Юлия Латынина - Вейская империя (Том 1-5)

• Название: Вейская империя (Том 1-5)
• Автор: Юлия Латынина
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Каналья, - сказал он хозяйке, - ты чего меня позоришь перед яшмовым араваном, они же совсем холодные: вон жир застыл.

Хозяйка в это время мыла пол. Она отставила тряпку, порылась в пампушках и возразила:

- Да пусть он сам пощупает! Как раз тепленькие!

Яшмовый араван, однако, не стал щупать пампушек, а улыбнулся и сказал, что устал и не хочет ничего, кроме чаю. Яшмовый араван огляделся и увидел, что слева от него сидит разбойник Ниш, а справа - разбойник Кон-коноплянка, и тяжело вздохнул. Было заметно, что ему это мало понравилось; а в то же время он был чем-то польщен, что сидит между двумя разбойниками.

А Киссур поел пампушки, потом пирог, потом кабанчика, а потом еще один пирог, с грибами. Доел пирог с грибами, крякнул и спросил проповедника:

- Почтеннейший! Скажите, так ли крепка моя вера, как я того хочу?

- Это тебе и самому несложно узнать, - возразил яшмовый араван, скажи, можешь ли ты посмеяться над тем, во что веришь?

- Разумеется, нет - ответил Киссур.

- Тогда твоя вера вряд ли глубока.

Киссур подумал, что этот человек - точно не Арфарра-советник, потому что тот, говорят, никогда не смеялся.

Тут Бьернссон потянул его за рукав и показал в окошко. Киссур глянул: мимо харчевни ехал молодой чиновник. Конь под чиновником был серый в яблоках, с широкой спиной и длинными ногами, с кружевной уздечкой. Кафтан цвета ласточкина крыла обшит по подолу золотыми цветами, длинные льняные волосы спадают на кружевное оплечье, глаза болотные и распутные. Рядом четверо в парчовых куртках несли паланкин. Чиновник ехал, наклонясь к паланкину, беседовал.

- Это Шаваш, секретарь первого министра, - сказал проповедник. Я бы не хотел с ним встречаться, особенно в вашей компании.

- Говорят, - сказал человек с летающим ножом в волосах, - бывший городской воришка.

- Почему же бывший, - возразил Нахира. Первый министр послал его в провинцию откормиться. Ездит, ничего не делает. Взятки ему так и носят, так и носят...

Когда, через пять минут Шаваш вошел в харчевню и спросил, нельзя ли ему поговорить с яшмовым араваном, хозяйка развела руками:

- Ушел, давно ушел. А куда, не знаю.

И все вокруг не знали.

Шаваш вышел на задний двор и там долго смотрел на отпечатки, оставленные в грязи только что проскакавшими конями. Подковы были перевернуты - такие отпечатки оставляют обычно лошади-оборотни, а также лошади знаменитого разбойника Ниша, который тоже считается колдуном. "Мерзавец, - подумал Шаваш. - Утром учит у катальпы крестьян, а вечером якшается с бунтовщиками".

Так-то, разминувшись с Шавашем, Киссур воротился в Архадан. Господин Айцар, самый влиятельный человек провинции, уехал, так и не вспомнив о дерзком мальчишке. Господин Ханда, ревнивый муж, принял юношу удивлено и благосклонно, и определил в помощники господину Афоше, заведовавшему зерновыми складами.

Киссур сказал себе, что не пойдет, воротившись, к госпоже Архизе. Потом ему представилось, что это будет верхом невежества. Он надел лучшее платье, переменил его. Потом переменил еще раз и простоял перед зеркалом целый час, заворачивая и распуская рукава кафтана.

Служанка доложила Архизе о приходе Киссура, та побледнела и сказала:

- Ах, скажи ему, что я больна.

- И не подумаю! Вы же здоровешеньки!

Киссур вошел. Госпожа Архиза завтракала на веранде: солнце, пробивающееся сквозь кружево зелени, плясало на ее белом утреннем платье.

- Мне надо с вами поговорить, - сказала госпожа Архиза, взяла его под руку и увела в сад.

Над ручьем грустила одинокая беседка. Едва Архиза и Киссур перешли мостик, - беседка встрепенулась, заскворчали серебряные вереи, расскочились бронзовые засовы, беседка пошла покручиваться-поворачиваться, раковины у губ дельфинов забили водой.

- Знаете, - сказала госпожа Архиза, - показав на неоконченное крылышко беседки, - господин Адуш, мой садовник, его уже не докончит. Приезжал инспектор от первого министра, огляделся, восхитился, выдернул старого человека, как репку из грядки, и увез с собой.

- Что ж, - усмехнулся Киссур, - нынче все три мира находятся в равновесии, знамения благоприятны, люди довольны, - зачем еще министрам посылать инспекторов, кроме как себе за садовниками?

- Ах нет, - возразила Архиза, - инспектора посылали не за этим.

И женщина подала Киссуру лист с описанием его примет: разыскать и представить в столицу. Киссур облизнул губы и подумал: "Так я и знал. Все-таки мне не уйти от плахи".

- Ну что же, - сказал Киссур, - надо ехать, это распоряжение государя.

- Да, - сказала Архиза, - это распоряжение государя, но у человека, приехавшего с этим письмом, есть и другое, тайное распоряжение господина Нана - убить вас по дороге.

- Что ж! - возразил Киссур, - это будет не так-то легко сделать. А тому, кто уклоняется от судьбы и от государевых приказов, это никогда не приносило добра.

Архиза кивнула и подумала: "Нет, он совсем не прост, и в столице у него есть покровители - на это он и рассчитывает." Женщина заплакала и сказала:

- Друг мой! Я не могла допустить вашей гибели и уже доложила, что вас нет в живых! Вы можете поехать и погубить себя, но теперь вы погубите и меня! - и женщина вложил в руку Киссуру бумагу с красной кистью: копию доклада, который кладут с казненным в гроб.

Ничего про тайное убийство в инструкциях Шавашу не было - госпожа Архиза, однако, действительно сказала, что заключенного казнили после того, как он убил надзирателя. "Похоже на него" - фыркнул тогда Шаваш.

Архиза постаралась побыстрее спровадить инспектора, чтобы он не слышал местных сплетен, - оттого так легко и рассталась с отцом Адушем.

Архиза не назвала Киссуру имени инспектора, а невзначай описала внешность: молодой, волосы длинные, льняные, завитые, глаза этакие болотные: то золотые, то коричневые.

- Это Шаваш, личный секретарь министра, - усмехнулся Киссур, вспомнив чиновника, на которого показал яшмовый араван. Бумагу он сунул в рукав. "Не очень-то это хорошее предзнаменование" - подумал он.

Прошло дней десять с возвращения Киссура. Три вечера Киссур был у Архизы, четыре - не был.

Тут объявился вечерний праздник: господина Ханду провожали в дальнюю поездку, в Иниссу. Киссур дал клятву не приходить, пришел, разумеется, и, вернувшись, не спал всю ночь. В середине ночи он встал, дрожа от холода, и заметил, что угли в жаровне совсем прогорели. Киссур развел новый огонь. Через два часа угли прогорели вновь. Киссур набрал полную горсть горячих углей, подержал немного, потом сполоснул руку и замотал шелковой тряпкой. Он загадал так: если к утру ожоги пройдут, значит, я не виноват в распутных мыслях, а если не пройдут, пусть это будет как наказание.

Ожоги не прошли. Днем к Киссуру зашел Мелия, тоже явившийся в Архадан, принес приглашение госпожи Архизы на вечер. Киссур отказался.

- Отчего же, - удивился Мелия. - Вечер, всем известно, надолго не затянется. Госпожа Архиза - добродетельная женщина, когда мужа дома нет, она выпроваживает гостей очень рано... всех... или почти всех.

Тут Киссур вспомнил, что госпожа Архиза вчера дала ему поручение. Она вышила шелком белку-ратуфу на сосне, в дар храму Исии-ратуфы. Картинка была готова, недоставало стихотворной подписи. Госпожа Архиза, полагаясь на вкус Киссура, просила составить и вывести подпись. Киссур понял, что ему надо обязательно прийти и принести подпись. Спросил робко Мелию какой бы цвет тут подошел. Глаза Мелии вдруг закатились внутрь.

- Я бы выбрал розовый, - тоненько сказал он, и продиктовал надпись.

День был бесконечен. Левая рука ныла от ожога, правая - от дурацких бумаг. Зашел Нахира, тот чиновник, который вместе с разбойником угощал яшмового аравана, просил в долг. Киссур сказал, что у него самого ни гроша, - только давеча лавочник прислал из уважения штуку трехцветного шелка. Нахира ушел с шелком и через час вернулся с сорока "единорогами". Двадцать единорогов он хотел отдать Киссуру, но тот сказал, что почтет себя обесчещенным, и заставил взять все деньги.

Вечером Киссур был грустен, держался в стороне: как он мог забыть о такой просьбе! Госпожа Архиза спросила, что с его рукой. Киссур ответил, что распоролся о гвоздь. При этом так покраснел, что Архиза подумала: "Напился, верно, выше глаз, и налетел в потемках, бедняжка". Когда гости уже расходились, Архиза сказала:

- Да, Киссур! Приходите завтра в полдень, мне нужно дать вам поручение.

Поручение оказалось самым незначительным. Киссур мял готовую вышивку в руке. Он догадался, что если унести ее с собой, можно будет прийти еще раз. Киссур уже откланялся, как вдруг Архиза, вздохнув, строго сказала:

- Друг мой! Я требую от вас объяснений!

- От меня? - пролепетал Киссур.

- От кого же еще! Со времени вашего возвращения вы совершенно пренебрегаете моим домом. Я понимаю - наше захолустье... Я слышала - вы часто бываете у господина Афоши.

Архиза вдруг пересела на диван, возле которого стоял Киссур, взяла его за руку, заглянула в глаза и спросила: