Мирсай Амир - Рыбацкие байки

• Название: Рыбацкие байки
• Автор: Мирсай Амир
• Жанр: Юмористическая проза

Предисловие.

Секрет заключается в том, что я хотел вести повествование от имени вымышленного персонажа, но дед Латып из рассказа «Склероз» заставил меня отказаться от моего намерения. Рассказ «Склероз» написал я. Но, пожалуй, кое-кому могло бы показаться нескромным, если бы о своем собственном рассказе я стал говорить от чужого имени. Лучше уж самому сказать то, что сказать необходимо. И тем не менее прошу не считать эту повесть автобиографической. Ее сочинил не писатель Мирсай Амир, а рыболов Михаил. Почему Михаил? Узнаете по ходу повествования. А почему рыболов, понятно: я и в самом деле рыболов. Правда, всего-навсего любитель. Да еще и не из удачливых. Но ведь для того, чтобы слушать я собирать рыбацкие истории, не обязательно самому ловить рыбу пудами. Имеющий уши да слышит! Вот я и решил назвать свою книгу «Рыбацкие байки». Очень я обрадовался, когда мне в голову пришло это название. Оно мой щит. Оно защищает меня от критики, требующей, чтобы литератор писал только правду, только правду и только правду. Но ведь если книга называется «Байки», да еще рыбацкие, то каждому понятно, что без преувеличения автор обойтись не мог. Ну, если не врал, то кое-что присочинил, скажем так. Но сделал я это только в интересах читателя.

---

Наш поезд, замедляя ход, приближался к станции. Дед Латып посмотрел в окно, вскочил, торопливо снял с крючка свой молодежный рюкзак.

— Ох, старый я болтун! Проехал свою станцию, придется обратного поезда дожидаться!

С этими словами он устремился к выходу, позабыв снять с другого крючка свою болонью — свою «мечту». Я не успел опомниться, как он уже выскочил на перрон и исчез в толпе. Вот тебе и «одолел склероз».

Я обратился к одному из пассажиров — тоже рыболову по внешнему виду:

— Вы не знаете случайно, где старик живет?

— На рыбацком острове.

— Прекрасно! Возьму с собой его плащ, а потом заеду на остров, отдам. Так оно быстрей будет.

Глава первая

ВОЛГА ПОД КАЗАНЬЮ

Через две минуты моя остановка. У нее еще нет названия, она безымянна, как новорожденный ребенок. У нее есть только номер — 774.

Но эта цифра уже успела стать популярной. Кого только не встретишь на платформе № 774 среди сотен, даже тысяч приезжающих сюда и уезжающих отсюда людей! От ночного сторожа до академика включительно.

Едва дизель-поезд, тонко прогудев, успеет остановиться, как из его вагонов этакими кузнечиками выскакивают пассажиры и цепочками по тропкам слева от линии железной дороги устремляются кто прямо, вдоль рельсов — на запад, кто в противоположную сторону, на восток, кто точным курсом на юг.

Всех тянет к себе Волга!

Наверное, есть на белом свете и более красивые места, чем волжские берега. Но те места не для меня. Летом Волга держит меня крепко. Я не раз пытался сам себя убедить: нельзя сиднем сидеть на одном месте, надо пошататься по свету, посмотреть другие края. Щ Но Волга не отпускает! Заблестит под солнцем ее вол­шебное зеркало, и жизнь становится для тебя в пять раз милее и дороже.

И вот я опять на Волге. Ее гость, хозяин и раб.

МУХАМЕТША

Как только я вышел из вагона, передо мной сразу же возник улыбающийся во весь рот Мухаметша.

— Здравствуй, тезка! Ты, наверное, всю дорогу меня бранил?

— Нет! Твое место занял такой забавный попутчик, что мне было не до тебя.

— А ты знаешь, кто был моим попутчиком? Целая история! Из-за этого я к тебе в вагон и не пришел. Расскажу, ахнешь!

Но тут его перебил наш общий друг, Таз и. Я и ее заметил, откуда он вынырнул. В руке палка с набалдашником, за спиной рюкзак величиной с овцу суягную. Сразу видно — заядлый рыболов.

— Ну, братцы, зададим завтра рыбке жару! У меня опарышы как молочные поросята!

— Нашел чем хвалиться! — скривил рот Мухаметша.— Я из-за этой гадости чуть не осрамился сегодня/.. Представляешь, приезжаю на вокзал, иду к поезду. Вижу — впереди меня семенит красотка. Фигурка — загляденье! Проходит мимо твоего вагона. Я за ней следом. Сел напротив и любуюсь. Ножки у нее, говорю тебе, седьмое чудо света. Но личико так себе. Не урод, но и не красавица. На вид — лет тридцать семь. А в общем интересная дама. В ее возрасте, как тебе известно, женщины особенно падки на комплименты. Я и решил играть на этой струне. Поерзал-поерзал и говорю:

«Наконец я понял смысл мини-юбки. Она придумана специально для женщин с красивыми ножками».

Она даже улыбнуться не соизволила. Только поморщилась. Я продолжаю гнуть свою линию:

«Извините, но я не хотел вас обидеть, упаси бог.

Я хочу лишь заметить, что некоторые женщины надевают мни и, не учитывая своей, так сказать, телесной фактуры. У иной, посмотришь, ноги тонюсенькие, как бамбуковые палки, а она их выставляет напоказ. Вы же другое дело. У вас такие ножки, что хоть в балете выступай». »

Лицо у нее немножко прояснилось после этих слов. Я это заметил и поддал жару:

«Извините меня еще раз, но я говорю от души. С такой фигурой, как ваша, и с такими ножками вам надо было идти в балерины».

Она чуть-чуть улыбнулась.

«А вы вообще-то любите балет?»

«А как же! Ни одной новой постановки не пропускало».

«А кто из балерин вам нравится?»

Я, кроме знаменитой Тамары Разалиевой, никого не знаю. На чтобы не ударить лицом в грязь и показать, какой я балетоман, говорю:

«Мне Тамара больше других нравится».

«В каких же балетах вы ее видели, вашу Тамару?»

Называю балет за балетом, даже концертные номера вспомнил.

Она слушает, кивает головой, потом спокойно говорит:

«И все вы сочиняете. Если бы вы действительно столько раз видели меня на сцене, вы бы меня и в вагоне узнали! Я — Тамара Разалиева».

Ну что тут скажешь? Какой мужчина, извините, на балете смотрит балерине в лицо? Но об этом же ей не скажешь. И все же я не растерялся.

«Значит, говорю, вы очень здорово умеете перевоплощаться. Сейчас я вижу ваше настоящее лицо, а на сиене оно у вас совсем другое».

«Сценическое лицо артистки и есть ее настоящее лицо».

«Ну, это уже философия...»

Едем так, беседуем чинно, культурно. На ее ножки я стараюсь больше не смотреть и вдруг вижу в ее глазах ужас.

«Ой, что это на вас?!»

Взглянул,— а это опарыш проклятый по мне ползет. Я их завернул в бумажный пакет и положил в карман рубашки — они и выползли. Я вскочил на ноги, стряхнул опарыша на пол. Соседн по скамье кричат, ругаются. А моя балерина хохочет от души. Она, умница, сразу все поняла. У нее то ли муж, то ли друг тоже рыболов, и она в курсе всех наших рыбацких дел. Заговорили с ней на эту тему. Оказалось, что она знает многих рыболовов, даже нашего Фаниля.

— Слушай, кстати, а где Фаниль? Мухаметша только рукой махнул.

— Разве его дождешься.

— Но он мне звонил по телефону и твердо обещал приехать. Он обязательный человек, не то что ты.

В разговор вмешался Тази. С невозмутимым видом, словно речь шла о каких-то пустяках, он сказал:

— Да ведь Ваня же приехал.

— Какой Ваня?

— Ну, тот Ваня, труп которого вытащили из проруби. Забыл, что ли?

— Обожди. Что ты мелешь? Как Ваня мог приехать, если он труп?

— Он приехал тем не менее! На «Ракете».

— Обожди. Он что, живой?

— Живой. А тот неживой. И не Ваня. В общем Фаниль взялся это дело расследовать! — сказал Тази и поправил на горбу свой чудовищный рюкзак.

В СВЕТЕ ТРЕХ ЗВЕЗДОЧЕК

Фаниль в нашей компании самый молодой. Тази был уже преподавателем в институте, когда Фаниль поступил туда учиться. Но все же ему за тридцать. Когда шла война, он был совсем маленьким, но все же трудности военных лет сказались и на его здоровье — с некоторых пор Фаниль стал страдать бессонницей. Отвратительная штука! Врачи сказали:

— Не перегружайте свой мозг усиленной работой.. Больше бывайте на свежем воздухе, займитесь, например, рыбной ловлей — очень полезное для вас занятие!

Когда Тази узнал об этом, он очень обрадовался.

— Прекрасно! — сказал он Фанилю.— Берем тебя в нашу компанию. Станешь рыболовом — забудешь не только, что такое бессонница, но и отца с матерью. И да­же жену. Что там жена! Даже журналистику свою, и ту забудешь!

Фаниля мы все вскоре полюбили. Зимой мы с ним, правда, больше встречались в ресторане, но разговоры за столом велись только о рыбной ловле. Фаниль как бы проходил здесь заочный курс рыболовного университета. Наперебой мы рассказывали ему разные истории из жизни рыболовов, то смешные, то драматиче­ские, но при этом замечали, что Фаниля они мало трогают. Наоборот, мы чувствовали, что в глубине души Фаниль полон иронии, что он даже жалеет нас, ослепленных своей страстью людей, для которых весь смысл жизни заключен в крючке с наживкой!

Надо было принимать решительные меры, чтобы Фаниль совсем не потерял интереса к рыбной ловле, а для этого нужно было отправиться вместе с ним на подледный лов. Будет клев — и Фаниль поймет прелесть ловли, поймет и нас!

Но я лично не ловлю рыбу зимой. Не потому, что мне не нравится подледный лов, а потому, что тогда я совсем бы забросил свою работу. Мухаметшу тоже зимой не вытянешь.

— У меня ноги собственные, не казенные, я их жалею. Это только Тази свою ногу не жалеет, она у него все стерпит! — говорит он, намекая на протез приятеля. И действительно, можно подумать, что искусственная нога не только не мешает, но даже помогает Тази. Большего любителя пеших прогулок я не знаю.

Тази не поленился и в этот раз, и сам вызвался отвезти Фаниля на Казанку — на лед. Но им не повезло — не было клева.

Когда мы потом встретились в ресторане «Татарская ашхане», Фаниль сказал:

— Вы знаете, мне кажется, что рыбная ловля не по мне. Она не успокаивает меня, а, напротив, внушает беспокойство. Смотрю в лунку, а сам думаю о делах, которые не доделал или забросил. Какой же, думаю, я дурак: сижу здесь, на ветру, без смысла и цели, в то время, когда дома столько дела!

— Не так рассуждаешь, Фаниль дорогой!..

— Нет, так, Тази-абый! Я не о себе одном так думал. Ведь там сотни, может быть, тысячи таких же несчастных, как я, сидели на льду. У всех дела, заботы. А они сидят, застыв, как тумбы. Зачем? Для чего? Я даже ночью о них, о бедняжках, думал. И, конечно, не мог заснуть. Какой уж там сон!!