Коллектив авторов - Сборник Поход «Челюскина»

• Название: Сборник Поход «Челюскина»
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Издание: Поход «Челюскина». Том первый. — М.: изд. «Правды», 1934. — 472 [4] с. / Тираж 100.000 экземпляров. Набор начат 25 июля 1934 г. Выпущено в свет 31 августа 1934 г. // Цена 10 р.; Поход «Челюскина». Том второй. — М.: изд. «Правды», 1934. — 464 с.
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1934

Из предисловия: У нас мало, очень мало литературных документов о советских экспедициях. Настоящий двухтомник частично восполняет этот пробел. Но книга о «Походе Челюскина» еще тем отличается от обычных описаний путешествий и экспедиций, что она составлена коллективом непосредственных участников Великого северного похода. Очерки и статьи челюскинцев, многие из которых впервые взялись за литературный труд, их дневники и воспоминания, талантливые рисунки художника Решетникова, фотоснимки Новицкого и других участников экспедиции — вот что делает эту книгу редчайшим, волнующим историческим документом. 64 челюскинца писали двухтомник похода. Это доподлинно коллективный труд людей, создавших великую эпопею, большевистской организованностью и отвагой победивших причудливые капризы полярной пустыни. Как и книга летчиков-героев, двухтомник «Поход Челюскина» выпускается в невиданно короткий срок. Это стало возможным лишь в силу исключительного внимания нашего Центрального комитета и лично товарища Сталина.

---

14 февраля с утра в нашу палатку пришел О. Ю. Шмидт. Радиостанция еще не была окончательно налажена. В 4 часа 50 минут по местному времени была установлена связь с Уэлленом.

Поскольку радиостанция была одним из главных мест для связи и оперативных работ в лагере, Отто Юльевич большую часть своего времени проводил у нас. Здесь У него происходили деловые разговоры с капитаном и помощниками, сюда же он вызывал разных товарищей для бесед и инструктирования. Таким образом с первых же дней за радиорубкой по справедливости установилось название штаба лагеря Шмидта.

Шмидт поставил для себя маленькую одноместную горную палатку, которая была с ним еще на Памире во время его альпинистской экспедиции. В ней, неотепленной, он спал долгое время, пока не перешел к нам на постоянное жительство. В первую ночь с ним там был Бобров, но на следующий день он уже перешел к нам, так как в маленькой палатке Шмидта было очень тесно для двоих. [174]

Таким образом население нашей брезентовой хижины выросло и мое хозяйство увеличилось.

Через несколько дней «общее собрание жильцов» радиорубки решило произвести «капитальный» ремонт и перестроить все помещение, для того чтобы было удобнее и лучше жить: неизвестно ведь, сколько предстоит пробыть на льду.

Надо сказать, что наше жилище до этого момента имело весьма непривлекательный вид. Оно было слишком низким. Скаты потолка провисали, так что мы сидя упирались в них головой. Вместо дверей было входное отверстие, через которое приходилось почти что вползать внутрь. Когда печка сильно накалялась, становилось так жарко, что мы снимали с себя меховые рубашки и оставались в нательных фуфайках. При этом со стен падали на нас капли тающего снега и инея. Наоборот, как только печка остывала, становилось холодно, и «потолок» покрывался инеем. Всюду поддувало, несмотря на снежную завалинку.

Ночью мы не топили камелька, экономили топливо. А по утрам наша палатка изнутри представляла собою довольно своеобразное зрелище. Со скатов свисали длинные белые нити инея. На полу, поперек всей комнаты, головами к боковой стене лежали люди с заиндевелыми бородами. Подняться с места было не так просто: брезент «потолка» находился в нескольких сантиметрах от лица. От дыхания за ночь на нем вырастали целые пучки рыхлого инея. Стоило только прислониться головой к боковой стенке, и волосы примерзали к брезенту. Прибавьте к этому полумрак, утренний холод и тесноту — двинуться некуда.

Принялись за перестройку.

Палатку убрали. На ее место воздвигли с помощью наших плотников целый «сруб», сколоченный из досок, высотой в мой большой рост. На доски натянули брезент. Пол застелили толстыми люковинами, сверху еще покрыли фанерой, а потолочные скаты заделали также фанерными листами. Получился дом.

Печурку из центра перенесли в угол, к входной двери, чтобы она не мешала и более равномерно обогревала помещение.

Для Кренкеля соорудили высокий деревянный «стол», на котором были установлены все его приборы, а под ним — рабочие и запасные аккумуляторы.

Около боковой стенки мы разместили свои спальные места. Рядом с радиостолом спали Кренкель, я и Бобров, а у входной стороны — Сима Иванов. На день мешки и меховые малицы скатывались так, [175] чтобы они меньше занимали места и служили вместе с тем сиденьями. Кренкель достал себе ящичек, который заменил ему стул.

Равномерную температуру в палатке поддерживать было трудно — печка быстро остывала. В среднем температура в нашей комнате днем, когда камелек отапливался, была около 6–8° тепла; временами, когда камелек сильно накаливался, становилось очень жарко, так что мы открывали дверь наружу. Но это бывало редко — в сравнительно теплые дни. Утром, когда камелек еще не был зажжен, температура в среднем была около 13–15° холода при 20–25° мороза на открытом воздухе. Температура воздуха в палатке, естественно, колебалась от условий погоды. Наш организм привык к этим колебаниям, и мы не страдали от холода.

Отто Юльевич горячо приветствовал «капитальную» перестройку нашего общежития и особенно устройство у входной двери треугольного окна, которое было прорезано в брезенте и застеклено очищенными от эмульсии фотопластинками. Теперь можно было заниматься и при дневном свете.

Алексей Николаевич Бобров принимал самое деятельное участие в перестройке палатки. Он настаивал на том, чтобы сделать еще одно окно. По инициативе же Боброва была сделана прочная дверь с ручками особой конструкции — системы нашего механика-изобретателя Мартисова. Впрочем ручка на следующий же день сломалась и была заменена веревочкой. Дверь плотно закрывалась «гардиной» — одеялом, спасенным с «Челюскина».

Бобров окончательно перекочевал к нам и сделался нашим постоянным жильцом. Я продолжал исполнять свои обязанности старосты палатки и домашней хозяйки: готовил утром чай, правда с некоторым опозданием, так как любил поспать, приносил и подогревал обед, варил дневной и вечерний чай, приготовлял ужин и следил за топкой.

Но вскоре Сима Иванов начал конкурировать со мной в домашнем хозяйстве. Он быстро доказал свое превосходство в знании и умении вести это дело. Хозяйственные обязанности были разделены: Сима — утром, в самое неприятное для всех время, когда еще хочется спать и в палатке холодно, а я — днем и вечером. Иногда в хозяйстве с решительным видом участвовал и Бобров. После приготовленного им как-то утром какао, которое из-за горечи и пригара нельзя было пить, он потерпел неудачу на кулинарном поприще. Отто Юльевич со свойственной ему деликатностью все же выпил немного этой жареной жидкости. [177]

Отто Юльевич все еще жил в своей маленькой неотапливаемой палатке. Но он перешел к нам обедать и почти весь день, за исключением тех дней, когда ходил на аэродром, проводил у нас.

В свободное время Отто Юльевич по нашей просьбе вел с нами интересные собеседования на самые разнообразные темы.

Первая наша вечерняя беседа была посвящена рассказу Отто Юльевича о его Памирской экспедиции.

На другой день вечером очередь была за Бобровым. Он сделал нам очень интересное сообщение о своем пребывании в эмиграции — в Бельгии и Швейцарии.

В последующие дни Кренкель, Иванов и я также поделились своими впечатлениями о различных случаях из нашей жизни.

Так протекали первые вечера.

Отто Юльевич приходил к нам с раннего утра, часов в шесть, [178] а то еще раньше. Здесь он имел возможность сразу ответить или запросить Уэллен и мыс Северный о различных вопросах, связанных со спасательной операцией.

Бобров, непосредственный помощник Отто Юльевича в делах по лагерю, с раннего утра отдавал распоряжения нашему «начальнику штаба» — Толе Колесниченко о том, что сегодня делать бригадам: выдавливать ли лес, достраивать ли камбуз, итти ли на расчистку аэродрома. Словом, утром распределялась работа и устанавливался распорядок дня.

Приняв радио от Кренкеля и сводку о погоде от Комова, Отто Юльевич отправлялся в обход лагеря. В первую очередь он приходил в барак, где жила большая часть челюскинцев, в том числе женщины и дети. Потом посещал камбуз, иногда забирался на вышку вместе с капитаном, проходил на майну, где погиб «Челюскин» и где вылавливался лес, всплывший и вмерзший в лед.

В иные дни Отто Юльевич с утра отправлялся на аэродром, где происходила расчистка посадочной площадки. В походах на аэробазу, которая отстояла в нескольких километрах от лагеря, Шмидт и Бобров чередовались.

Радиостанция работала полным ходом. Как-то утром Уэллен сообщил: «Самолет Ляпидевского готовится к вылету, слушайте через 20 минут». Это было 5 марта. Отто Юльевич отдал распоряжение Боброву приготовить все для отправки на аэродром наших женщин и детей и на нартах доставить туда их вещи. Как только было получено сообщение, что «АНТ-4» вылетел к нам, большая партия мужчин, эскортируя женщин, вышла на аэродром. Не прошло и часа после их ухода из лагеря, как мы, оставшиеся, увидели самолет Ляпидевского, идущий на посадку.

Я моментально сообщил об этом Эрнесту, сидевшему на своем посту в наушниках. Он немедленно передал в Уэллен, что самолет прилетел.

Женщин вывезли из лагеря как раз во-время, так как в ночь с пятого на шестое произошел разрыв барака на две части.

Отто Юльевич на другой день после этого происшествия поддался наконец нашим уговорам и перешел к нам в радиорубку на постоянное жительство. Тут у нас возникла дискуссия, как распределить между собой спальные места. Кренкеля конечно надо было оставить на его прежнем месте — у стола с приборами, чтобы ему было удобнее утром сразу начинать работу и чтобы ему никто не мешал. Свое место рядом с Кренкелем я предложил Отто Юльевичу. [179]

Отто Юльевич не захотел нарушать нашего порядка и пытался отстоять для себя самое неудобное место: в ногах, на маленьком участке палатки от стола Кренкеля до печки. При его большом росте он бы никак не мог здесь спать, разве только свернувшись калачиком. Мы этого конечно не могли допустить.