Андрей Снесарев - Жизнь и труды Клаузевица

• Название: Жизнь и труды Клаузевица
• Автор: Андрей Снесарев
• Издательство: Кучково поле
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 5-901679-30-X

Книга представляет собой одно из лучших в отечественной и зарубежной литературе исследований жизни и творчества Карла фон Клаузевица.

Публикуемая работа адресована всем, кто интересуется историей отечественной и мировой военной мысли.

---

«Никакое чтение, — говорит Клаузевиц в манускрипте от 1807 г., — не принесет такой пользы, как чтение Макиавелли…» Некоторые страницы этого писателя устарели; другие представляют собою вечную истину[57]. Фридрих II написал своего «Анти-Макиавелли», но он остался верным учеником Макиавелли. «Было бы очень легко набросать параллель между Макиавелли и Клаузевицем: тот же вкус к истории и дипломатии, то же увлечение идеей спасения своей страны, даже любовь к сильным натурам, даже культ энергии». Последняя черта особенно важна. Клаузевица глубоко увлекало правило Макиавелли: «Что бы ты ни делал, не делай наполовину». В труде Клаузевица под заглавием «Bemerkungen und Einfälle» [ «Замечания и идеи»], написанным, по-видимому, пред Йеной[58], мы находим повторенной фразу Макиавелли (из рассуждений на Тита Ливия I, 23): «Будет неразумным делом, ставя на карту все, чем владеешь, в то же время не пустить в ход всех своих сил». «Нет более сильной политической истины, — говорит в этом случае Клаузевиц, — никакая другая не может служить лучшим фундаментом для военных дел, ни одна не побуждает к большей энергии».

В другой из своих заметок Клаузевиц подчеркивает важность 21 главы «Государя» для всякой дипломатии; а в этой главе Макиавелли устанавливает, что «нерешительные владыки, оставаясь нейтральными, когда воюют их оба соседа, подвергают себя худшим опасностям, и что они сделали бы лучше, открыто заявив себя другом или недругом». Нет ничего легче, как на страницах трудов Клаузевица отыскать повторение многих мыслей Макиавелли, подкрепленных свежими примерами и защищенных с полной убежденностью.

Первые труды

К этим же 3–4 годам после Академии относятся первые литературные труды Клаузевица. Их интересно проследить как последующие ступени, подведшие автора к его классическому труду. Нужно подчеркнуть, что Клаузевиц, помимо последнего труда, писал вообще много, писал легко, живо, отзываясь на современность и ее запросы. И что это было в нем прирожденное дарование, а не натасканная журналистикой сноровка, показывают первые же его труды, отмеченные зрелостью и отчетливостью выражений, непринужденностью и ясностью стиля, сильным пафосом критического нажима. Другое дело с идеями — они копятся и растут постепенно, постепенно же корректируясь, дополняясь или округляясь, как плоды на дереве, чтобы дозреть в его конечной работе.

После Академии Клаузевиц горячо продолжал свои военные работы и принимал большое участие в Военном обществе (Militärische Gesellschaft), только что основанном. В 1804 г. открылась дискуссия по вопросу о стрелковом бое, и, вероятно, отвечая на поднятую тему, Клаузевиц написал статью, оставшуюся неизданной и носившей название: «Über die Bestimmung des dritten Gliedes» («О назначении третьей шеренги»). Эта статья имеет ныне чисто историческое значение и говорит лишь о близком внимании Клаузевица к тактике, но одна мысль статьи, перешедшая затем в Exercierreglement 1812, заслуживает быть здесь повторенной, а именно: «Пехота должна уметь драться на открытой и пересеченной местности, против сомкнутых и рассыпанных войск»[59]. Идея, сказанная пред Йеной, говорила и о понимании современных событий (войны французской революции и Наполеона), и о значительной прозорливости молодого автора.

К этим же первым годам относится ряд рецензий, помещенных в журнале Neue Bellona[60]; они для нас не представляют особого интереса. Но в 1805 г. Клаузевиц в том же журнале поместил статью без подписи под заглавием «Bemerkungen über die reine und angewandte Strategie des Herrn von Bülow oder Kritik der darin enthaltenen Ansichten»[61] [ «Заметки о чистой и прикладной стратегии господина фон Бюлова, или критика содержащихся в ней взглядов»]. Эта статья критиковала знаменитый труд Дитриха фон Бюлова, брата победителя под Денневицем. Труд был издан в 1799 г. и известен под сокращенным названием «Das neue Kriegssystem»[62] [ «Новая военная система» (нем.)]. О системе Бюлова нам придется сказать в своем месте, теперь же нас интересуют основные этапы статьи Клаузевица, как предварение мыслей его главного труда. В статье поражает, помимо ясного живого языка, беспощадная острота и властная ирония полемики, но рядом с этим удивительное равновесие и зрелость формы. Автор, например, почти воздерживается от личных выпадов, хотя разнузданно фастливая [хвастливая] и самоуверенная писательская манера Бюлова предоставляла для сего безграничные возможности. Задача Клаузевица сводилась к проведению принципиальной разграничительной линии между системой Бюлова и той, которая зарождалась в уме молодого мыслителя.

Конспект статьи таков: цель его — помешать болтуну и шарлатану узурпировать забавный авторитет над умами. Система Бюлова — просто забава (Spielerei). Геометрическими фигурами не объять войны; эти прямые линии не отвечают ничему в действительности. Сверх того, Бюлов придает преувеличенное значение точкам опоры для армий, крепостям и магазинам, так как армия в известной степени может существовать на местные средства. Главной заботой полководца должна быть возможно скорая победа, а не искание опор и не сохранение коммуникаций. Бюлов верует, что существенное сводится к установлению определенных углов между войсками и магазинами, и доходит до утверждения, что хороший стратег одержит победу, не вступая в бой[63].

Это капитальное заблуждение. Что такое стратегия, как не искусство комбинировать и утилизировать бои, и что думать о генерале, который отправился бы воевать с мыслью не вынуть меча из ножен? На войне имеются не одни только войска, пушки и крепости, расположенные тем или иным фасоном, но и невидимые факторы, а прежде всего, пыл людей и гений полководца, о чем Бюлов не обмолвился ни словом. Искусство войны не сводится к одному лишь механическому подсчету материальных сил; армия, не имеющая выгод ни в числе, ни в позиции, тем самым далека еще от поражения. Достаточно спросить об этом историю.

Под углом биографического интереса представляется важным установить связь некоторых идей, развитых или мелькнувших в этой статье, с понятиями прежних времен и с трудом «О войне». Исходным пунктом статьи является определение стратегии и тактики. Подвергши критике определение Бюлова, гласившее: «Стратегия — наука о военных движениях вне круга зрения противника, а тактика — в пределах этого круга», Клаузевиц выдвигает свое: «Тактика — использование боевых сил в сражении, Стратегия — иcпoльзoваниe сражений в конечных целях войны». Конечно, механическое, основанное на зрении, определение Бюлова, в наши дни только курьезное, не выдерживает никакого сравнения с Клаузевицким[64].

В этом определении Клаузевица мы находим ту коренную мысль, которую мы потом увидим на страницах его главного труда в существе неизменной; проносивши в своем сознании эту идею несколько десятков лет, Клаузевиц оставил неизменным творение своих молодых лет, как вполне отвечающее всей его системе. Оригинальность этой идеи надо считать отчетливо установленной[65]. Она ценна тем, что в основу ее положен принцип цели, как начала более глубокого, всеобъемлющего, а не соображения «больше или меньше», чисто механические, физические и т. д. Эта формула, внешне разъединяя стратегию и тактику, соединяет их в сфере устремлений в одно целое и дает возможность идейно связать их с политикой, т. е. содержит в себе корень богатой своим содержанием мысли, что война есть продолжение политики, но лишь иными средствами.

Побивая геометрическую теорию Бюлова с ее базисом и операционными углами, Клаузевиц выдвигает другую из своих коренных мыслей: главный элемент войны — бой; «стратегия без боя — ничто». Это возвеличение боя, проходящее красной нитью чрез главную книгу Клаузевица, в эпоху Наполеона, может быть, и не вызывалось уже тяжкой необходимостью, но, ввиду живучести старых идей, имело еще достаточный смысл, а главное, оно прекрасно гармонировало с существом всей теоретической системы военного философа. Для справедливости надо упомянуть, что в этом случае Клаузевиц не был творцом, а лишь горячим популяризатором идеи Макиавелли «una giornata che tu vinca cancella ogni altra tua mala azione», т. e. «победа решает все и сглаживает все содеянные ошибки».

В Бюловской картине войны, сведенной к чистому механизму, не было места ни человеческим чувствам, ни человеческому величию, отсюда забвение, например, психологического воздействия боя, понижение духа побежденного и т. д. Против этой механической схоластики Клаузевиц энергично выдвигает значение моральных факторов. Конечно, в этом случае он также не был чистым новатором[66], но впервые раздался столь категорический и столь конкретно мыслящий голос в пользу духовного элемента на войне. Клаузевиц взглянул на него, как на определенный фактор войны, весьма важный по своей роли и подлежащий возможному учету: «Стратегия занимается не только величинами, подлежащими математическому учету! Нет! Всюду, где в духовной природе вещей острый взор человека откроет средства, пригодные воину, туда проникнет и искусство».