Игорь Акимов - Дот

• Название: Дот
• Автор: Игорь Акимов
• Издательство: Олма Медиа Групп
• Жанр: О войне
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-373-03415-9

«Дот» — возможно — самая парадоксальная книга о войне. Не уступая занимательностью знаменитым приключенческим романам, она показывает, как люди, воюя с людьми — с обеих сторон, — остаются людьми. Как в них выживают — вопреки всему! — свет и любовь. Ведь они еще не знают, что на землю пришел Ад.

---

Во время очередной остановки они услышали громкий разговор; не внутри кабины — вроде бы кто-то говорил, стоя на подножке. «Патруль», — тихо сказал Залогин. Затем над задним бортом появились две головы: давешнего лейтенанта и жандарма в дождевике поверх каски и мундира. Жандарм посветил фонарем; тусклый свет (батарея уже садилась) пробежал по лицам четверых охранников (бодрствовал только один), задержался на пару секунд на ящиках — и погас. «Мне очень жаль, господин лейтенант, — обернулся жандарм, — но подорожная оформлена не надлежащим образом. Вам придется проехать со мной на КП. Это рядом…»

Автофургон свернул с дороги вправо, и кузов вдруг наполнился прямым светом: кто-то пристроился сзади. Тимофей сел. Чтобы разглядеть через борт, ему пришлось немного вытянуться вверх. Это был мотоцикл с пулеметом в коляске; на обоих мотоциклистах были форменные дождевики. «Лежи», — сказал охранник и легонько толкнул Тимофея.

Они проехали совсем немного, еще раз свернули и остановились. Мотоциклист не выключал фару. Опять появился жандарм; его тень зачернила низ кузова, но солдаты были видны отменно. Жандарм четырежды выстрелил из револьвера, чуть помедлил, чтобы убедиться, что никто не шевелится, обернулся, сказал мотоциклистам по-польски: «Порядок», — и пошел к кабине.

Это была тесная лесная дорога, не рассчитанная ни на большие автомобили, ни на встречное движение. Ветви скребли по брезенту бортов и крыше фургона. Колеса прокручивались на мокрой глине. База грузовика была шире тележного следа, оттого колеса соскальзывали в глубокие колеи, машину болтало, а кузов раскачивался и скрипел. Водителю мотоцикла тоже пришлось потрудиться.

Наконец они въехали в просторный двор. Послышались голоса. Говорили по-польски: «Ну, как съездили?» «Нормально, пан ротмистр…» — «Без шума?» — «Обошлось…» — «Грузовик вроде бы не новый…» — «Ничего, пан ротмистр, он был в хороших руках. А самое главное — каков путевой лист!» — «И каков же?» — «Аж до Кракова! Я как увидал это, пан ротмистр, у меня прямо сердце зашлось…» — «До Кракова… неплохо! Значит — и проедем, где захотим, и хватятся его не скоро… А что груз?» — «Да хрен его знает, пан ротмистр; ящики какие-то. Сейчас гляну… Анджей, посвети!»

Мотоцикл заурчал, опять заехал сзади. Заскрежетали скрепы; громыхнув, задний борт исчез. Белобрысый парень в жандармской форме (каску, очевидно, он оставил в кабине) уже встал на заднюю ступеньку лесенки — и вдруг увидал пятерых красноармейцев. Они сидели, прислонившись спинами к ящикам. У четверых были винтовки.

Парень опешил.

Это продолжалось довольно долго, пожалуй, с десяток секунд; затем способность соображать стала возвращаться к парню. Во-первых, стрелять в него пока не собирались, винтовки даже не были на него направлены. Во-вторых, этому было объяснение: ведь за его спиной был пулеметчик с МГ, для которого какие-то четыре старые винтовки… ну вы сами понимаете. Парень осторожно поднял руки, не сдаваясь, а как бы успокаивая; мол, не дергайтесь, ребята, сейчас во всем разберемся. Затем, не отводя глаз от красноармейцев, медленно повернул голову к мотоциклу. Пулеметчика в коляске не было. Парню опять потребовалось несколько секунд, чтобы это осмыслить, он опять повернулся к красноармейцам и только теперь позвал:

— Пан ротмистр! а, пан ротмистр!..

Появился ротмистр. Из-за того, что фара светила ему в спину, его лицо было неразличимо. Прорезиненный плащ был на нем внакидку, мундир знакомый: польская кавалерия. Он поглядел на красноармейцев, на пять пар босых ног, на сдвинутых под борта убитых охранников. Кивнул головой:

— Сделаем так. — По-русски у него получалось вполне сносно. — Рядом с вами четыре пары сапог; разберитесь — кому подойдут. Пятому подыщем что-нибудь в доме. — Он помолчал, рассчитывая на реакцию, но понял, что не дождется — и добавил: — Вас накормят, напоят. Потом поговорим.

Тимофей согласно кивнул.

Разобрались с сапогами; судьбу не переиначишь: Медведев остался босым. «Ты впереди, — тихо сказал Тимофей Ромке. — Медведев прикрывает тыл…» Неспешно спустился на землю, осмотрелся в свете фар. Хозяйство богатое. Дом — ну как на картинке: фундамент и углы из дикого камня, два высоких этажа и мансарда под высоченной крутоскатной крышей. И хозяйственные постройки каменные, одна тоже в два этажа…

Невидимый дождь шелестел в траве. Она едва ощущалась. Не потому, что кошена — земля забыла воду.

Мотоциклист все еще был в седле; дотянуться до пулемета — было бы желание… «Гаси фару, — сказал ему Тимофей. — Веди в дом…»

Погасли фары мотоцикла и грузовика. Теперь двор едва подсвечивался тусклыми прямоугольниками двух окон. Если изготовятся стрелять из темноты — разве заметишь?.. Но по красноармейцам вряд ли можно было сказать, что они чего-либо опасаются. Шли вперевалочку; винтовки держали свободно; правда, как-то так получилось, что каждый шел сам по себе, вразброд; но у каждого свой сектор, весь двор под контролем.

Вошли в сени.

Это только так говорится — «сени», по сути же это была просторная прихожая. Белобрысый успел зажечь керосиновую лампу, и первое, на что они обратили внимание, был пол, выложенный неровными гранитными плитами с мелко-волнистыми следами пилы. Еще — высокое трюмо в раме из темного полированного дерева. Рогатая вешалка-стойка из такого же дерева. И еще одна вешалка — из такого же дерева и с такими же рогами — занимала полстены. Короткий кожушок с опушкой, короткая польская кавалерийская шинель; остальное барахло не имело лица. В углу возле двери стоял чешский карабин. Чапа сразу его зацапал.

— Яка славная вещь! В самый раз по мне.

— Поставь на место, — сказал белобрысый. — У него есть хозяин. А тебе завтра подберем, хоть и такой же карабин.

Кухня была просторна, тоже мощена гранитом; от высокой печи приятно веяло сухим теплом. Белобрысый указал на дубовый стол: «Располагайтесь», — и деликатно потеребил за плечо человека, спящего на лавке лицом к стене под покрывалом из овечьей шерсти: «Кшись, а, Кшись, просыпайся… Пан ротмистр велел накормить гостей…»

Девушка села; равнодушно взглянула на красноармейцев; застегнула меховую душегрейку. Все это медленно, как бы через силу. Но затем она что-то в себе преодолела, и уже через минуту на столе появилась завернутая в белую косынку уже початая пышная паляница, в таких же тряпицах окорок и изрядный шмат сала. Раз, раз, раз — перед каждым появились ножи и круглые липовые дощечки вместо тарелок, несколько луковиц, миска с мочеными яблоками, штоф самогона и небольшие граненые стаканчики, которые она несла, держа пальцами изнутри — по пять в каждой руке. Затем она исчезла. Белобрысый сел на лавку, снял ремень с портупеей, стянул с себя форменную куртку, затем кожаную упряжь снова нацепил. Кобура его револьвера была застегнута.

— Присоединяйся, — сказал Тимофей.

— Не хочу.

— А рюмку?

— Рюмку можно, — сказал белобрысый, но остался сидеть. В нем происходило какое-то мыслительное движение, но движение медленное.

Появился ротмистр. Сел во главе стола. Осмотрелся. Винтовки стояли рядом с красноармейцами, только Ромкина лежала у него на коленях.

— Ты бы отставил свой «манлихер»[1], - сказал ротмистр.

— Он мне не мешает.

Ромка впервые в жизни ел окорок, да еще такой окорок. Живут же люди! Ведь наверное эти мужики могут себе позволить эдакую благодать хоть и каждый день!.. В голове не укладывается.

Ротмистр подтянул к себе стопку, налил вровень с краями, подлил Тимофею: «Будьмо, сержант!» Тимофей кивнул. Выпили.

— Давно в плену?

— Несколько часов.

— По вам не скажешь, что вы голодали.

— А мы и не голодали.

— Прятались?

— Нет.

— Это я так спросил. Для порядка. Оно сразу видно, что хлопцы вы боевые… И куда же вас везли? — Тимофей пожал плечами. Ротмистр помолчал, глядя на пустую рюмку, которую легонько покручивал на столе пальцами, словно собирался запустить юлу. — Вот что мне непонятно, панове: настроение мне ваше не нравится. Радости не вижу.

— А чему радоваться, пан ротмистр? — спросил Тимофей.

— Свободе, сержант.

— Так мы свободны?!.

Это Ромка. Клоун. Отставил окорок и смотрит с радостным изумлением, почти с восторгом.

Ротмистр усмехнулся.

— Ладно… Тогда давайте по делу. У меня к вам, хлопцы, предложение… Впрочем, если быть точным, сперва — просьба, и затем — предложение. С чего начать?

— Начну я, — сказал Тимофей. — По поводу «хлопцев». Ты уже второй раз нас так обзываешь, пан ротмистр. Сам я не шибко грамотный, но память у меня хорошая. А вот он, — Тимофей указал на Залогина, — в грамоте силен. И сейчас я припомнил, как он год назад (я на его заставе проводил инструктаж), по сходному поводу объяснил, что слово «хлопец» происходит от слова «холоп». Иначе говоря — слуга. А мы хотя и служивые — но не слуги. Мы — солдаты. И свободные граждане свободной страны.