Коллектив авторов - Сборник Поход «Челюскина»

• Название: Сборник Поход «Челюскина»
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Издание: Поход «Челюскина». Том первый. — М.: изд. «Правды», 1934. — 472 [4] с. / Тираж 100.000 экземпляров. Набор начат 25 июля 1934 г. Выпущено в свет 31 августа 1934 г. // Цена 10 р.; Поход «Челюскина». Том второй. — М.: изд. «Правды», 1934. — 464 с.
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1934

Из предисловия: У нас мало, очень мало литературных документов о советских экспедициях. Настоящий двухтомник частично восполняет этот пробел. Но книга о «Походе Челюскина» еще тем отличается от обычных описаний путешествий и экспедиций, что она составлена коллективом непосредственных участников Великого северного похода. Очерки и статьи челюскинцев, многие из которых впервые взялись за литературный труд, их дневники и воспоминания, талантливые рисунки художника Решетникова, фотоснимки Новицкого и других участников экспедиции — вот что делает эту книгу редчайшим, волнующим историческим документом. 64 челюскинца писали двухтомник похода. Это доподлинно коллективный труд людей, создавших великую эпопею, большевистской организованностью и отвагой победивших причудливые капризы полярной пустыни. Как и книга летчиков-героев, двухтомник «Поход Челюскина» выпускается в невиданно короткий срок. Это стало возможным лишь в силу исключительного внимания нашего Центрального комитета и лично товарища Сталина.

---

Бобров — человек, склонный к сложным психологическим действиям. Разгуливая вокруг палатки, он обдумал целый план, как склонить Шмидта выполнить предписание правительства.

План Бобров составил в двух вариантах. Вариант первый составлен был на основе предположения, что у больного Шмидта окажется «хорошее настроение». Если это «хорошее» настроение будет фактом, он, Бобров, начнет свою атаку с доклада о ходе вывозки челюскинцев со льдины. Он доложит своему вчерашнему начальнику:

«Тов. Шмидт, вывозка идет очень успешно: вчера вывезено 22, сегодня 32. Совершенно очевидно, что завтра, разумеется при наличии летной погоды, будут вывезены остальные — до последнего человека… Поэтому он, Бобров, сегодня начал вывозку больных. Первым он вывез Белопольского, а вторым будет он, начальник экспедиции, Отто Юльевич Шмидт…»

На случай «плохого» настроения Бобров решил не форсировать вывоз Шмидта. Лучше в этом случае отложить вывоз до завтра, а за это время исподволь подготовить Шмидта.

Но Бобров большевик, старый большевик, с 1904 года. Вся его психика была подготовлена к тому, чтобы воплощались в жизнь, — пусть это будет жизнь на льду Чукотского моря, — только наиболее верные, только наиболее эффективные (в данных обстоятельствах) решения. Где-то в глубине своего существа Бобров был уверен, что он сегодня вывезет Шмидта со льдины.

И поэтому, прекратив хождение вокруг палатки, где лежал Шмидт, Бобров присел на льдину, вынул блокнот и — на морозе — написал проекты двух телеграмм.

Телеграмма первая:

«Ванкарем. Ушакову. Распоряжение правительства принято к исполнению. Шмидт со следующим самолетом в сопровождении врача Никитина направляется к вам. Бобров».

Вторая Куйбышеву:

«Ваше распоряжение принято к исполнению. Шмидт направляется в Ванкарем в сопровождении врача Никитина. Бобров».

Вооруженный проектами этих двух телеграмм и радиожурналом, Бобров направился к палатке, где лежал Шмидт. Кренкель как вторая тень в этот солнечный яркий день следовал за Бобровым. У двери собственной палатки Кренкель остановился. Шмидт и Бобров [363] свой разговор относительно полученных правительственных телеграмм должны вести в совершенной тайне.

Поэтому, когда Бобров вошел в палатку Шмидта, Кренкель встал у двери сторожем.

Бобров вошел в радиопалатку и небрежно швырнул радиожурнал на полагающееся ему место — у радиоаппарата. Бобров хотел показать, что его приход ничем не связан с радиожурналом.

Шмидт при звуке открываемой двери увидел нового человека и приветствовал его своей обычной мягкой улыбкой.

В палатке произошел примерно такой разговор:

— Как вы, ничего? — сурово спросил Бобров. От волнения он набрал воздуха в полную грудь и выпрямился во весь свой немалый рост над лежащим у его ног Шмидтом.

— Благодарю. Ничего.

— Знаете, самолеты работают хорошо. Вывозка идет успешно. Вчера вывезли 22, сегодня 32.

Шмидт слабо кивал головою.

— Остается на льдине 31. Шмидт опять кивнул.

— Самолеты работают хорошо. Сегодня я отправил литерных.

— Что значит «литерных»? — заинтересовался Шмидт.

— «Литерные» — это больные. Сегодня отправил «литерного» Белопольского… Самолеты работают хорошо — отправил «литерного» вне очереди.

Шмидт опять слабо кивнул.

— На льдине остались одни здоровые и только один «литерный». Это — вы. Сейчас очередь за вами как за «литерным».

— За мной? — Шмидт даже приподнял голову с мехов.

— Ну да, за вами, — неверным, но строгим голосом подтвердил Бобров.

— То есть как за мною?!

— То есть так — за вами! — отчаянно, очень сурово подтвердил Бобров.

Он во все глаза смотрел в зрачки Отто Юльевича. Момент, по мнению Боброва, был решающий.

Отто Юльевич опустил голову на меха.

— Нет уж, извините. Забыли условие: я — последний, вы — предпоследний. [364]

— Обстоятельства меняются. Мы же диалектики. Я здоров, а вы больны. Очередь может быть переставлена.

Шмидт мягко улыбнулся.

— Нет, Алексей Николаевич, этого нельзя. Я — последний со льдины.

Алексей Николаевич начал сердиться. Но, как он рассказывает, он сдержался и затем употребил все свое красноречие:

— Отто Юльевич! Поймите!… Ведь в случае сжатия мы, здоровые, будем стеснены вашим присутствием. Поймите, палатки могут быть разрушены! Вас же придется держать на морозе! А вы на морозе «загнетесь»! А если вы «загнетесь» — это мировой скандал! Нам скажут: вы не сумели сохранить начальника экспедиции, когда это можно было сделать!… Поймите, Отто Юльевич!

Отто Юльевич задумался.

— Нет, нельзя. Все же я начальник.

Он сказал это нарочито твердо, как всегда говорит больной, когда изъявляет свою волю.

Бобров замолчал. Но через полминуты он новел атаку с другого фронта.

— Какой же вы начальник, когда лежите больной? Вы — не начальник, вы — бесполезный человек в лагере!

Никогда в течение всей своей жизни Отто Юльевич не считал себя бесполезным человеком. — Что?! В чем дело?!

— Хватит! — отчаянно сказал Бобров. — Поначальствовали! Объявляю себя начальником экспедиции.

Шмидт изумился.

— Ну-ну-ну! — сказал он.

— Чего «ну-ну-ну»? — сердито спросил Бобров. — Вы пойдете у меня «литером» № 2. Самолеты работают хорошо. Вам подадут утепленную машину.

— Позвольте, позвольте, меня же никто не сменял!

— Не сменял?! — выкрикнул Бобров. — Ну что с вами говорить? Нате, читайте!

И он, схватив со «стола» радиожурнал, подал его Шмидту.

Шмидт внимательно, одну за другою, прочел радиограммы. Их было пять.

Шмидт закрыл глаза, прилег головой на подушку и через полминуты открыл глаза, устремив их на Боброва:

— Что прикажете, товарищ начальник? [365]

Бобров бросился на пол к Шмидту. Расцеловались.

— Сейчас же одевайтесь! — приказал Бобров.

— Как сейчас же? — удивился Шмидт.

— Ну да, сейчас. Из Ванкарема высылают утепленный самолет специально для вас.

Шмидт протестовал против чересчур спешной отправки его из лагеря, но скоро должен был согласиться с Бобровым.

Согласившись, он тут же передал власть новому начальнику экспедиции путем передачи ему последних распоряжений.

Бобров позвал Кренкеля, который все еще стоял сторожем у двери. Весть об отлете Шмидта тотчас распространилась по лагерю.

Вошли Копусов, доктор, радист Иванов, кое-кто из машинной команды. Началось одевание больного. Никто не мог освободиться от чувства подавленности.

Внезапно рассмешил всех доктор Никитин. Он обратился к Боброву с неожиданной просьбой:

— Алексей Николаевич, нельзя ли мне новый полушубок получить? Мой очень грязный. Неудобно показаться.

Речь зашла о том, кто будет сопровождать Отто Юльевича на Аляску. Кроме доктора наметили Кренкеля как знающего английский язык.

— Кренкеля было бы очень хорошо, — сказал Отто Юльевич, — но я считаю невозможным взять с собою человека, который работает в лагере по связи.

Внезапно с улыбкой он обратился к самому Кренкелю:

— Ну как, Эрнест Теодорович, согласны меня сопровождать?

Вопрос застал Кренкеля врасплох. Больше всего на свете ему не хотелось расставаться с Отто Юльевичем, но в то же время он сознавал, что не имеет права покидать лагерь. Его отсутствие может принести остающимся непоправимый ущерб. Ведь до сих пор именно на нем держалась радиосвязь с внешним миром.

Кренкель рассказывал мне: «Я думал, думал, как ответить на его вопрос, так ничего и не придумал».

— Как прикажете, Отто Юльевич, — брякнул он.

Нарты уже стояли у палатки. Одетого Отто Юльевича «всунули» в спальный мешок, удобно уложили в нарты, у головы соорудили высокую, мягкую подушку из мехов. Отто Юльевич пытался шутить, но шутки его уходили в пустоту.

Нарты тронулись. Кроме Боброва и Копусова нарты сопровождали Володя Задоров — секретарь парторганизации, Решетников — [366] художник, Ваня Румянцев — предсудкома, Толя Загорский — боцман — все, как на подбор, в черных кожаных куртках.

Нарты шли довольно быстро, сопровождающим пришлось бежать за ними вприпрыжку. Необходимо было поддерживать голову, закрывать лицо, которое Отто Юльевич все время раскрывал. Он хотел видеть в последний раз лагерь и отчаянно ругался, когда ему снова и снова закрывали лицо.

На аэродроме перед посадкой на самолет он снова расцеловался с Бобровым.

Самолета ждать почти не пришлось. Пилотом, которому выпала честь вывезти Шмидта со льдов, был славный Молоков.

На следующий день Бобров послал телеграмму Куйбышеву:

«Москва. Куйбышеву. Копия Иоффе, Роста, Правда, Известия.

Благодаря отлично поставленной работе правительственной комиссии по спасению челюскинце» и благодаря блестящей работе советских самолетов и летчиков распоряжение правительства о немедленном вывозе заболевшего Шмидта выполнено через 10 часов после отправки распоряжения из Москвы. Наличие самолетов и взятые ими темпы гарантируют окончание операций, в случае летной погоды, сегодня 12 апреля.