Василий Ленский - Звезды Тянь-Шань

• Название: Звезды Тянь-Шань
• Автор: Василий Ленский
• Жанр: Эзотерика

Рассказ очевидца и участника чудес, феноменальных возможностей в закрытых монастырях и тайных местах Алтая, Тянь-Шаня, Тибета…

Книга не только читается легко, в ней описываются методы, тренировки которым автор обучал сотрудников кафедры космонавтики Академии ВВС им. Ю.Гагарина, узкие элитные круги, а сейчас всех желающих в семи странах мира и регионах России.

Международная Ассоциация Ученых и Интеллигенции «Созидание»

---

Скользит змея правил по лицу Земли и остановить ее ты способен своей Сущностью…

За деревьями раздался топот лошади. Крепкий и спокойный мужчина сидел на ней. Он подъехал и легко спрыгнул на землю.

— Познакомься, — сказал мне аксакал. — Это Батыр.

* * *

Эдик с Абдыбаем загорали на солнышке и о чем-то тихо переговаривались.

Мы подъехали к ним. Спешились. Батыр подошел к ним и протянул твердую и дружественную руку. Вряд ли Эдик с Абдыбаем догадались, что это и есть тот самый Батыр. Вряд ли они догадались, что женой аксакала стала Айше. Полный жизненной мудрости, он после долгих странствий остался в ауле. Батыр оставил Айшу и время решило по своему. Аксакала звали Наурыз, что в переводе означает весеннее время. Он действительно нес жизнь. У них с Айше выросло двое детей.

Батыр вернулся недавно. Он не распространялся относительно своих странствий и поселился далеко в горах у старца.

Никто не знает, откуда появился старец. Не понимал народ его, а оттого побаивался. Редкие смельчаки ездили к нему, или кого гнала нужда и горе. Но малопонятно говорил он. Как можно осуждать правду? Как можно не признавать справедливость и считать ее насилием? Святой он. Кто же спорит? Но какой странный. Видит каждого насквозь. Знает все наперед. Говорит, словно кол в землю вдавливает.

— Сейчас я объясню вам дорогу к дунганам. Это часть рода Ша. Многое они могут, — сказал Батыр. — Не бойтесь их, но и не задевайте за живое! Даже почтенный старец способен ударом ноги срубить дерево.

Батыр подробно объяснил нам дорогу.

— Я через несколько дней вернусь, — сказал он и сел на коня.

Мы отправились в путь тут же.

Горные тропы подчас проложены водой от тающих снегов, подчас животными, где-то людьми, а местами естественными облысениями в кустарнике и траве. Идти было не сложно. Ветер еще дул с низины. Солнце в горах особое. Оно не печет, но обгореть можно сильнее, чем за большое время в долине.

— Пора разобраться, — сказал Эдик. — Что это там за чертовщина приключилась с Батыром и нами. Я в Айдахара не верю: воспитание не то.

— Согласен, но из того, во что ты веришь, ты уже исчерпал все. Способен ли ты срубить дерево ногой? Нет! Как же так? Ты постоянно тренируешься и уделяешь этому много времени. В чем причина?

Я знал, что интеллектуалы мнят в виде само-собой, что все можно объяснить. Никто и не собирается осознать, что сам интеллект имеет меру. Эта мера заложена в его энергетических мозаиках. Но зато Сознание можно двигать.

— Если я скажу тебе, что вблизи стойбища родителей Айше были выбросы паров ртути, которые дают цвета и давят голову, то ты удовлетворишься и…останешься тем, кем был.

— Что изменится, если я отброшу науку? — удивленно спросил он, так как вера в единственность науки и ее непоколебимость насаждалась интеллектуалами.

— Многое. Во-первых, ты не удовлетворяешься. Какие-то сущности, пьющие жизнь мобилизуют твое Сознание и твой поиск.

— Хо! — выкрикнул он. — Но это и будет наука!

— Нет. В интеллекте наука имеет свою меру. Представь себе, что ты строишь город, но материал для строительства подают в виде больших, в твой рост, цилиндров, — сделал попытку я показать, что все в науке двухполярно, а следовательно, иного она не зрит.

— Какой же город ты выстроишь? — продолжал я. — Как бы ты не старался, но будешь сильно ограничен.

— Для науки все открыто и в ней нет ограничений, — упрямился Эдик.

— А для интеллекта есть. Можешь ли ты назвать хоть один трехполярный прибор? Электричество — двух полюсов: «плюс» и «минус». Магнит — двух полюсов. Электрохимия — «анодно-катодная». Электрические цепи — линейные, если даже ты их выложишь в круг. Математика — двухзначная, но во всяких вариациях. Логика — и тем более двухзначная.

— Допускаю, — стал горячиться Эдик. — Но разум человеческий неограничен!

— Не горячись. В споре никогда не родится нового Сознания. В споре оттачиваются варианты и пути защитить и сохранить старое, а точнее свое. Кто-то брякнул, что в споре рождается истина, а другие подхватили как попугаи.

Абдыбай рассмеялся. У нас уже много было бесед на эту тему. Он уже понял, что спорящий не истину ищет, а изыскивает пути навязать свое другому.

— Представь себе, что на Землю прилетели инопланетяне, — обратился я к Эдику. — Но мозги и Сущность у них трехполярные.

— Ну и что? — удивился Эдик. — Если бы ты сказал, что мозги у них бесконечные, тогда другое дело. А то всего трех!?

— У людей они тоже беспредельные, но на двойке, а у тех будут тоже беспредельные, но на тройке, то есть на тройственных энергетических связях. Как ты и люди будут общаться с ними?

Эдик засмеялся своему превосходству:

— Чудной ты! Братья по разуму общность всегда найдут!

— Получается, что как раз по разуму они не братья. Может быть у вас с Абдыбаем есть трехзначное мышление?

— Попробуем, — сказал Эдик. — У нас не получится — другие найдутся.

— Спешишь с выводом. Что вы с Абдыбаем, что все население Земли — это всего лишь один человек с двухполярными мозгами. Здесь количеством людей не возьмешь.

— Количество переходит в качество, — упрямствовал Эдик.

— В данном случае — нет, спокойно ответил я. — Да и сам этот закон для двухполярных мозгов. Инопланетяне его не признают. Они не признают ни один прибор, ни одно логическое построение, ни математику, ни наше понятие о Космосе и о Вселенной. У них будет иное мироздание. А у нас свое.

— Подожди, подожди, — выкрикнул Эдик. — О каких инопланетянах говоришь ты, мой брат? Более того, по какому праву ты говоришь их именем? Что, они глупее нас, что ли?

— Я говорю о контакте. Вон, — показал я на птицу, — найди общий язык хотя бы с этим «инопланетянином» или с этой елью.

— Не пойму, куда ты клонишь? — задумался он.

— Всякий из нас имеет дело только со своим собственным Сознанием. Какие бы черты ни приписывал он другому, это другое будет его собственное. Но… со временем Сознание рождает в себе и сливается с интеллектом. Сам же интеллект примитивный, я хочу сказать, двухполярный, но крутит и крутит свое в разных вариантах. Так человечество создало массу, огромную, глобальную, космическую, научную… примитива.

— Вот дает! — крякнул Абдыбай. — Но что дальше?

Я шутя провел жестом, словно погладил бородку как аксакал и сказал:

— Вопрос первый: как вынуть Сознание из этого пошлого чудовища? Вопрос второй: как способствовать тому, что окажется за пределами интеллекта? Вопрос третий: что делать с интеллектом?

— Ты что, интеллектом решил убрать интеллект? — пошутил Эдик.

— А теперь пора вспомнить о состояниях вашего Сознания, когда я таскал вас на плечах. А также на другой день. Вспомним о переживаниях Батыра. Был ли у вас там ум?

— Нет, — ответил Эдик. — Это неописуемо. Время словно исчезло, а мир разросся до…

— До того, что не было ни одной частички, которая не присутствовала тут же. И это в тоже самое время, когда пространство заполнилось беспредельностью, — закончил за него я.

— Да, — сказал Эдик. — Это-то и странно, что я был сразу везде, а чувства описать нельзя. Что это?

— Если использовать термины индусов, то ты испытал Самадхи. А точнее, ощутил состояние Атман. Это же испытал Батыр. Но он прошел два вида Самадхи, — ответил я. — Поэтому его ощущения были насыщеннее. Он ударился о скалу смерти, сначала. От этого Сознание стало делать сброс. Сброс всего наслоившегося, развитого у него шел во внутреннем и внешнем мире.

— С определенного возраста жизнь срастается с интеллектуальными понятиями и правилами. При сбросе этого органа жизнь кажется незначительной, отдаленной и ничтожной. При сбросе мира осязания ощущается полет. При сбросе мира слуха ощущается слышание всего Космоса сразу…

— Почему ты сказал: «Мира осязания»? — остановил меня Абдыбай.

— В клубке Сознания человека тесно переплелись миры. Посмотри на тот камень. Сколько он весит?

— Около тридцати, — ответил Абдыбай.

— Но разве зрением можно определить вес? — засмеялся я. — Твой ответ шел от мира осязания и от мира зрения. Глаза видят только форму и цвет. В них нет веса. Осязание ощущает массу. Оно не видит формы…

— Подожди, подожди, — прервал меня Эдик. — Вот я закрыл глаза и щупаю предмет. Я могу рассказать его форму.

— Здесь все равно опыт зрения, но в прошлом, — невозмутимо продолжал я. — Итак, вернемся к Сознанию. Предположим, что оно не развернуло еще себя полностью. Значит в нем есть новое, неожиданное, потрясающее.

— Почему? — удивился Эдик.

— Какое оно новое, — толкнул его в плечо Абдыбай, — если «ожидаемое» и «обычное»?! Но почему эта новизна такая потрясающая? — обратился он ко мне.

— Из-за внеконкурентности. Это состояние и есть все Сознание. Батыр ощутил ярчайшее Самадхи из-за катастрофичности ситуации. Сознание, которое «вынуло» себя из… себя, но в последующих своих движениях ощущает непосредственную свою Сущность. Свойство интеллекта увязывать, то есть совершать определение одного другим, сбрасывается вместе с интеллектом. Отсюда, нет опоры для определения состояний Самадхи.