Юлия Латынина - Вейская империя (Том 1-5)

• Название: Вейская империя (Том 1-5)
• Автор: Юлия Латынина
• Жанр: Научная Фантастика

---

Однако убийство судьи вовсе не обязательно связано с похищением Ира. Нынче треть чиновников носит в рукаве такую трубочку, притом не для убийства, а для самоубийства. А остальные две трети носят перстень с ядом. Убийца был, несомненно, не очень искусен: стальной шарик едва оцарапал плечо. Нан был уверен, что шарик был смазан каркамоном или ишаной, которые вызывают мгновенный паралич, но местной медициной не распознаются.

Тогда из-за чего убили судью?

Из-за встречи наместника с араваном. Наместник сказал, что судья арестовал мятежников по его приказу; араван сказал, что судья арестовал мятежников по его приказу. Да, покойник, что называется, "играл в сто полей сразу на двух сторонах". Что заставило судью, десять лет принадлежавшего душой и телом наместнику, перекинуться к аравану? Или, наоборот, сделать вид, что перекинулся? С чем это связано? С поведением Айцара? С горцами? С желтым монастырем?

Нан вздохнул. По правде говоря, покойник играл в той же манере, что и сам столичный инспектор. Ибо нынешнее назначение было для Нана скорее катастрофой, чем возвышением. Отлучка из столицы ломала все его планы и вынуждала открыто стать на сторону одной из враждующих партий, в то время как Нан доселе извлекал двойную выгоду из покровительства обеих. Судьба посмеялась, пожаловав высший, девятый ранг чиновной иерархии и одновременно поставив инспектора в положение, ненавидимое им больше всего, - в положение человека, которому нечего терять.

Ладно! Покойный судья - не инспектор Нан! Покойный судья, судя по всему, был такого же рода человек, как и его секретарь Бахадн. Про таких говорят: плясать не умеет, а говорит, что пол кривой...

Да. Распри в столице. Распри в провинции. Распри меж друзей народа. Распри в монастыре. Наместник посылает ко двору, вместо голов горцев, головы вейских крестьян. Араван Нарай изъясняется теми же словами, что и бунтовщики и дарит им свои книги с дарственной печатью... Впрочем, насчет книги все как раз непросто. На первый взгляд, книга была так нужна Кархтару, что он осмелился послать за ней в охраняемый дом. Нужно-то нужна, но зачем? Большей частью эта публика книг не читает. Кладут на грудь для излеченья от чахотки, крутят из листов талисманы, варят с кореньями, гадают. Но читать - не читают... Нан был уверен, что Кархтару понадобилась не сама книга, а дарственная печать, квадратная и зеленая, как поле, сохраняющая магическую связь с владельцем печати. А зачем им печать? Сварить книгу с печатью вместе с мясом и раздать, как причастие. Или - вырезать печать, проткнуть иголкой, бросить в огонь, и пожелать того же предавшему их чиновнику?

Может быть, сектантов приказал арестовать араван. А может наместник. Может, освободили их разбойники. А может - переодетые люди наместника...

- Дэвид!

Нан поднял голову. Перед ним вновь стоял Келли. В одной руке он сжимал маленький стальной шарик, а в другой.

- Вы были правы, Дэвид, - шарик действительно смазан ядовитым местным алкалоидом. Барнс, - это наш химик, - говорит - диметиламида лизергиновой кислоты. А как это называется на вейском...

- Барнс может спросить у Ллевелина. Тот сам сказал, что интересуется местными ядами и наркотиками.

- В последний раз встреча Барнса с Ллевелином протекала так: Барнс принес в комнату Ллевелина банку с пауками-треножниками и стал пауков выпускать, а Ллевелин его за этим застукал и погнался за ним с ножом для чистки ананасов.

Келли помолчал и продолжил:

- Я думаю, нам надо разделить сферы влияния. Вам - заниматься подозреваемыми из чиновников, а мне - монастырем. У вас и так под подозрением фактически самые влиятельные люди провинции, и все трое не очень-то любят друг друга.

- Ну, - сказал Нан, - когда люди не любят друг друга, это хорошо. Это сильно помогает следствию. Впрочем, я и в монастыре особой любви не заметил.

- Да.

- Ллевелин мне сказал, что Ир в ваших сварах не виноват.

- Ллевелин врал, - ответил Келли. - Послушайте, Нан, если бы мы тут передрались из-за того, кто чьей зубной щеткой пользуется, это бы куда ни шло! Но ведь дело в том, что по крайней мере половина ученых ссорится по поводу того, что нужно для Веи, а что не нужно. Есть двое, которым на Вею наплевать, потому что у них очень твердые идеи насчет того, что полезно и что вредно для Земли. А что значит убежденность, если человек не готов пойти ради нее на преступление. Во что бы мы ни вломились со своей аппаратурой и своим образом мыслей - мы вломились во что-то очень серьезное и очень не свое. Поверьте мне, Дэвид! Когда эта толпа оказалась в монастыре, я уверился на миг, что это Ир натравил ее.

Келли махнул рукой.

- У нас есть десяток подозреваемых, - повторил он, - и кто-то из этих подозреваемых - уже не человек. Вы понимаете это, Нан? Он ходил между нами, смеется, ест маринованные грибки, подписывает указы, если он чиновник и читает распечатку, если он из монахов, - и в это время он не человек, а куколка с бабочкой внутри. Кто знает, зачем он это сделал? Чтобы переделать мир? Чтобы пожелать Меллерту пересоленного супа? Ах, если бы я мог верить в то, что Ллевелин сказал о пересоленном супе! Если бы я мог быть уверен, что Ллевелин сказал это не затем, чтобы запорошить нам глаза! И мы должны найти не-человека, Нан. Мы должны не раскрыть преступление, мы должны предотвратить его.

- И кого же вы подозреваете?

- Всех! Горцев, которые прятались в монастыре. Четырех монахов, которых не было в трапезной в момент землетрясения - Ллевелина, Меллерта, Роджерса и Барнса. И еще - троих вейцев.

- Вы пропустили еще одного подозреваемого, - мягко сказал Нан.

Келли дико дернулся.

- Кого?!

- Полковник, когда похищают бога, всеведущего и всемогущего, бог должен быть по крайней мере соучастником похищения.

Господин Нан, откинувшись на подушки паланкина и придерживая рукой вышитую ткань, с неприязнью разглядывал кривые улицы Нижнего Харайна. Всякий Нижний Город юридически не существовал, размеры домов и окраска их предписаны не были. Богатые усадьбы хоронились от воров и чиновников, выкатывающих глаз на чужое добро, а лачуги выставляли напоказ врожденное уродство: недаром земля под ними освящалась наспех, и о сроках строительства гадали пьяные геоманты...

Нан со вздохом опустил занавес. После разговора с Келли он провел в монастыре еще два часа.

Нан чувствовал себя лишним в этом подземелье, где с потолка светили голубоватые лампы и компьютеры с нежным шипением пускали слюнки распечаток.

Ученые ходили нервные и злые, не умея скрыть свое беспокойство и не собираясь скрывать своих мыслей. Чужак с манерами вейского чиновника раздражал их. Они пытались с ним спорить. Нан вежливо поддакивал, и это раздражало их еще больше.

Отец Сетакет, то есть Майкл Барнс, подсел к нему и заговорил о положении в Харайне... Рассказ его изобиловал убедительными подробностями. Он рассуждал о том, что трехлетний неурожай устроен наместником специально: Государственные каналы заилены, а на храмовых землях Бужвы, к примеру, все в полном порядке. Получается разделение труда. Племянник потихонечку гноит поля, а его дядя, господин Айцар, заручившись в столице поддержкой Ишнайи, сбывает храмовое зерно Бужвы втридорога, и подвозит рис из других мест.

Нан молчал, пока собеседник излагал занимательные подробности о столичных связях Айцара; если отец Сетакет не знает, что господин Айцар человек Мнадеса, а не Ишнайи, то уж не Нану его просвещать.

Но, услышав про храм Бужвы, позволил себе удивиться: разве собеседнику не ведомо, что господин Айцар связан с храмом Уннушика, а не с храмом Бужвы? И что эти две, так сказать, финансовые корпорации враждуют насмерть? И что именно поэтому Айцар вовсе не занимается хлебными спекуляциями? И правильно делает, потому что государственная система распределения риса довольно надежна, и много на нем не наживешь.

Отец Сетакет закусил губу и пробормотал, что Айцар все равно мошенник, а кто-то ведь вздувает цены на зерно.

Нан с изумлением понял, что Сетакет врал ему намеренно.

И в момент землетрясения пребывал неизвестно где. Как и Сайлас Меллерт и Дональд Роджерс. И хотя монастырь был вотчиной Келли, Нан счел своим долгом поглядеть на этих двоих.

Однако Меллерт пребывал в гостевых покоях, беседуя с первослужителем Ира. И то, что рассказывали об этих беседах, Нану очень не понравилось.

Зато Дональд Роджерс, он же брат Лиид, сам охотно заговорил с Наном, - не о мелких делах Харайна, ведомых исповеднику, а все больше о закономерностях истории.

Нан слушал его не без удовольствия и наконец прямо спросил о господине Айцаре и араване Нарае: ведь эти двое часто бывали в монастыре.

Роджерс засмеялся.

- Ну что я могу сказать? У одного золото стоит позади неба, а у другого - впереди души.

Острота была вряд ли свежа, но хороша. Узаконенных имен на Вее, собственно говоря, не было, каждый называл отпрыска, как хотел. "Нарай" было усеченным "Наракан ай" - Небесное золото; "Айцар" - усеченным "Айни царки" - Золотая Душа.