Владимир Пиштало - Никола Тесла. Портрет среди масок

• Название: Никола Тесла. Портрет среди масок
• Автор: Владимир Пиштало
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9985-1027-4

Никола Тесла. Самый загадочный ученый в истории науки. Ясновидец, опередивший свое время. Гениальный изобретатель, без работ которого современная электроэнергетика была бы попросту невозможна. Повелитель молний, жонглировавший в воздухе светящимися сгустками энергии — шаровыми молниями. О загадке гения — нашумевший роман «Никола Тесла. Портрет среди масок» современного сербского писателя Владимира Пиштало.

Владимир Пиштало (р. 1960) — популярный сербский писатель, автор многих романов и повестей, в том числе «Александриды» — сказочно-поэтической биографии Александра Македонского. В настоящее время преподает всемирную историю и историю США в университете Вустер, штат Массачусетс.

---

Кэтрин не принимала никаких ограничений в жизни. Ее не устраивала роль бабки. Говорят, женщины становятся настоящими бабками, когда их никто уже не желает и они стремятся получить немного нежности от существ, у которых нет выбора.

Она все еще чувствовала голод. Она чувствовала дрожь. Неудовлетворение.

Ей не было доступно купание в холодном огне. Она пила настойку опия.

И так…

Так…

Так… Шармантно… Улыбалась в пол.

— О мир! — бормотала она. — Тобой правят только мании. Только слабость понимает, только боль слышит, только нужда видит.

О мир!

110. Неужели мы жили одной и той же жизнью?

Боль, приходящая в старости, несравнима с болью души. Старухой с больным сердцем, с изборожденными морщинами щеками, возлежащей на трех подушках, она думала о своей жизни и не могла припомнить ничего хорошего.

В отличие от Роберта.

Когда они были молодыми, Кэт оберегала идеальную паутину, на которой роса выглядела как драгоценные камни:

— Смотри не стряхни! Смотри, как роса сверкает на солнце!

Тысячу раз он рассказывал, как на свадьбе букет, брошенный невестой, ухватил репортер.

Когда они впервые разделись, он поцеловал ее в левую грудь:

— А теперь — ее маленькую сестру, чтобы она не чувствовала себя одинокой.

Она нежно стонала.

Как некогда Сигети, ему нравилось, когда она ходила по комнате голой и в ее бедрах была видна сила, движущая звездами и планетами.

Она ласкала корень жизни меж его ног. Ее вздохи в кровати звучали в терцию с его вздохами.

Прижавшись губами к уху жены, Роберт наблюдал, как на Лексингтон-авеню зажигались фонари.

Когда она забеременела, он целовал ее в живот. Когда родилась Агнесс, Роберт вставал по ночам, подходил к колыбельке и слушал, дышит ли она.

— Ты помнишь? — спрашивал он ее.

Она больше ничего не помнила.

Роберт сравнивал ее воспоминания со своими и разводил руками:

— Неужели мы жили одной и той же жизнью?

111. Я не умела…

— Чем занимается Кэтрин? — спросил Тесла.

— Тешит свои настроения, — мрачно ответствовал Роберт. — Хотя и болеет.

— Что с ней?

— Что-то с грудью.

После возвращения из Рима скрывать было уже невозможно.

Раньше морщинки собирались у нее в уголках глаз. Настоящая старость пришла вместе с морщинами на щеках. Некогда прозрачные голубые глаза стали пятнами молока в чае. Да, они помутнели, и все вообще помутнело. В зеркало было больно смотреть. Но даже боль, приходящая в старости, была несравнима с…

Мне снилось, что я — слуга, а ты — служанка и что мы проводим ночь на кровати изо льда.

Осадок одной улыбки терзал ее внутренности. Она вспоминала октябрьский полдень более чем двадцатипятилетней давности, когда белки вздымали хвостики и волнистыми прыжками неслись сквозь трепещущую природу. Она и он шагали сквозь желтизну и багрянец бабьего лета. На водной глади дремали утки. Солнце купалось в уголках ее губ и глаз. Невидимое пламя Гераклита лизнуло мир.

Но дворец был изо льда. Статуи под сводами были изо льда. Изо льда была комната для новобрачных.

Ей снились водовороты и гейзеры. Ей снилось, что она целует единорога, который в Бразилии питается фруктами. Что скользит на лыжах по склону алмазной горы, что поит из наперстка кузнечиков и колибри… Ей снилась другая сторона мира, ненаселенная и ненаселимая. Ей снилось, что ее щекочут пианисты.

«Уверен, человеку должно принадлежать множество других жизней», — писал Артюр Рембо.

Но…

Вены выступили на ладонях, сложенных на груди. Кэтрин более не только не выходила в свет, но и старалась целыми днями не спускаться в гостиную.

Тот, кто всю жизнь согревал ее своим телом, теперь нервировал ее. Веки Роберта вздулись, глаза превратились в щелочки. Он теперь жевал не только губами, но и всеми морщинами лица. Стоило ему только приоткрыть рот, и она уже знала, что он намерен сказать. Он до отвращения походил на печального льва.

— Если я принесу золото, то она скажет, что оно слишком желтое, — жаловался он сыну Оуэну.

Боль являлась Кэтрин дуэтом, переходящим в хоры.

— Но ведь всякому нравится, когда ему хоть что-нибудь прощают, — мягко добавлял Роберт.

Ее пугал ужас вещей.

Звонил телефон. Она не снимала трубку. Она думала: «Меня не будет, а он будет звонить все так же».

Она старалась засыпать как можно позже: «А проснусь ли я утром?»

Балюстрады и люстры были изо льда.

«Разве только это?» — думала Кэтрин.

Французские столики и трехногие комодики были изо льда.

«Что мне сказать святому Петру?» — улыбалась Кэт призрачной улыбкой.

Ее кровать была изо льда. Ее волосы были полны ледяной пыли.

— Ах! — вздохнула она с облегчением. — Скажу, что все говорят. Я не умела жить иначе.

112. Дорогой Тесла

15 октября 1925 года

Миссис Джонсон в последнюю ночь своей жизни просила меня не прерывать отношений с тобой. Это не так просто сделать, однако, если это не получится, моей вины в том не будет.

Твой верный Лука.

113. Когда…

Он вспоминал ее, когда у пиджака отрывалась пуговица, когда у него рвался шнурок.

114. Письмо голубице

Мягкая! Милая! Моя!

О исполненная света и воркования! О грациозная неуловимость!! О белизна! Чистота! Сияние! Пернатая мечта без единого пятнышка. О ты, чьи крылья, дымчатые от скорости, взмахами своими очищают мир! О соучастие, в котором пульсирует кровь бытия! О печаль, выплаканная всем сердцем и прощенная! О милый уголок души моей! О душа!

Грациозная слабость, побеждающая силу!

О ты, что парила над водами прежде Создания! Ты, которую Ной после потопа выпустил из ковчега!

Я питаю тебя, питая себя и весь мир, суть которого есть ты. Когда твоя стая, словно конфетти, засеребрится над городом, я взмою с вами. Сразу узнаю тебя по красоте лета. По белизне.

Святая чистая душа, оставайся со мной.

Анима! Аминь!

Пока держу тебя на ладони, клюв твой целует уголок моего рта. Сияние исходит из твоих глаз и из центра мира. Сияние заливает мои ноги, поднимается выше коленей. Прилив внутреннего света охватывает мои бедра и поднимается все выше, достигая сердца и головы. Моих губ касается розовый клюв. Ослепленный белизной, потеряв зрение, повторяю последние Христовы слова, как о том рассказал Иоанн:

— Совершилось.

115. И тогда

Рулетка двадцатых остановилась на черном вторнике. Брокеры на бирже носились, подгоняемые секундомером. Брокеры объявляли о падении акций голосами утопленников. Толпа напирала на запертые двери банков. Над входом в биржу на Уолл-стрит вырезали слова Гоббса «Человек человеку волк».

Фермеры Запада жгли зерно. В Нью-Йорке люди падали в обморок от голода.

Невозможно!

Женщины, чтобы не попрошайничать, продавали «райские яблочки». На общественных кухнях ходячим раненым в шляпы наливали суп.

Невозможно!

За шесть ежедневных обедов голодающие тряслись в танцевальных марафонах.

Невозможно!

И тогда вдовец Джонсон вернулся из Парижа. Он вздохнул и пожаловался:

— Куда ни поеду — я там! — потом улыбнулся и похвастался: — Постоянные путешествия не позволяют превратиться в провинциала.

— Я так не думаю, — поправил его Тесла. — Я думаю, что провинциальность или столичность твоей души не определяется местом твоего проживания.

Чтобы удивить Теслу, Роберт привез ему текст сербского манифеста сюрреалистов «L'lmpossible».

— Невозможно! — расхохотался Тесла. — Это рефрен всей моей жизни. Это говорили о каждой моей идее, с тех пор как себя помню.

— Ты когда-нибудь видел чудо? — поинтересовался Джонсон.

— Когда-нибудь? Всегда! — огрызнулся Тесла.

В семидесятые годы в Граце женщины носили нечто вроде кружевных слюнявчиков. С течением времени и они превратились в чудо.

Джонсон рассказывал ему о том, как Андре Бретон прислушивается к «геомагнитному пульсу Земли», и о его любви к невозможному.

— Невозможно! — опять рассмеялся Тесла. — Рефрен моей жизни!.. С тех пор как себя помню.

Наутро он почесал под полуцилиндром.

— Все подорожало, — сказал он. — Стало невозможным.

— Что?

— Содержать лабораторию.

Гернсбек развел руками, выражая одновременно удивление и согласие. Он вместе с Теслой наблюдал за переездом.

Двадцать сундуков с перепиской, теоретическими трудами и макетами утонули в устрашающем складе отеля «Пенсильвания».

116. Виновник торжества