Дональд Уэстлейк - Восковое яблоко

• Название: Восковое яблоко
• Автор: Дональд Уэстлейк
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Детектив
• Год: 1998
• ISBN: 5-227-00117-0

В романах, написанных Д.Уэстлейком под псевдонимом Такер Коу, действует один и тот же герой — бывший сотрудник нью-йоркской полиции Митч Тобин, уволенный за то, что предавался амурным утехам в то время, как его напарник погибал в перестрелке с преступниками. Тяжело пережив последствия своего трагического легкомыслия, он берется частным порядком расследовать преступления, в которых замешаны люди с изломанной судьбой, а подчас и больной психикой.

---

Мне не хотелось лгать. Моя выучка, прошлое и склонности характера — все восставало против этого. К тому же я слишком долго служил в полиции, чтобы чувствовать себя уютно, выступая против полицейского. Поэтому мне все время приходилось напоминать себе, что это за человек и каков будет результат, если я расскажу ему правду.

Когда я закончил, он посидел несколько секунд, молча меня изучая, а потом произнес:

— Все это я проверю, как вы понимаете.

— Разумеется.

— Расскажете мне сами, за что вас выгнали, или предпочитаете, чтобы я получил информацию из Нью-Йорка?

— Предпочитаю последнее.

Он скупо улыбнулся, словно оба мы были падшими ангелами, и сказал:

— Тяжелый случай, да? Перевернул всю вашу жизнь?

— Да.

— Думали, это вам поможет? — Он кивнул головой на стену, подразумевая не просто комнату, в которой мы находились, а все здание. — Запретесь здесь с кучей чокнутых и это снова поставит вас на ноги?

— Они не чокнутые.

— Слушайте больше вашего доктора Камерона. Они с приветом, это уж точно. — Он кивнул, словно соглашаясь сам с собой. — А что у вас с рукой?

— Я упал с лестницы в первый же день, как приехал в «Мидуэй».

— Упали или вас столкнули?

— Упал. Насколько мне известно, я был один.

— Знаете, мы тут имеем дело с убийством, — заявил он. — Доски на площадке пожарной лестницы были подпилены.

— Я предполагал, что может обнаружиться что-нибудь в этом роде.

— Здесь произошло много несчастных случаев. Двое ненормальных сейчас лежат в больнице.

— Знаю. Одна из них разбилась только вчера.

— Разбила голову. — Он захихикал. — Думаете, это причинит ей какие-то неудобства? Удар по голове. — Он откинулся в кресле и спросил: — Тобин, вы ведь были полицейским в большом городе. Как это может быть, что вы ничего не соображаете?

Я не понял, что он имеет в виду, и это парализовало меня. Я был уязвим сразу с нескольких сторон, и просто не знал, какой ответ безопасен, поэтому все, что я мог сделать, — это посмотреть на него удивленными глазами и сказать:

— Не соображаю? Я? Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Я имею в виду то, что здесь произошло. Все эти несчастные случаи. Один из них произошел с вами. Вы, бывший полицейский, работавший в Нью-Йорке, — вы должны быть сообразительным, гораздо сообразительнее нас, деревенских полицейских, но вам, Тобин, даже не пришло в голову, что эти несчастные случаи, возможно, вовсе и не случайны. Так ведь, Тобин?

— С тех пор как я сюда приехал, было всего два таких случая. Я и эта девушка, Прендергаст. Если бы я присутствовал при всех этих случаях, то, может быть, я бы и призадумался. Вероятно, да. Но меня тут не было. К тому же, как можно было подстроить то, что произошло со мной? Я упал с лестницы, когда рядом никого не было. Все ступеньки целы, ничего подобного сегодняшнему случаю не было. С чего я могу предполагать, что это было кем-то подстроено?

Он нахмурился:

— В вас есть что-то подозрительное, Тобин. Я все о вас выясню, можете быть уверены.

— Не сомневаюсь.

До этого он сидел, откинувшись на спинку стула, а теперь наклонился вперед, поставил локти на стол и уставился на меня с хмурым видом, видимо думая о чем-то своем. Это продолжалось минуты две, его лицо сморщилось, как от боли, словно то, о чем он размышлял, было трудным и запутанным. Я не сразу смог понять, в чем дело.

Потом до меня дошло. Он больше не хотел давить на меня своим авторитетом, теперь ему нужна была моя помощь. Он собирался перейти от ситуации «разговор копа со свидетелем» к «дружескому разговору двух копов», но он не мог взять в толк, как это сделать.

Может, я и не стал бы помогать ему, но я предпочитаю мирную жизнь бессмысленным победам, поэтому, поняв, в чем его затруднение, сказал:

— Капитан Йонкер, у меня здесь нет никакого официального статуса, и мне бы не хотелось, чтобы вы думали, будто я сую свой нос в ваши дела, но если вы пожелаете, чтобы я что-нибудь для вас сделал, если я могу быть вам полезен, то буду рад помочь, чем смогу.

На мгновение в его взгляде промелькнуло облегчение, но он поспешил замаскировать его рассудительным замечанием:

— Вообще-то говоря, вы могли бы помочь. Сколько времени вы здесь?

— Два дня, с понедельника.

— Тогда у вас была возможность познакомиться с некоторыми из этих людей. Я здесь в невыгодном положении, так как я не психиатр, не знаю даже азов обращения с чокнутыми и, говоря по правде, не доверяю ни одному из этих так называемых врачей. По-моему, они оба попытались бы покрыть виновного, если бы смогли. Все эти психиатрические штучки. Это то, что мы постоянно получаем от социальных работников. Им плевать на закон: все, что их волнует, — это то, что какой-нибудь бродяга «поставлен в невыгодное положение». Если какой-то бродяга схватил вас за горло в темной аллее, то кто из вас двоих поставлен в невыгодное положение? Вы понимаете, о чем я говорю, Тобин, у вас в Нью-Йорке творится то же самое, только в сто раз хуже.

— Я понимаю, о чем вы говорите, — подтвердил я. Но я понимал и то, что проблемы, о которых он говорит, в тысячу раз сложнее того, в чем способен разобраться он или его воображаемый оппонент из числа работников социальной сферы. Я понимал, что они похожи на слепых, которые пытаются описать слона: каждый описывает ту часть, которую он потрогал, пребывая в абсолютной уверенности, что описание другого — полная чушь. Я знал также и то, что я сам — еще один слепой со своим собственным представлением о слоне, и не более того. Но я сообразил, что капитан Йонкер предпочитает монолог дискуссии, поэтому просто подтвердил, что понимаю, о чем он говорит, и этим ограничился.

— По-моему, — продолжал он, — преступником является кто-то из этих пирожков с начинкой. Вроде тех двоих, которые пытались убить друг друга в столовой. Здесь все время происходят такие вещи?

— Это первый случай. Думаю, убийство всем подействовало на нервы.

— Если они начали убивать друг друга, кто знает, чего от них ждать дальше?

— Вообще-то те парни совсем не пытались причинить друг другу вред. Они просто мерились силой. Все повреждения им нанесли ваши люди.

Он немного ощетинился, и наша беседа утратила оттенок «дружеского разговора двух копов» и качнулась в сторону «разговора копа со свидетелем».

— Вы заявляете это чертовски уверенно.

— А я и на самом деле уверен в этом. Я сидел за соседним столом.

— Даже если бы я сидел верхом на одном из этих парней, я не мог бы поклясться, кто и что кому сделал. Мне бы не хотелось идти в суд и приносить присягу по этому делу — в этом я совершенно уверен.

— Едва ли этот случай когда-либо будет рассматриваться в суде. А вы как считаете?

Йонкер посмотрел на меня. Он и в самом деле не был во мне уверен, а то, в чем он не был уверен, ему не нравилось изначально, но пока он не выяснил наверняка, был ли я союзником или врагом, свою неприязнь он держал при себе.

— Нет, не думаю, — сказал он наконец. — Мы заберем этих двоих в участок, чтобы немного охладить их пыл. Полагаю, к завтрашнему дню у них будет только одно желание: выбраться оттуда.

— Вероятно, вы правы, — ответил я. Дверь за моей спиной открылась.

Я обернулся — там стоял рыжий полицейский, который так нервничал, охраняя дверь столовой. Он позвал хриплым шепотом:

— Капитан? Можно вас на минутку?

Йонкер хмуро посмотрел на него:

— Это так важно?

— Да, сэр.

Полицейский был встревожен.

Йонкер раздраженно вздохнул и с усилием поднялся на ноги.

— Подождите минуту, Тобин, — сказал он мне, промаршировал через комнату и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Пользуясь паузой, я поспешно перебирал в уме все аргументы, которые мог привести в свою защиту. Похоже, он принял мою историю за чистую монету, но полностью за это я бы не поручился. Если я смогу сдержаться и вести себя достаточно тихо, у меня есть хороший шанс заставить Йонкера думать, что я в его команде, а это при данных обстоятельствах наиболее безопасно. Заговорив об О'Харе и Мерривейле, я сделал не правильный ход, но я надеялся, что смог его компенсировать, и возвращаться к этому я больше не буду.

О чем Йонкер будет со мной говорить дальше? Судя по тому, в каком направлении он вел разговор, он хочет услышать мои предположения относительно того, кто может быть убийцей. Я решил, что не буду упоминать свой список подозреваемых, в основном потому, что тогда обнаружилось бы, что я знал о подстроенных несчастных случаях, которые произошли до убийства, но еще и потому, что Йонкер мне очень не нравился, и у меня не было никакого желания делать за него его работу.

И все-таки что я скажу ему, когда он попросит меня коротко изложить мои наблюдения над некоторыми постояльцами «Мидуэя», — а он наверняка попросит об этом, когда вернется? Наверное, отредактированную версию правды, оставляя в стороне то, что могло бы ему напомнить о социальных работниках, и то, что настроило бы его против кого-либо из постояльцев, которых я считал невиновными.