Ольга Эрлер - Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры

• Название: Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры
• Автор: Ольга Эрлер
• Издательство: Астрель
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7390-2343-8, 978-5-271-23743-0, 978-985-16-7079-2

Имя Александра Македонского до сих пор волнует человечество. О нем пишут книги и снимают фильмы.

В романе Ольги Эрлер Александр предстает не только как великий царь, но и как человек, способный на искреннюю преданную дружбу и любовь. Два важнейших в его жизни человека — друг детства Гефестион и прекрасная гетера Таис — остаются рядом с ним, несмотря на жгучую ревность одного и двусмысленное положение другой.

Читатель вместе с героями снова переживает знакомые с детства по учебникам истории великие сражения, проходит тяжелый, но незабываемый путь через всю ойкумену — Египет, Вавилонию, Персию, Среднюю Азию, Индию. На его глазах происходят важнейшие события в жизни Александра: победа над царем Дарием, строительство Александрии, заговор ближайших соратников, убийство Александром друга Клита, женитьба на узбечке Роксане, мятеж измученной армии и тяжелейшее ранение в Индии, драматическое возвращение македонцев через пустыню, смерть Гефестиона…

Любовь Таис выдерживает все испытания, и оборвать ее может только смерть.

_{(От издательства.)}

---

Иногда на пару дней он отлучался в Сидон или на юг, где Пердикка строил новые крепости-города, основное же время был на месте, так что Таис не могла нарадоваться на свою жизнь. Они много времени проводили вместе: гуляли по лугам, лесам, часто ездили к водопаду с небольшим чистым озерцом, навещали заветный храм Астарты-Афродиты, благодарили ее цветами и любовью за то, что она помогла им соединиться. «Никто никогда не любил богиню так, как я люблю тебя».

От лазутчиков и перебежчиков оба царя прекрасно знали о месторасположении и намерениях друг друга. Разведчики, наконец, сообщили, что Дарий собрал свою армию, и Александр начал готовиться к маршу. Поход через степи и пустыни в глубь персидской империи был назначен через полдекады, а первые части и саперы уже отправились в Дамаск. Саперы должны были навести понтоны на Евфрате у Тапсака, в 600 километрах от Тира.

«Прощайся с морем, — сказал Александр Таис, — неизвестно, когда ты увидишь его снова». Таис как-то сразу осознала серьезность его слов, и ей стало не по себе. Они покидали побережье внутреннего моря, так напоминавшего своими берегами родную Грецию, и шли в глубь Азии, в ее бескрайние степи, горы и каменистые пустыни — неизвестный, чужой, опасный край. Будет ли им сопутствовать удача? Получится ли у Александра разбить Дария? — Несомненно! Как сложится их жизнь на земле древней Месопотамии? Покорит ли она Таис так, как покорил своей магией Египет? Возможно ли повторение такого чуда?

Какая-то теплая меланхолия охватывала Таис, стоило ей вспомнить Александрию, сначала всю в разметках, потом в фундаментах, с быстро растущими стенами, позволяющими угадать ее будущий вид. Веселый город мечты возникал на глазах, как мираж в пустыне. Именно веселый город, что-то было в его атмосфере, что воодушевляло и раззадоривало людей. Как много она смеялась в то время! Какой-то прилив радости и хороших ожиданий охватил ее, да и всех. Вечера у костров — песни, шутки. Все — молодые, дружные, как одна семья. Как танцевала она с Леонидом смешной беотийский танец, когда надо было так высоко подпрыгнуть, чтобы перелететь через его плечо. Сначала она не верила, что это возможно, а потом распрыгалась, будто дрессированная обезьянка, к восторгу всех. А игры в фанты — они падали от смеха, когда Леоннату надо было кричать ишаком, а Марсию ползти змеей. Как они валяли дурака, невероятно.

Где еще на свете есть такое черное небо и такие яркие звезды? А этот шелест-шептание камыша на берегах Нила! Или этот особенный прозрачный свет и колышущийся воздух пустыни, создающий фантастические картины далеких всадников, морей и оазисов. Во всем ощущалось присутствие чего-то неповторимого, необыкновенного. И Александр — главный волшебник ее жизни…

Обо всем этом думала она, сидя на пустынном тирском берегу, ловя последние лучи заходящего солнца, любуясь серебристо-голубой рябью моря.

Подошел Леонид и долго стоял под деревом, за ее спиной. Таис сидела обнаженная, обняв колени и положив на них подбородок. Он любовался ее божественным загорелым телом, к которому он никогда больше не сможет прикоснуться, и тоже вспоминал Египет, их возвращение на корабле в Мемфис. Она тогда стояла на корме, опершись грудью на перила, и задумчиво наблюдала багрово-розовый закат, а он подошел к ней, принял ту же позу и выражение лица, и они, усмехаясь, переглядывались. Он был с ней наедине и счастлив украденным, урванным счастьем. Они много разговаривали в те дни, много хорошо молчали. Он смотрел на нее и не мог насмотреться, и иногда она, шутя, брала его лицо в свои руки и отворачивала в другую сторону.

Тяжело любви не ведать,
Тяжело любовь изведать,
Тяжелей всего не встретить
На любовь свою ответа…

Да, тяжело, но… У него осталось так много прекрасных воспоминаний: дождь в пустыне, ее умиление, когда они подсмотрели, как ежик пьет воду из лужи, детская радость, что ей удалось совсем близко увидеть белого лисенка с огромными смешными ушами. А ее досада и непередаваемая гримаска на лице, когда ее искусали клопы в расписанном фресками склепе древнего вельможи. И их совместные семейно-доверительные ужины, когда они говорили часами обо всем на свете и понимали друг друга с полуслова. Эти воспоминания принадлежали ему одному, это — его достояние и навсегда останется с ним. И это — немало. Этим можно быть счастливым, еще как!

— Не пугайся, — Леонид подошел сзади. — Ничего, что нарушил твой покой… уединение, — поправился он, так как покой нарушил не он, а Александр, Леонид это знал. А, может, он дал ей необходимый покой. И счастье, и все.

Таис вышла из своей задумчивости и медленно ему улыбнулась. Десятки чувств сменились на ее прелестном лице.

— Привет, садись…

Она поежилась от легкого ветра — красное солнце почти скрылось за горой — и накинула хитон. Его белая, слабого плетения ткань оттеняла блестящую загорелую кожу на плечах и груди, с которой она стряхивала высохший песок. Черные волосы были высоко заколоты, ветер норовил забросить выбившиеся прядки на лицо, и она тонкими пальцами укрепляла их в копне кудрей. Она была невыносимо хороша.

— На тебе знакомые серьги, — удивился Леонид.

— Да, твой подарок, я их не снимаю. Бывают такие «удачные приобретения».

— Ты не грустишь?

— Есть немножко. Приказано прощаться с морем. А любое прощание — это возможное прощание навсегда. Я размышляю над тем, как странно устроен человек. Он всегда сожалеет об ушедшем. Вот и меня посетило чувство ностальгии.

— По Афинам?

— По Египту.

— Не может быть! И я только что думал об этом, — удивился Леонид.

— Он нас заразил своей тайной. Жизнь течет, как вода. Жизнь и есть вечное движение, изменение. А иногда хочется, чтобы она остановилась.

— …застоялась и превратилась в болото.

— Ах, ну ты со своей иронией… Прямо, как Александр, — с укором сказала Таис. — Болото! — повторила она и рассмеялась, оценив шутку.

— Видимо, и я, и Александр неосознанно боимся твоей грусти и на всякий случай пытаемся ее преобразовать в какое-то более спокойное чувство.

— Какое своеобразное объяснение, — подняла брови Таис.

— Мы говорили об Александре… — напомнил Леонид.

— Да, есть о чем, — Таис легла к нему на колени, лицом к морю. Ее грудь округлилась и обнажилась в вырезе хитона.

— Ты любишь его?

— Конечно, есть за что! Я от него одно добро вижу. Ты разве нет?

— Конечно, я его люблю…

Он не договорил, Таис перебила его:

— За тот же Египет, кому «спасибо» сказать?

Леонид рассматривал ее бархатную щечку и нежный профиль, когда неожиданно раздался лай Периты и свист Александра.

— Привет, легок на помине, — спокойно и приветливо сказала Таис и отстранилась от норовящей лизнуть ее Периты. Александр цыкнул на собаку, и та вмиг послушалась.

— У тебя в ушах не звенело? Мы как раз говорили о тебе, какой ты хороший, — сказал Леонид.

— О! За глаза говорили хорошее?! Ну, тогда это любовь, и это серьезно. — Царь опустился на песок у ног Таис.

— Как охота? Поймал кого? — вяло спросила Таис.

— Поймал… Это в Египте можно было ловить руками. Но кое-что взял.

— Луком, соколом? — продолжила Таис.

— Нет, соколом хорошо в песках; на юге с Пердиккой мы хорошо поохотились с соколом.

— Значит, понравилось?

— Сокол вроде легкий поначалу, а как потаскаешь его полдня, рука отваливается. Кстати, тебя Геро разыскивала с… чуть не сказал «собакой», с Адонисом твоим.

— Что ты имеешь против моей собаки?

— Это не собака, а непонятный зверь. Особый. Испортила ты его, избаловала, — ответил Александр.

— Ах, — махнула рукой Таис, — у нас с тобой могут быть хоть на что-то разные взгляды? Он мне не для охоты, а для дома, для души…

— Но он же пес, и его натура требует собачьей жизни — охоты, крепкой руки.

— Ты хочешь сказать, что ты к Перите применял когда-то крепкую руку! — вскинула брови Таис.

— Она меня и так понимает, моя умная девочка.

— Умная девочка — это сейчас я или она? Почему ты меня называешь, как собаку?

— Я ее уже всегда так называл и если вдруг начну называть по-другому, то она не поймет и обидится, — усмехнулся Александр.

— А какая охота была самой лучшей для тебя? — поинтересовалась Таис.

— Ты на ней присутствовала, — Александр лег на ноги Таис так, как она лежала на коленях Леонида. Обращаясь к нему, Александр стал рассказывать:

— Она меня замучила. Только прицелюсь, а она: «Ой, не стреляй. Он такой славненький!» Это о кабане! Потом хорошего оленя подстрелили, огромный был, почти как «знатный». — Александр кивнул Таис. — Потом еще отлично было с Кратером на льва. Геракл убил Немезийского льва, ну и нам, пацанам, захотелось попытать счастья.

— Никак не меньше, как Гераклы, — вставила Таис.