Коллектив авторов - Сборник Поход «Челюскина»

• Название: Сборник Поход «Челюскина»
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Издание: Поход «Челюскина». Том первый. — М.: изд. «Правды», 1934. — 472 [4] с. / Тираж 100.000 экземпляров. Набор начат 25 июля 1934 г. Выпущено в свет 31 августа 1934 г. // Цена 10 р.; Поход «Челюскина». Том второй. — М.: изд. «Правды», 1934. — 464 с.
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1934

Из предисловия: У нас мало, очень мало литературных документов о советских экспедициях. Настоящий двухтомник частично восполняет этот пробел. Но книга о «Походе Челюскина» еще тем отличается от обычных описаний путешествий и экспедиций, что она составлена коллективом непосредственных участников Великого северного похода. Очерки и статьи челюскинцев, многие из которых впервые взялись за литературный труд, их дневники и воспоминания, талантливые рисунки художника Решетникова, фотоснимки Новицкого и других участников экспедиции — вот что делает эту книгу редчайшим, волнующим историческим документом. 64 челюскинца писали двухтомник похода. Это доподлинно коллективный труд людей, создавших великую эпопею, большевистской организованностью и отвагой победивших причудливые капризы полярной пустыни. Как и книга летчиков-героев, двухтомник «Поход Челюскина» выпускается в невиданно короткий срок. Это стало возможным лишь в силу исключительного внимания нашего Центрального комитета и лично товарища Сталина.

---

Кожин Константин Федорович — кочегар второго класса. Родился в 1910 году в городе Гусе-Хрустальном в семье рабочего. В 1926 году окончил курсы шоферов. С 1926 по 1931 год работал на заводах слесарем. Направлялся для зимовки на о. Врангеля. Член ВЛКСМ. [471]

Агапитов Василий Михайлович — пекарь. Родился в 1905 году в Онеге в семье рабочего. С 1927 года плавал кочегаром на судах военного флота. На «Челюскине» не было свободных вакансий кочегара, поэтому работал пекарем.

Горская Александра Александровна. Работала на «Челюскине» уборщицей. Родилась в 1906 году на станции Обухово, Ленинградской области, в семье рабочего. Горская имеет одиннадцатилетний производственный стаж.

Буркова Елена Николаевна. На «Челюскине» работала уборщицей. Родилась в 1903 году в Архангельске. Родители — рабочие. С 1930 года плавает буфетчицей на судах торгового флота. В арктическом плавании впервые.

Милославская Татьяна Алексеевна. На «Челюскине» работала уборщицей. Родилась в 1897 году в деревне Хар, бывшей Тверской губернии, в крестьянской семье. До экспедиции занималась домашним хозяйством. Впервые участвовала в дальнем плавании.

Рудас Анна Ивановна — буфетчица. Родилась в 1910 году в Никольске, Днепропетровской области. С 1926 года плавала в качестве уборщицы и буфетчицы на судах Совторгфлота. В 1930 году участвовала в экспедиции по спасению парохода «Ильич». Кандидат ВКП(б).

Лепихин Василий Савельевич. Родился в 1905 году в Ижевске в семье рабочего. С 1930 года плавает на судах торгового флота. В 1932 году плавал на ледоколе «Малыгин» на Шпицберген. На «Челюскине» работал буфетчиком. [472]

Алла Буйко. Родилась в августе 1932 года в Ленинграде. Направлялась с родителями на зимовку, на остров Врангеля. На судне стала ходить и начала говорить.

Карина Васильева. Родилась в августе 1933 года на пароходе «Челюскин», Имя получила в память о месте рождения — Карском море.

В поход на «Челюскине» отправилось 112 человек. В Карском море родилась Карина Васильева. 3 октября 1933 года, во время стоянки «Челюскина» у о. Колючина, часть состава экспедиции в числе 8 человек ушла на 4 нартах с корабля на берег. 10 октября 1933 года ушедшие были в Уэллене. Ушли следующие товарищи: Л. Жуханов (секретарь экспедиции), И. Сельвинский (поэт, корреспондент), М. Трояновский (кинооператор), Простяков (синоптик), Стромилов (радист), Кольнер (инженер-электрик), Мироненко (врач «Челюскина»), Данилкин (кочегар).

На корабле к моменту катастрофы находилось 105 человек.

Том второй Ледяной лагерь

Радист Э. Кренкель. Первая радиограмма

Сумерки упали на ледяные поля. Пурга.

Начальник объявляет перекличку. Все налицо, за исключением Могилевича, погибшего вместе с «Челюскиным». Дико, чуждо и неуютно нам, потерявшим свой «кров и дом».

Мы на льду. Но хныкать и философствовать, созерцая воронки, крутящиеся там, где недавно стоял «Челюскин», не приходится. Для всех имеется дело.

Вспотевшие, мокрые от неистовой работы, люди снова набрасываются на то, что осталось от «Челюскина». Люди не чувствуют ни тридцатиградусного мороза, ни семибалльного ветра. На льду вырастают бастионы из ящиков, бочек, материалов. Начинают сооружать палатки. Мне же предстоит срочно добиться связи с материком.

На три топора огромный спрос, но для радио получаю топор вне всякой очереди.

Радиобригада занята установкой мачт. Уже совсем темно. Нужные вещи раскиданы по льду. Где колышки? Помощников много, но [4] дело двигается медленно. Колья пробивают снег, но дойдя до льда, не хотят держаться.

Мачта была очень жиденькая и изгибалась, как удочка. Бегающие в сумерках и в пурге, отворачивающие лица от ветра люди налетали на мои оттяжки, выдергивали колышки; с таким трудом установленная мачта грозила упасть. Ясно, что тут происходили весьма короткие, но зато очень красочные диалоги. В конце концов, кое-как укрепив оттяжки за колышки и патронные ящики, удалось установить мачту.

Еще не было ни одной палатки, не считая той, в которой находились женщины.

Где теперь приютиться аппаратуре и нам самим? Ветер хлопает по полотнищам, треплет, рвет их из рук. Людей не узнать: все в долгополых смешных малицах, все похожи друг на друга. Наконец вырастает палатка около мачты. Договариваюсь с хозяевами, начинаю вносить туда свою аппаратуру: аккумуляторы, передатчики, всякую мелочь. В углу на коленях приступаю к сборке радио. Освещение небогатое — фонарь с разбитым стеклом. Наш общий любимец — художник Федя Решетников следит за моими руками и светит мне фонарем. Приходится работать без рукавиц. Плоскогубцы, нож, провода обжигают руки. Изредка грею одеревеневшие пальцы в рукавах, но, к сожалению, тепла там мало. Начинает не то подсыхать, не то подмерзать мокрое от пота белье, затекают колени.

Нельзя даже протянуть ноги, так как палатка до-отказа набита людьми.

Приемник наконец включен. Снимаю шапку, надеваю трубки жжет морозом уши. Но трубки быстро нагреваются.

Ввожу реостат и по легкому звону ламп слышу: работает. Прекрасно! Вот и знакомый щелчок генерации. Начинаю вертеть ручкой. Ага! Работает какой-то телефон. И вот ирония судьбы: 104 человека находятся на льдине в мороз, в пургу, ночью, никто во всем мире пока еще не знает об их судьбе, а первое, что слышит лагерь Шмидта, — это веселый американский фокстрот!

Продолжаю вертеть ручку приемника. Слышу, как Уэллен спрашивает у мыса Северного:

«Не обнаружил ли ты сигналов «Челюскина»? Между собой они распределяют ночное время для того, чтобы вести непрерывное наблюдение за эфиром. Пускаю передатчик и начинаю звать береговые станции. Передатчик работает исправно, [5] лампы горят хорошо, как будто все в порядке. Зову в продолжение нескольких часов, но мне не отвечают. Оказывается, впопыхах и в темноте на морозе была сделана чересчур короткая антенна. Получается такая волна, которую береговые станции наверняка не слушают.

В Уэллене радистка — молоденькая комсомолка Люда Шрадер, Людочка, как зовут ее у нас. Сколько она уже сделала для нас, а сколько еще сделает?!

Людочка говорит Северному: «Готовим спасательную экспедицию на собаках».

Я включаю передатчик, зову обоих… Ответа нет. Опять слушаю…

Иду к Шмидту. Путь нелегок. Наступая на чьи-то ноги, опираясь на чьи-то головы, добираюсь до выхода и ныряю прямо в сугроб… Темнота, пурга, ветер. Спотыкаясь на незнакомой еще тропе, иду к малюсенькой палатке Шмидта. Палатку занимают двое: Шмидт и Бобров.

Кое-как влезаю в палатку, сажусь на ноги Отто Юльевича, докладываю о слышанном. Не дожидаясь вопроса, говорю, что мы зовем материк, все в исправности, но пока нам не отвечают. Возвращаюсь [6] в радиопалатку, опять слушаю… опять зову… Нас не слышат. Беру волномер, измеряю волну. Да, шансов мало. Наша волна 300 метров, вряд ли ее слушают. Надо удлинить антенну, но в темноте, в пургу это невозможно. Придется ждать до рассвета.

Отто Юльевич разрешает ждать до утра. Еще слушаю, снова зову, и все без результата. Ложусь спать: голова на коленях Стаханова, ноги на животе Иванова. Полы палатки хлопают от ветра, фонарь коптит. Можно подумать, что все спят, но изредка то тот, то другой молча закуривает… Не спится. Холодно.

Чуть начинает рассветать, поднимаю радиобригаду. Удлиняю антенну… Теперь наша волна 450 метров, нас должны услышать.

Слушаю, зову. Слышна работа Уэллена, мыса Северного. Проходит час за часом, аппаратура вся в исправности. Изредка докладываю Отто Юльевичу о слышанном.

Отто Юльевич отзывает меня в сторону.

Тихим голосом, чтобы не слышали окружающие, спрашивает:

— Свяжемся ли с берегом? — смотрит испытующим, тревожным взглядом.

Отвечаю:

— Свяжемся. Станции предупреждены, слушают нас. У нас очень маленькая мощность. Должны нащупать волну.

Продолжаются слушание, вызовы… Проходит полдня. Сажаю за приемник Иванова, сам устраиваюсь у камелька. Ноги в тепле, но голова и спина мерзнут. Начинает клонить ко сну. Иванов однообразно стучит ключом. Кругом тихо, все работают на месте аварии. Вдруг слышу:

— Уэллен отвечает!…

Сон как рукой сняло. Ничего не спрашиваю, кубарем выкатываюсь ИЗ палатки, кричу:

— Где Шмидт?: Люди угадывают необычное. Впереди меня к месту аварии, где все работают, катится весть:

— Отто Юльевич, радио…

Шмидт обернулся. Увидел меня, машущего руками, и вот небывалое зрелище: впервые в жизни я увидел, как Шмидт бежит. Пробежал мимо меня, я за ним; запыхавшись, на четвереньках влезаем в радиопалатку. Даю Шмидту журнал. Он и тут остается верен себе. Первые его слова: