Ольга Эрлер - Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры

• Название: Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры
• Автор: Ольга Эрлер
• Издательство: Астрель
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7390-2343-8, 978-5-271-23743-0, 978-985-16-7079-2

Имя Александра Македонского до сих пор волнует человечество. О нем пишут книги и снимают фильмы.

В романе Ольги Эрлер Александр предстает не только как великий царь, но и как человек, способный на искреннюю преданную дружбу и любовь. Два важнейших в его жизни человека — друг детства Гефестион и прекрасная гетера Таис — остаются рядом с ним, несмотря на жгучую ревность одного и двусмысленное положение другой.

Читатель вместе с героями снова переживает знакомые с детства по учебникам истории великие сражения, проходит тяжелый, но незабываемый путь через всю ойкумену — Египет, Вавилонию, Персию, Среднюю Азию, Индию. На его глазах происходят важнейшие события в жизни Александра: победа над царем Дарием, строительство Александрии, заговор ближайших соратников, убийство Александром друга Клита, женитьба на узбечке Роксане, мятеж измученной армии и тяжелейшее ранение в Индии, драматическое возвращение македонцев через пустыню, смерть Гефестиона…

Любовь Таис выдерживает все испытания, и оборвать ее может только смерть.

_{(От издательства.)}

---

— А какие ягоды ты больше всего любишь? — спросила Таис.

— Я ем все подряд, я не привередлив. Хотя… черную смородину, мне запах нравится.

— Мне тоже. А какие фруктовые запахи тебе нравятся?

— Айвы, абрикоса… — Он медленно поднял глаза и улыбнулся.

— И мне тоже. А цвет тебе какой нравится?

Александр расхохотался, но ответил:

— Незабудковый, фиалковый… «Как твои глаза», — пронеслось в мыслях.

— А я люблю запах фиалок… «Твой запах», — хотелось ей прибавить. — И роз, конечно, и пионов. И еще я люблю спать на свежем сене…

— Кто же не любит! Скажешь тоже… — Он перевернулся на спину и, подложив под голову руки, посмотрел в небо.

— Смотри-ка, орел, — сказал Александр. Таис подняла голову, прищурилась:

— Зевсом посланный, парит над прекрасной Ионией.

— …где мы сейчас загораем, — прозаически прибавил Александр. — Орел — моя птица, — и, не дожидаясь вопроса Таис, пояснил: — Мы с ним похожи, носами. А твоя, видимо, сова?

— Хочешь сказать, что я на сову похожа?

Александр рассмеялся.

— Нет, потому что ты патриотка, без Афин не можешь.

— Почему же я тогда полгода прожила в Эпидавре?

— Из Эпидавра до Афин — день пути на корабле, ты в любую минуту могла вернуться, и ты это знала. Я же имею в виду — жизнь в пути! Сегодня здесь, завтра там, весь мир — твоя родина и твой дом. Меня ничто не могло удержать в Пелле, я там задыхался, я вырос из ее пеленок. И прекрасная Македония для меня — пройденный этап. Как детство — закончилось, и хорошо. Я хочу все увидеть — все, что есть на свете. Каждый день открывать для себя другие земли и миры. Иначе мне станет скучно, и я возненавижу то, что люблю.

— Тебе скучно здесь, в этом удивительном городе, на этой поляне, среди букашек?

— Нет, я здесь счастлив, среди букашек, но я знаю, что на свете есть тысячи мест, где я буду счастлив так же, и я хочу это испытать, прожить.

Таис хотела что-то спросить, но Александр остановил ее жестом.

— Было достаточно сказано. Ты права, это место — средоточие неги и покоя, и я подчиняюсь им. Если тебе не трудно, разбуди меня через четверть часа.

Он дружелюбно кивнул, повернулся на бок, закрыл глаза и уснул быстрее, чем Таис успела удивиться. Он действительно уснул! Вот это да! Зато теперь она могла рассматривать его, не скрываясь! С умилением отметила, каким мирным и по-детски трогательным становится его лицо, стоит ему закрыть опасные и беспокойные глаза. Его рот с бугорками по краям расслабился и слегка приоткрылся. Таис тяжело, почти со стоном, вздохнула. Его загорелая рука лежала возле лица, и Таис внимательно рассматривала вены и синие веточки сосудов на запястье, ногти, каждый волосок и находила все это невероятным. Прикоснуться к нему она не решилась, а так хотелось! Все было так нереально; Эфес, залитая солнцем поляна, прекрасная пора середины лета, спящий Александр, и она, отгоняющая от него летучую и ползучую нечисть. Это все правда или только снится? И кто спит на самом деле? Почему не остановится это прекрасное мгновение навечно?! Или хотя бы на пару часов. Спи дольше, продли очарование, пожалуйста.

Но время не остановилось, наоборот, пролетело быстрее, чем того хотелось. Сорванной травинкой Таис провела по его руке. Когда она добралась до полусжатого кулака, он проснулся.

— Эй, Тая, — он тер глаза, — не люблю щекотку.

— В другой раз не будешь спать в моем присутствии, — парировала она.

— Это не потому, что ты на меня сон наводишь, а потому, что я чувствую себя с тобой спокойно, расслабленно…

Он обобрал для Таис соседний куст ежевики, и его пальцы посинели от сока.

— Правда, уходить не хочется? Но я уж совсем разнежился. Мне это противопоказано.

— Почему? Разве ты не можешь делать то, что хочешь? — удивилась Таис.

— Я — увлекающийся человек. Может затянуть — роскошь, нега и покой, земные и небесные радости. Жизнь может пройти стороной, если я буду им предаваться. Я бы не хотел прожить жизнь бессмысленно, не выполнив свое предназначение и не осуществив свои мечты. Праздность не сделает меня счастливым. — Он серьезно посмотрел на Таис. — Помнишь легенду о моем прародителе Геракле, о том, как он выбирал свой жизненный путь? Путь наслаждений, в народе прозванных пороками, или путь трудов и лишений, приведший его к славе и бессмертию. Среднего пути нет. И третьего нет. Я это точно знаю.

— А как же дельфийская мудрость о золотой середине и о том, чтобы во всем хранить меру? Разве это не срединный путь?

— Да, это путь для серой, средней жизни. Я не желаю себе такой. Я же человек честолюбивый… не в меру.

— Не понимаю, какие претензии? Я тебя разбудила, — улыбнулась Таис.

— Да, ты права, никаких претензий.

На обратном пути через сосновый лесок, мимо пустого стадиона, вниз, по красиво выложенным дорожкам, ведущих вдоль ярко разрисованных зданий, обсаженных кипарисами, Александр продолжил разговор:

— Мне надо быть уверенным, что ты меня понимаешь. Возможно, это не так легко. Ты должна воспринимать мои слова буквально. Я не любитель витиевато изъясняться. То, что я говорю, это именно то, что я имею в виду. Проверим сейчас — какие две мысли я хотел донести до тебя?

— Только две мысли? — удивилась Таис.

— Перескажи мне своими словами, что ты поняла, — настаивал он, даже остановился и прижал ее рукой к увитой фиолетовым вьюнком каменной ограде, вдоль которой они шли.

— Мы говорили о том, что ты любишь, потом ты спал, — подняв глаза к небу, напряженно вспоминала Таис. — О родине и мире, о жизни в пути, о том, что тебя притягивает большой мир, потом о том, что ты не хочешь расслабляться, о Геракле, о невозможности для тебя умеренной жизни, — она закончила и посмотрела в глаза Александра.

Он глядел напряженно и как будто недовольно. Да, именно так. Потом медленно расслабился, опустил глаза, покусал губы.

В городе Александра заждались и обыскались — пришло неприятное известие из Милета. Начальник охраны выговаривал своим солдатам, которые, кроме того, что царь ушел с Таис, ничего не знали. Поэтому все ждали у ее «дома». Когда пропавшие подошли туда и царь узнал, в чем дело, он изменился в лице и тут же забыл о Таис. Здравствуй, жизнь…

Уже сделав шаг к коню, Александр обернулся.

— Спасибо за море, царь, — проговорила Таис, спокойно улыбаясь. Пожалуй, даже слишком спокойно.

— Тебе спасибо, — Александр подошел, слегка пожал ее пальцы… Она выдержала его взгляд.

И все же какой славный, замечательный день!

Таис ворочалась в жарких простынях уже битый час, но сон никак не мог одолеть возбуждение. С приросшей к губам улыбкой, мечтательно и томно вздыхая, афинянка перебирала в памяти все события этого дня:

Все, что видела она, перед очами снова витало:
Сам он, каким был тогда и в какое одет был платье,
Что говорил и как в кресле сидел и как вышел
Он из дверей, и в тревоге казалось ей, что едва ли
Сыщется равный ему, в ушах раздавался голос его
И речи, что им говорились.

В голове крутились эти строчки из Еврипидовой «Медеи», и Таис чувствовала его рядом, — состояние блаженства, сладостного, сводящего с ума волнения и томной неги во всем теле. В полудреме-полумечтании она услышала, что кто-то вошел. Не успела она осознать, что это Птолемей, как он накрыл ее своим горячим требовательным телом. Вот так-то! Получил не свое, но от души! И наверное, естественно, отнес на свой счет ее возбуждение. Ну да ладно. Это была прекрасная любовь, жаль, конечно, что вызвана не тем, кому досталась, и досталась не тому, кто ее вызвал. Хотя, кто знает, жалел ли об этом вызвавший, а вот получивший был счастлив. Будем делать людей счастливыми. Заповедь порядочных гетер гласила: лучше делать многих мужчин счастливыми, чем одного — несчастным. Птолемей же удивился непонятной логике поведения Таис, которая в последние дни мягко, но настойчиво сдерживала все проявления его страсти. Видимо, самое важное — появиться в нужный момент в нужном месте, что и произошло, к великой радости Птолемея и его наконец удовлетворенного вожделения.

На следующий день последовал еще один визит. Пришел знакомиться любитель посмеяться — Леонид, тот, который нравился Александру и которого с первого взгляда полюбила Таис. Пурпурный плащ и хитон фессалийца, желтый льняной панцирь, беотийский шлем с позолоченным венком, выдающий в нем иларха — командира эскадрона, приветливое лицо, задорные черные глаза, каждое движение излучает надежность и доброту. Действительно славный.

Когда вскоре после него в палатку Таис вошел ничего не ведающий Птолемей, он удивленно отдал честь Леониду и вопрошающе скользнул взглядом по Таис. Таис давно поняла простую мужскую натуру с ее трогательным стремлением демонстрировать каждому потенциальному конкуренту доказательства своего успеха. Что ж, не жалко, хвастайся на здоровье: хозяйка нежно обняла и поцеловала Птолемея, и тот просиял, почувствовав себя самым главным оленем в лесу. Ужин прошел весело. Птолемей взял себя в руки, понимая, что Таис ему не спрятать, и умнее смириться с тем, что она — не его собственность. Нет ничего смешнее, чем выглядеть ревнивым дураком. А Леонид никогда не унывал, такой уж легкий и жизнерадостный характер дала ему природа.