Юлия Латынина - Вейская империя (Том 1-5)

• Название: Вейская империя (Том 1-5)
• Автор: Юлия Латынина
• Жанр: Научная Фантастика

---

Господин Гайсин с поклоном протянул Даттаму бумаги и еще раз оглядел чужеземца: тот держался очень надменно и одет был много лучше самого Гайсина, а меч на поясе, с яхонтом в рукояти, и синий, сплошь расшитый серебром плащ были, ясное дело, личными подарками Даттама.

- Весьма сожалею, - сказал господин Гайсин, - но ввиду неспокойных времен и личного распоряжения господина экзарха, я должен арестовать этих чужеземцев.

Сайлас Бредшо изменился в лице, а Даттам вежливо спросил:

- Я правильно понял, господин Гайсин? Вы хотите арестовать людей из храмового каравана?

А надо сказать, что господин Даттам дал "на кисть и тушечницу" не золотом, и не государственной бумагой, а самыми надежными деньгами кожаной биркой, обязательством на имя храма Шакуника.

"Великий Вей! - подумал Гайсин. - Истинно: вверх плюнешь - усы запачкаешь, вниз плюнешь - бороду загадишь. Ужасное это дело, если господин Даттам приостановит платеж по кожаным векселям, но разгневать экзарха - еще хуже.

Господин Гайсин вынул из дощечек указ экзарха о задержании всех подозрительных чужеземцев, поклонился бумаге, поцеловал золотую кисть и показал указ Даттаму:

- Сожалею, но ничего не могу поделать, - сказал он, а про себя подумал: "Великий Вей! Как это говорится в варварской песне: "Какое бы решение сейчас ни выбрал я - каждое принесет мне неисчислимые бедствия".

Да! В таких случаях варвары звали гадальщиков и спрашивали, как поступать, но господин Гайсин был человек положительный и суеверия презирал.

Даттам глядел на указ: на указе стояла тринадцатая печать, черно-розовая. Даттам видел сотни указов экзарха, а черно-розовую печать видел в третий раз в жизни: первый раз - на бумагах, предоставлявших храму право монопольной торговли, второй раз - на бумагах, предоставлявших право чеканить золото. Даттам вспомнил: господин экзарх в своем летнем дворце, в покое, похожем изнутри на жемчужину, подняв руку, любуется запястьем с изумрудами: "Я люблю эти пустяки за то, - сказал, улыбаясь, экзарх, - что цену им придает лишь людская прихоть, а не вложенный труд. И бесполезная эта роскошь дает работу миллиону бедняков, а торговля этой роскошью другому миллиону". Снял запястье и продолжил: "Из темного - светлое, из истины - ложь, и разве не бывает так, что идут смутными путями, а приходят к нужному? Таковы пути государства, таковы и пути торговли".

Даттам, закусив губу, глядел на черно-розовую печать. Вот цена словам экзарха! Он еще не стал государем, но уверен в победе. Вот - первый шаг к тому, чтобы внешняя торговля опять была монополией государства. Сегодня этот сброд в загончике за окном, а завтра - он, Даттам.

Господин Даттам отложил указ и поглядел на господина Гайсина. Арест чужеземцев означал бы, что храм слабее экзарха. Этого бы Даттаму никто не простил.

Лицо господина Гайсина стало как вареная тыква, он вытащил из рукава платок и стал протирать им круглую, как яйцо, макушку.

- Господин Даттам! - с отчаянием сказал он. - Я бы... Я бы... Но ведь с вами - господин Арфарра! Ведь ему... Ведь он шесть докладов о таком указе подавал! Ведь он мне никогда не простит!

Тут господин Даттам молча усмехнулся и вышел.

Сайлас Бредшо остался сидеть и тупо глядеть за окно, где пилили дрова, и чувствовал он себя так же, как чувствовал себя три года назад господин Гайсин, сидя в большом ларе и слушая спор. Только, будучи в отличие от господина Гайсина, человеком умным, он не сомневался, что таких споров случайно не бывает и знал, про кого писан черно-розовый указ.

Через полчаса Даттам вернулся в сопровождении бывшего наместника Иниссы, бывшего королевского советника господина Арфарры. Несмотря на то, что день был уже теплый, Арфарра был в толстой меховой накидке, и долго возился, распутывая ее и ища печать у пояса. А Даттам стоял с ним рядом и, не очень даже тихо, шептал на ухо.

Арфарра, грустно усмехаясь, сказал Гайсину:

- Указ запрещает допускать на землю ойкумены чужеземцев. Но Горный Варнарайн теперь - часть ойкумены. А эти люди - граждане города Ламассы, стало быть - подданные государя. В чем же дело?

Гайсин кое-что сообразил:

- В вашем личном разрешении! - выпалил он.

Арфарра сел за стол, нашарил тушечницу и стал писать.

Даттам, скрестив руки, смотрел, как он пишет. "Боже мой, - думал он, - неужели мы - одногодки? От этого человека осталось имя - и печать. Да и еще знания. Великий Вей, - это смешно, что люди, думающие подобно Арфарре, поглощают столько книг. Ибо что такое знание? Всякий человек при всяком строе жаждет обзавестись неотчуждаемым и прибыльным имуществом. Потому в королевстве так ценят предков и родовую честь: у сеньора можно отнять и жизнь, и замки, - а честь без его согласия отнять нельзя. Поэтому в империи так ценят образованность: можно сместить человека с должности, но нельзя отнять его знания. И ужасно смешно, что люди, подобные Арфарре, не замечают, что их существование противоречит их собственным убеждениям гораздо более, чем существование столь ненавистных им казнокрадов.

Даттам скрестил руки и подумал: этот человек понимает, что потерял все. Экзарх - человек неблагодарный. Экзарху не будет смысла помнить, что Арфарра отдал ему в руки королевство и спас его от войны с варварами. Экзарх будет помнить только, что Арфарра хотел сделать из короля образцового государя, соперника империи, и не его вина или заслуга, что король - глупец. И сохранит Арфарра свою голову или нет - это зависит только от покровительства храма. Если его, конечно, еще что-то волнует, в том числе и его голова.

Тут Арфарра кончил писать, отставил тушечницу, посыпал бумагу песочком и взялся за печать. Рука его, однако, задрожала, личная печать, жалованная государеву посланнику, покатилась в мышиные щели, к ногам господина Даттама. Даттам даже не шевельнулся. Господин Гайсин бросился ее поднимать, схватил.

Арфарра, запрокинув голову, смеялся и кашлял.

- Оставьте это господину Даттаму, - сказал он, поднялся и ушел.

Господин Гайсин застыл с печатью в руке. Даттам, усмехнулся, взял у него печать, оттиснул и отдал бумагу Гайсину. "Ставил-то печать Даттам, а голова в случае чего полетит у Арфарры!" - вертелось в голове господина Гайсина. Он был почти счастлив - впервые за три года.

В день Шуун второго десятка месяца Шейхуна, на 2089 году правления государя Иршахчана и двадцать втором голу правления государя Неевика, экзарх Варнарайна, наследник Харсома, прибыл по вызову государя в столицу.

Государь Неевик прослезился от радости при виде экзарха, несколько нарушив тем заведенный чин.

Экзарх изъявил свое восхищение возможностью лицезреть государя.

Государь осведомился:

- Как обстоят дела в провинции Варнарайн?

Экзарх поклонился:

- Ваша вечность! Народ благоденствует и славит доброту императора.

Первый министр империи, господин Астадан, выступил вперед.

- Увы! Светлейший экзарх введен в заблуждение своими чиновниками! Принципы управления нарушены в Варнарайне. Служащие чинят произвол и творят зло. Частные люди живут во дворцах. Бывшим мятежникам даровано самоуправление. Они рассылают проповедников и готовятся к новому бунту. Торговцы поддерживают сношения с варварами. Все больше приобретателей и нищих, все меньше крестьян и честных чиновников. Монастыри превратились в притоны разврата и меняльные лавки. Араван и наместник не следят друг за другом, а сговорились меж собой и обманывают господина экзарха! Истощенный народ вот-вот восстанет!

Харсома был возмущен.

- Это клевета, - сказал он. - Господин министр введен в заблуждение недобросовестными доносчиками!

Император вздохнул.

- Я уже стар, - сказал он. - Скоро я увижусь с моими отцами на небе. Что я отвечу им, если они меня спросят: "Как мог вспыхнуть бунт в провинции, отданной наследнику? Как посмели вы омрачить начало нового царствования?" Сын мой! Я назначаю вас экзархом Иниссы. Совесть моя требует послать в Варнарайн комиссию для предупреждения бунта...

Экзарх поблагодарил императора за мудрое решение и удалился в свои покои. Его сопровождал смотритель левых покоев, господин Джахвар.

- Я пытался переубедить государя, - сказал смотритель Джахвар, - но я не смог переубедить государеву совесть, которую зовут государыня Касия.

В паланкине экзарх Харсома еле сдерживал себя. Пальцы его судорожно скребли по подушке, выдирая из нее дорогой голубоватый жемчуг. Сердце горело. Он чувствовал себя как крестьянин, расчистивший делянку в лесу и вырастивший урожай, крестьянин, которому мирской совет разъяснил, что делянка не его, а общая, половина урожая причитается государству, половина - деревне... Он, он расчистил делянку по имени Варнарайн! О Великий Вей!

И экзарх выдрал из подушки еще одну жемчужину.

- Я убежден в вашей преданности империи, - кивнул он смотрителю покоев, - и я восхищен справедливостью его вечности.

Пытаясь успокоиться, экзарх откинулся на подушки и, придерживая рукой полог паланкина, щурился на бесчисленные улочки и стены дворца. Императорский дворец - Город Города, Столица Столицы, Государство Государства. Люди несведущие смеются: император не может испить кружку воды без помощи тридцати человек. Люди простые ропщут: "Смотрители левых покоев и правых покоев, ведающие запасами и хранители тишины, - на что они? Тысяча чиновников на местах судит и управляет, а зачем нужна тысяча смотрителей во дворце?"