Штыка» растаяли. Он блаженно улыбнулся и обнял девушку за плечи.

— Старый ми-ир мы разруши-им до основа-анья, а-а зате-ем… — тихонько запела «товарищ Полынова».

— …Мы на-аш, мы новый мир постро-оим, — подхватил товарищ Антонов, — кто был ничем, тот станет все-ем!..