Элджернон Блэквуд - Кентавр

• Название: Кентавр
• Автор: Элджернон Блэквуд
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-94698-079-1

Umbram fugat veritas (Тень бежит истины — лат.) — этот посвятительный девиз, полученный в Храме Исиды-Урании герметического ордена Золотой Зари в 1900 г., Элджернон Блэквуд (1869–1951) в полной мере воплотил в своем творчестве, проливая свет истины на такие темные иррациональные области человеческого духа, как восходящее к праисторическим истокам традиционное жреческое знание и оргиастические мистерии древних египтян, как проникнутые пантеистическим мировоззрением кровавые друидические практики и шаманские обряды североамериканских индейцев, как безумные дионисийские культы Средиземноморья и мрачные оккультные ритуалы с их вторгающимися из потустороннего паранормальными феноменами. Свидетельством тому настоящий сборник никогда раньше не переводившихся на русский язык избранных произведений английского писателя, среди которых прежде всего следует отметить роман «Кентавр»: здесь с особой силой прозвучала тема «расширения сознания», доминирующая в том сокровенном опусе, который, по мнению автора, прошедшего в 1923 г. эзотерическую школу Г. Гурджиева, отворял врата иной реальности, позволяя войти в мир древнегреческих мифов.

«Даже речи не может идти о сомнениях в даровании мистера Блэквуда, — писал Х. Лавкрафт в статье «Сверхъестественный ужас в литературе», — ибо еще никто с таким искусством, серьезностью и доскональной точностью не передавал обертона некоей пугающей странности повседневной жизни, никто со столь сверхъестественной интуицией не слагал деталь к детали, дабы вызвать чувства и ощущения, помогающие преодолеть переход из реального мира в мир потусторонний. Лучше других он понимает, что чувствительные, утонченные люди всегда живут где-то на границе грез и что почти никакой разницы между образами, созданными реальным миром и миром фантазий нет».

---

Гувернантка стояла парализованная.

— Она смотрела на меня, — добавил полковник едва слышно. — Прямо на меня!

Резкая перемена ожиданий поначалу лишила ее дара речи. Ничем не прикрытый ужас, звучавший в этих словах, помог ей восстановить уверенность в себе. Вдобавок именно полковник первым нарушил молчание, хотя, казалось, говорил скорее себе, чем ей.

— Этого я всегда и боялся. Знал, что когда-нибудь настигнет… но все же не так. Не таким образом.

Неожиданно в спальне вновь послышался голос — нежный и ласковый, искренний и человеческий, — это был голос Моники, который умолял: «Не уходи, не оставляй меня! Вернись в кровать, пожалуйста!»

Потом последовал какой-то непонятный скрипящий звук, похожий на ответ. В скрипе слышались слова, которые мадам Йоцка не могла понять. Они пронизывали женщину ледяными иглами. Ее бил озноб. Неподвижная, безжизненная фигура полковника обернулась и наклонилась к ней. Он заговорил, его губы приблизились к ее лицу, и она почувствовала его дыхание на своей щеке.

— Buth laga… — женщина услышала, как он повторял эти слова сам себе снова и снова. — Месть… на языке хиндустани[14].

Полковник издал вздох, полный страдания. Его слова впитались в нее, словно капли яда. Вот они — слова, которые она слышала столько раз, не понимая их смысла. Наконец она узнала их значение: месть!

— Я должен войти, войти, — бормотал он. — Я должен войти и посмотреть на нее.

Ее интуиция нашла подтверждение: опасность грозила не Монике, а ему. Смертоносная энергия, сконцентрированная в этой ужасной детской игрушке, была нацелена на него. Полковник попытался было обойти мадам.

— Нет! — воскликнула женщина. — Я пойду! Позвольте мне войти!

И она стала отталкивать его, прилагая все силы. Но рука полковника уже легла на дверную ручку, и в следующий миг он вошел внутрь. Они оба замерли на пороге. Мадам Йоцка стояла слегка позади, но пыталась отодвинуть его и встать спереди, чтобы защитить.

Она смотрела из-за его плеча, так широко открыв глаза и с таким болезненным напряжением, что у нее потемнело в глазах. Тем не менее зрение ее не подвело, и она видела все. В комнате не было ничего необычного, ничего сверхъестественного, ничего пугающего, и женщина снова засомневалась в своей нормальности. Не сама ли она вогнала себя в панику — что могло произойти с Моникой в этой спокойной и безопасной комнате? Мерцающий свет ночника позволял увидеть крепко спящего ребенка, но никакой игрушки рядом с ней на подушке не было. На столике стояли стакан с водой и горшочек с цветами, на подоконнике лежала книжка с картинками, а окно было слегка приоткрыто. Лицо Моники выглядело спокойным, глаза закрыты — она крепко спала. Дыхание было ровным и глубоким, ничто не выдавало тревоги, что слышалась в ее мольбах несколько минут назад, только постель оказалась несколько смятой. Еще женщина заметила, что ночное покрывало сбилось в ноги, словно Монике стало жарко и она разметалась во сне. Более ничего.

Поначалу полковника и гувернантку обманула эта спокойная умиротворенная картина. В спальне было так тихо, что четко слышалось ровное дыхание Моники. Глаза вошедших исследовали все. Ничто здесь не двигалось. Но тут мадам Йоцка ясно осознала, что движение было. Что-то шевелилось. Она ощущала это кожей. Отрицать это было невозможно. В наполненной тишиной спальне что-то двигалось, и это движение несло в себе опасность.

Непонятно почему, но Йоцка была уверена, что самой ей ничто не грозило, в равной степени как и Монике, а под угрозой жизнь именно полковника Мастерса. Теперь она уже чувствовала это всем своим существом.

— Подождите здесь, возле двери, — почти приказала она, ощущая, что полковник двинулся вслед за ней в глубь комнаты. — Вы сказали, что кукла смотрела на вас. Она где-то здесь? Будьте осторожны!

Женщина хотела взять его за руку, но достать уже не смогла.

— Полная чушь, — пробормотал Мастерс и зашагал еще решительнее.

Никогда прежде в своей жизни женщина не восхищалась мужчиной больше, чем в этот самый миг, когда видела, как он идет навстречу опасности. Ничего более ужасного и отвратительного ей видеть не приходилось ни раньше, ни позже. Жалость и страх погрузили ее в море страсти и безответного желания. Мужчина, который шел навстречу своей судьбе, покорил ее, а она ничем не могла ему помочь, только оставалась безмолвным свидетелем. Не в человеческих силах противиться тому, что продиктовано волею небес.

Тут глаза женщины случайно остановились на складках отброшенного покрывала. Оно лежало в ногах, и скрытые тенью контуры практически не были видны. Если бы Моника не двигалась, оно бы и осталось лежать так до самого утра. Но Моника шевельнулась и во сне перевернулась на другой бок. Она вытянула свои маленькие ножки, чтобы поудобнее устроиться, и тем самым еще больше смяла и отбросила тяжелое покрывало к краю постели. И тут в складках покрывала появилась фигурка… Очень маленькая фигурка… До этого она была скрыта тенью. Теперь ее словно вытолкнула распрямившаяся пружина. Казалось, фигурка выпрыгнула из темноты. Двигалась она пугающе стремительно. Крошечная, но чрезвычайно страшная — ее злобное личико, движения рук и ног, как и яркий блеск глаз, были похожи на человеческие. Воплотившееся в нелепую оболочку чудовищное и агрессивное зло.

Это была кукла!..

Она карабкалась по складкам шелкового покрывала, неумолимо продвигаясь вперед к намеченной цели. То, что у нее есть цель, было абсолютно понятно. Кукольные стеклянные глаза были устремлены не на испуганную гувернантку, а туда, где стоял полковник Мастерс.

Невольное движение женщины с целью защитить осталось незавершенным.

Она инстинктивно обернулась и положила руки ему на плечи, но он тотчас их сбросил.

— Пусть эта чертова кукла подойдет, — закричал полковник. — Я покончу с ней!

Он яростно оттолкнул женщину в сторону.

Кукла шла на него. Шарниры ее вывернутых крохотных рук и ног поскрипывали — этот звук мадам Йоцка слышала уже не раз. И звуки, похожие на слова, она слышала, но тогда не понимала: buth laga. А теперь их наполнял ужасный смысл: месть.

Эти слова произносились с шипением и свистом, но все же слышались явственно, а чудовище приближалось с неимоверной скоростью.

Прежде чем полковник Мастерс успел двинуться, чтобы защититься, кукла прыгнула с кровати и вцепилась в него. Подобно дикарю, это маленькое невероятное создание впилось своими крошечными челюстями в горло полковника и крепко их сжало.

Все это случилось мгновенно, мгновенно и закончилось. В памяти мадам эти события оставили впечатление удара молнии, отпечатались в черно-белых цветах. Все ее способности, как после удара настоящей молнии, были на мгновение парализованы, будто не было ничего до и не будет ничего после. Она смотрела на происходящее, но не осознавала, что происходит. Неподвижная и бессловесная.

А полковник Мастерс стоял рядом так спокойно, словно ничего необычного не происходило. Он полностью владел собой и был собран. В момент нападения ни одного слова не сорвалось с его губ, он не стал защищаться. С чем бы он ни встретился — полковник, по-видимому, был готов на все. Слова, которые он теперь проронил, казались еще более ужасными из-за своей абсолютной обыденности.

— Наверное… вам следует немного расправить покрывало?

Здравый смысл всегда дает возможность затушить пожар истерики. У мадам Йоцки перехватило дыхание, но она подчинилась — как во сне пошла выполнять приказ, одновременно видя, как он резко отбрасывает что-то от своей шеи, словно пчелу, москита или какое-то другое ядовитое насекомое, пытавшееся его ужалить. Больше она ничего не запомнила, так как он более ничего и не сделал, оставаясь все таким же спокойным.

Неловко разглаживая складки, женщина пыталась расправить покрывало и тут обнаружила, что Моника, проснувшись, сидит на кровати.

— О, Доцка, — ты здесь! — еще не оправившись ото сна, она назвала гувернантку самым ласковым именем. — И папа тоже! О господи!..

— Мы зашли, чтобы поправить тебе одеяло, дорогая, — запинаясь, пробормотала женщина, едва понимая, что говорит. — Спи, спи.

Автоматически, не вникая в смысл слов, мадам Йоцка успокаивала девочку.

— И папа с тобой! — взволнованно повторила та. Сон еще не отпустил ее окончательно, и она не могла понять, что происходит. — О-о! О-о! — воскликнула она, протягивая руки.

Описание этого краткого обмена репликами заняло гораздо больше времени, чем сопровождавшие его действия. Все произошло в считаные секунды. Никаких других звуков не раздавалось, разве что глубокий вдох Мастерса. Но было кое-что еще — мадам готова была поклясться именем своего варшавского духовника и даже побожиться, что видела это.

В моменты оцепенения и стресса отнюдь не чувства дают сбой — их реакция, напротив, интенсивней и быстрей! — дольше проходит осознание происходящего. Оцепеневший мозг служит преградой, и восприятие замедляется.