Андрей Архипов - Поветлужье

• Название: Поветлужье
• Автор: Андрей Архипов
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9922-0833-7

Волею судьбы горстка наших соотечественников вместе с детьми затерялась в ветлужских лесах. Заблудилась, и не только в пространстве, но и во времени, очутившись в Киевской Руси XII века, за полтора десятка лет до начала ее распада на отдельные княжества. Первая задача – выжить, что не так-то просто, поскольку упомянутая судьба приносит одно испытание за другим. А затем? Плыть, куда вынесет течение, или все-таки попытаться изменить мир вокруг себя? И что для этого нужно? Власть, сила, деньги, друзья… враги? Или необходимо еще огромное желание жить и получать радость от каждого прожитого дня в этом мире? Ибо без радости – что это за жизнь и зачем что-то менять…

---

Однако, с другой стороны, лежит она далеко от дома, да и пробираться сквозь бурелом всегда очень муторно. И все же… Опасных зверей в округе раньше почти не попадалось, хотя иногда мишки и забредали. Но те с человеком предпочитали не связываться, так же как и порядком выбитые волки, сытые в последние дни расплодившимися мышами. Так что, скорее всего, Тимка мог просто ногу подвернуть, а еще вероятнее – решил пострелять уток из одолженного позавчера у Вовки самострела да и задержался до темноты. В любом случае он не дурак. Если уж поймет, что заблудился, то биться в истерике и бежать непонятно куда не станет. Сядет – и будет ждать криков или выстрелов. Если что – на дерево залезет, посмотрит, в какую сторону надо идти.

«А кстати, самострел – зверь… – Мечтательная улыбка расплылась на Вовкином лице. – Хотя сам-то я его и попробовть толком не успел. Все откладывал до приезда сюда, а Тимка, как увидел его, так и прицепился – дай пострелять, дай пострелять!..»

И неудивительно: выглядит самострел действительно классно. Стальная пластина, выточенная из рессоры (по крайней мере, так ее рекламировали во дворе, в один прекрасный момент сошедшем с ума на изготовлении стреляющих изделий), деревянный приклад, спусковой механизм и капроновый шнур. Вот за него как раз и боязно – вдруг лопнет, да по глазам… Хотя нет, не достанет, приклад вроде длинный получился. Со спусковым механизмом только пришлось повозиться. Так называемый орех, удерживающий тетиву в заряженном состоянии, был выточен из твердого дерева и посажен на шпиндель. А сам спуск сначала получался неудобный, потому что хотелось сделать настоящий средневековый, с предохранителем, а там мороки по соединению всех деталей… В итоге получился пистолетный спуск в виде угольника под девяносто градусов, упирающийся с одной стороны прямо в зарубку на орехе, а с другой – сидящий на жесткой утопленной пружине. Кроме того, поверх этого спускового крючка поставлена предохранительная скоба. А вот рычаг типа «козьей ножки» не получилось приспособить: времени не хватило до каникул, – но ничего, в следующем экземпляре будет. Только заряжать теперь приходится с помощью ног – нагибаешься, берешься за тетиву, ногами в плечи лука, рывок – и… оказываешься на земле, а может, и в луже. Ну да, первый раз так и было: тетива лопнула. Потом нормальный шнур нашел и приноровился. Но тяжело идет, зараза такая… А в тот раз пришел домой с грязной мокрой спиной и получил втык и нотацию, что подрастающее поколение совсем не бережет своих родителей. Промолчал, конечно, но никто же не виноват, что тетива порвалась!

Наконец вдалеке показалось неспешно продвигающееся облако пыли.

«Ага, ага, вот только не с той стороны, – подумал Вовка. – Батя, видать, через другой мосток проехал, и заехал сначала домой. Ого-го, а в коляске-то вертикалка лежит – старенький ИЖ-12. Это куда же это мы собрались?»

– Давай залезай, Володька, сейчас расскажу все по пути. – Отец устало нагнулся за приготовленным сыном котелком с картошкой и пакетом с бутербродами, забросил все перечисленное вместе с пластиковыми флягами для воды в коляску и тихонько поехал через мостки. – Нашли твоего дружка, – начал рассказывать он на ходу. – Народ уже по домам расходиться стал, я как раз подвозил кое-кого… Только вот что-то Тимка сам не свой – истерика с ним, что ли… А может, просто перенервничал – ерунду какую-то мелет про огромное озеро, про стаи гусей на нем. Где там озеро-то? Болото дальше есть мелкое – не утонешь, только вываляешься в грязи. Да ты должен знать это место, мы туда иногда уток с тобой ходили стрелять. Так что, скорее всего, врет он как сивый мерин… Однако проверить надо, мы со Степанычем решили – пусть ведет, а выпороть никогда не поздно. Может быть, за болотом что-то и есть не очень большое, туда давно никто не совался напрямик, а в обход – все ноги стопчешь, если не переломаешь. Вот поэтому я ружье и прихватил. Взял еще десяток патронов с дробью: вдруг придется утку на ужин стрельнуть… – И уже под нос отец пробурчал: – Да картечи на всякий случай – небось егерь не замает за весеннюю охоту без разрешения.

– Это Тимка-то? – вдруг спохватился Вовка, осознав, что его друга поймали на обмане. – Ты чё, пап? Это я могу… э-э-э… сболтнуть что-то ради красного словца. А Тимка и раньше всегда правду в глаза любому мог сказануть, а уж после смерти матери зарок дал. Сказал, что с этого момента врать больше никому не будет, даже если за правду накажут сильно. Хуже, мол, чем сейчас, точно не будет. Он, по-моему, даже специально нарывается…

Тимка действительно нарывался. К примеру, в школе, если учителя замечали любой непорядок в классе, то знали, что могли обратиться к нему. И он, если принимал малейшее участие в беспорядке – всегда сознавался, не закладывая, однако, при этом остальных. И шел беспрекословно убирать битые цветочные горшки и стекла, оставляя дневник на столе учителя. А если участия не принимал, а страдали при этом невиновные, то подстерегал зачинщиков на улице и пытался заставить их принять участие в наказании. Обычно это продолжалось до чьих-нибудь кровавых соплей. Либо Тимкин соперник был бит и соглашался с его доводами, либо ему надоедало размазывать юшку по всклоченной физиономии правдолюба и он шел в учительскую, только чтобы отделаться от того. Организованную один раз «темную» Тимка стоически перенес и только с б€ольшим ожесточением стал отстаивать свои убеждения. Всеми вокруг это называлось обостренным чувством справедливости, а сам Тимка говорил, что ему так легче. В последнее время ему стоило только заявить, что он не возражал бы против признания виновных, – и те просто молча поднимались, чтобы принять наказание.

– Кстати, а что ты еще в коляску набросал? Домой заезжал никак? – спросил Вовка.

– Угу, заезжал. Картошки еще взял – в золе напечем. Ну и набор для ушицы, – ухмыльнулся отец. – Лук, чеснок, морковь, соль… В любом случае супчика похлебаем, что бы там Тимка ни обнаружил… Блин… едрена Матрена! – Это подбросило на лесной колдобине несовершенное транспортное средство, как только они съехали с наезженной грунтовки на заросшую тропинку.

– Зажигалку взял?! – прокричал Вовка на ухо отцу, в очередной раз подскочив на кочке. – А снасти? Лески, крючки?

– Даже лучше – вон сеточка капроновая лежит, бреднем пройдемся. А «энзэ» – топор, одеяло, зажигалка, ложки, кружки, буты… ну… все нужное всегда в коляске валяется.

Семейный «тарантас» наконец выполз к небольшому оврагу, за которым расстилался густой смешанный лес. Пахнуло свежестью, еловыми ветками, терпким настоем прошлогодних прелых листьев… и вонючей гарью, облако которой медленно догнало ездоков и накрыло удушливым покрывалом.

– Собирай все вещи в мешок, – прокашлялся отец. – Да привяжи крышку к котелку и сунь его в пакет, а то будешь потом свои припасы со стенок рюкзака собирать… Ага, давай его сюда. Одеяло сверху накидывай. Тебе вон ту сумку. Всё, потопали…

Пробирались к месту Вовка с отцом около двух часов, шли тяжело. Упавшие деревья перемежались крутыми овражками, склоны которых были покрыты прелыми почерневшими листьями, скрывавшими мокрую глинистую почву. Ноги разъезжались, теряя опору, и Вовка пару раз соскользнул в ручей на дне одной промоины. Ботинки были уже покрыты толстым слоем грязи, не желающей отчищаться на трухлявых сучьях, разбросанных по краям незаметной тропинки. Да и та начала понемногу исчезать и скоро совсем потерялась в пробивающейся сквозь старую осеннюю подстилку траве, которая почти полностью скрыла следы недавно побывавших тут людей. Только по кое-где обломанным веткам, сломанным стеблям папоротника и случайно попавшейся не до конца истлевшей пачке из-под сигарет можно было угадать, что человек когда-то ставил свою ногу в этом мрачном месте. Лес был похож на нетронутые заросли старого валежника, собранного неведомыми силами в одном месте. Помимо прочего, этот сухостой был приправлен сочащимися влагой мхами, которыми поросли сгнившие на корню деревья, а также пугал царящей вокруг тишиной. Даже обычной живности почти не было, словно звери тоже избегали давящей мрачности бурелома. Только неугомонные сороки стрекотали где-то по верхушкам деревьев да мелькнула раз заячья спина в кустах.

– Ну все, скоро выйдем, просвет уже виден… вон и Николай, уф-ф… – шумно перевел дух Вовкин батя, одновременно перелезая через очередное препятствие, перегородившее путь на опушку. – Эх, твою дивизию… Михалыча нам только не хватало. Он, конечно, мужик правильный, договориться с ним можно почти завсегда. Однако если упрется на своем, то грузовиком не сдвинешь… Ладно, давай двигай, Володька, вон твой кореш сидит, голову повесив. Отвлеки пока парня от неминуемой порки.

Михалычем Вовкин отец называл егеря, который был лишь чуть его постарше. За свою жизнь прошел тот, что называется, воду, огонь и медные трубы. Жил изначально в каком-то большом городе, воевал всю первую «Чечню» сразу после военного училища, был в самом конце ранен и капитаном ушел в запас. А дальше, по слухам, возвратился из армии в таком подавленном настроении, что чуть ли не сразу в монастырь собрался податься. Однако потом одумался и уехал в глухое село к дальней родне, где немного потоптался и пошел в егеря. Собственно, церковь в данном селении разломали еще в двадцатых годах, после чего оно и потеряло право зваться селом и стало обычной заштатной деревушкой. Жил егерь большую часть года один в своей лесной избушке, только на зиму перебираясь в село к родственникам. Поначалу попытался держать марку в лесном хозяйстве, но потом обнаружил, что семьи в деревне хотя и не голодают (кто же на земле с руками из правильного места себя до такого доведет?), но сидят в полном безденежье. Поэтому иногда подкидывал им мяса на продажу по городским родственникам. Однако выбивать местным живность в округе подчистую не давал. Весной же вообще всех пришедших в лес с оружием гнал домой под угрозой его отнятия, хотя и права делать последнее без участкового не имел. Если, говорил, дать тебе селезней на отстрел, то ты ведь не остановишься, пока все патроны не изведешь, а я один и за вами всеми уследить не могу. Мужики ругались, но слушались. А уж про уважение к егерю сказал случай, когда приезжие охотники (как их называли потом в деревне – «краснопиджачники») подстрелили без лицензии лося и послали Михалыча «куда Макар телят не гонял», пытаясь продолжить отстрел небольшого лосиного стада. Тогда он поднял всех боеспособных мужиков в округе (никто не отказался!) и грамотно обложил стоянку охотников. Ружья те, конечно, не отдали (да и не стал на этот раз егерь нарушать нелепого закона), а доводить пререкания с ними до крайности с порчей машин и имущества никто не стал (пулю в спину или подожженный дом от новых хозяев жизни получить не очень хочется). Однако лося и настрелянную дичь отняли и пообещали прострелить колеса, если тут же не уберутся. Полтора десятка человек с оружием наперевес могут в этом убедить кого угодно, особенно если не ведутся на матерки и крик, а попытки пойти врукопашную пресекают выстрелами под ноги. Так что своим Михалыч небольшие послабления давал, а чужих, приходящих без разрешения, всем миром спроваживали. Как везде, в любом замкнутом сообществе. Да еще дополнительно огородились от лихих джипперов перекопанными лесными дорогами. А с разрешением – что ж, только плати деньги и пали с удобных насестов прикормленных заранее кабанчиков. Поскольку местность стояла на отшибе и дороги были не ахти какие, то подобных столкновений было мало и живности более-менее хватало на всех. Прямых же конкурентов человека – волков, единственно опасных зверей, водившихся в близлежащей местности, повыбили почти начисто. Остались только особи, забредавшие из заповедника. Поэтому-то, несмотря на активные Тимкины поиски, особой опасности от зверья для потерявшегося никто не ожидал.