Неизвестен Автор - Евангелие от Лукавого

• Название: Евангелие от Лукавого
• Автор: неизвестен Автор
• Жанр: Прочее

---

Оксана - разъярённая - примчалась за Ксюхой заполночь. - Как ты смеешь её забирать? - с порога прошипела она. - А ты не смей оставлять её одну. Дядя Коля у неё завёлся! Свиданка! Я Ксюхе - на счёт буду деньги класть. Вырастет - получит. - Да подавись ты ими. Я про твои сделки по Туристской и Красноказарменной расскажу. Забыл? Забыл, с какой мерзости ты начинал? Чистюля! - Нашла - чем пугать. - Чем - ни чем, а найдётся - чем! И как он мог её любить? Они - студенческой ватагой - гостили у неё на даче. Ночевали в двухэтажном сарае, забитом старыми книгами - на окованных железом сундуках. В шесть утра - бегали через рощу - на зеркалом блестевшее озерцо. Днём девчонки выбирались с дачного чердака на ржавую, почти непокатую крышу и загорали на ней голышом, а они - резались внизу - среди яблонь - в карты и орали песни на всю округу. - Я Ленку поставлю. Кто её выиграет - должен поцеловать, - ёрничал Белов, который жулил немилосердно. - Ты себе опять тузов нараздашь... Сам целуйся. У неё губы мокрые. - С Машкой - ещё хуже. Она ведьма. У ней хвост на заду. Превратит тебя в забор - и будут на тебе всякие гадости расписывать. - Если выиграешь её - проверишь. Оксана досталась Лёхе. - Подфартило. Хозяйка гостиницы - самый лакомый кусок, - авторитетно констатировал Ванька с кличкой Рыжийхаритонов. - Мы через тебя льготы будем выпрашивать. Добавки к обеду. - Теперь будут не льготы, а комендантский час. Оксана очень иронично относилась к Лёхе. В его глазах она была "голубая кровь" - дочь профессора, директора СП, и он робел перед ней, перед её острым, метким язычком. Он так и не сделал попытки целоваться с ней, хотя Белов намекал беспрестанно - тыкал его кулаком в спину. Уезжали рано - на первой электричке, поэтому не спали совсем. Травили байки - соловея от водки и от жара - от оранжево завивавшегося костра. Оксана провожала их на станцию. Не сговариваясь - пацаны выпихнули Лёху из тамбура на платформу. - Нам расставаться нельзя-а-а! - кричал Рыжийхаритонов, которого порядком развезло. Поезд тронулся. Побежали - быстрее и быстрее - со шмелиным гулом - вагоны. - Глупо, но оригинально, - сказала Оксана, решив, что Лёха выскочил сам. Теперь тебе часа три куковать. И она пытливо, сосредоточенно посмотрела на него, а потом развернулась и, не торопясь, пошла к лестнице. - Ну что заторчал, истукан? Пойдём обратно!.. Лёха прилёг вздремнуть на часок, но проспал до полудня. Солнце лупило во все щели, в небе - ни облачка, недвижимая знойная тишь. Он поднялся в дом, по скрипевшим деревянным ступеням. Оксана спала на старомодной - с медными шарами - кровати, без одеяла, в шёлковых - треугольным лоскутком трусиках. Заворожённый ею, он присел на край постели. - Ты ещё здесь? - спросила она. - Ты взъерошенный, как мой барбос, когда линяет. Учти, что грудь у меня бьёт током 380 вольт, так что трогать ни-ни. Иначе тебя в урне похоронят - что уцелеет. - Так это - если за обе сразу взяться, а по одной - не опасно. Электроцепь незамкнутая. - Ка-арроче, умник - брысь отсюда! Я иду купаться, а ты проваливай - чеши на свою станцию. Озеро - с утлыми рыбачьими мостками - было по пути. Оксана помахала ручкой - окунулась в воду. Лёха отмерил по тропинке 39 шагов - столько было им вместе лет, и продрался сквозь заросли и крапиву к берегу. Разделся, ухнул разом - в скользкую тёмно-зелёную тину, и плыл, плыл под водой эти 39 шагов сколько хватало дыхания. Оксана, с волосами, слипшимися в мокрые русалочьи пряди, казалось поджидала его. Должно быть - чтобы влепить затрещину. Лёха вынырнул перед ней, хлебая ртом воздух; она подалась навстречу ему близко-близко, запьянив ароматом своего тела. Лёха подхватил её за талию Оксана села, скрестив ноги на его бёдрах, и часто - жадно - заскользила губами по его лицу. На секунду Лёха успел удивиться - себе, ей, всему, что происходило с ними... Такой нежности, счастья, как в тот - единственный - день у него с Оксаной никогда больше не было, а с Диной, близость которой он покупал - и подавно. Теперь, при сравнении той Оксаны с нынешней - порастерявшей самолюбие и обаяние бабой - ему становилось не по себе. Слава богу, что Ксюха уродилась на его стать, и в ней мало что было от матери.

Кадничанского убили во дворе его дома - застрелили через опущенное стекло на дверце машины, едва он захлопнул её и завёл мотор. Фирма походила на растревоженный улей. Не понятно было, что делать дальше; впрочем, и без семи пядей во лбу можно было предугадать разворот событий. Филиалы имели предостаточно независимости - и у их руководства появился реальный шанс отделиться. Риск минимальный: добавь к названию букву, слово - и даже раскрученное годами имя останется за тобой. Лишь немногих это не устраивало. Свешнев стал бы директором, и всё, чего достиг Лёха в карьере - насмарку. Ирка Прижнюк и Горелин - превратились бы в рядовых менеджеров, "на бобах" вместо денег. А вице-президент Вадим Райзман - по духу скорее администратор, нежели предприниматель - в случае раздела вряд ли потянул бы оставшийся за ним центральный офис. Он поступил очень умно, незамедлительно собрав совещание и не дав никому времени столковаться. Свешнев метал гром и молнии, поняв, что Прижнюк предала его. Её, с Лёхой на паях, окрестили "дубинками Райзмана". Впрочем, Лёху из совета выперли он давно состоял в нём по инерции, уже не подходя по должности. Райзман соглашался со всем, не уступив в главном - вопрос о дальнейшей структуре агентства перенесли на две недели. - Они сейчас разъедутся и всё равно зашустрят, - сказала Лёхе Прижнюк. Свешнев тебе житья не даст. - Дожмёт - не сегодня-завтра. - Я, Лёшка, опомниться не могу. Ну и заваруха у нас затевается. - По большому счету нам от её исхода - ни тепло, ни холодно. Бились до хрипоты, а хозяином-то будет Вадим. Новая метла - она по-новому заметёт. Не будь Свешнева, я бы вовсе вас не защищал. - Не сомневаюсь. В человеческую благодарность ты мало веришь. - Когда знаешь, где тебя "поимели" - благодарности как-то не испытываешь. Она бывает от неосведомлённости. - Это в бизнесе... Я о другом говорю. - А всё, что связано с нашей фирмой - это тот же бизнес. А насчёт чего-то ещё - Артём тебе мозги пудрил. Это его была задача - отдавать поменьше, а энтузиазма разжигать - выше крыши. - Ага. А ты его раскусил и бросил свои дела на самотёк. - И рекламу в том числе? - улыбнулся Лёха. - Будто кроме рекламы - ни о чём подумать нельзя... Ну что ты смеёшься? Что ты смеёшься?

Ужина Дина не приготовила. Лёха спустился до магазина - принёс персиков и бутылку красного. Вечер не клеился. Лёха был хмур и рассеян, и Дина - умница - не тормошила его, сразу уловив его настроение. Они хотели пойти в театр - но получилось, что она напрасно битый час подкрашивалась и принаряжалась. - Ты на кого училась? - ни с того ни с сего спросил её Лёха (хотя знал и сам прекрасно). - И чего тебе не жилось в твоей Костроме? - Так работы нет - что тебе повторять? Детей ведь учить - полдела. Надо вдобавок журналы вести, анкеты для общешкольных отчетностей, тетрадки грёбаные - проверять. А платят - подачки. - А здесь лучше? И как тебя не мутит - и от меня в том числе? - Ну, тебя сравнивать - ты младенец. Я приезжаю к одному - он мнётся, мнётся - аж лицо в купоросных пятнах. "Что нужно? - говорю. - На кой нам твой стыд, если ты удовольствие хочешь получить?" "Копро" хочет. На "копро"... По-дожди, Лёш, и тебя на чего-то особенное потянет. - Я не свихнусь. Такие - не люди, черви из нечистотной ямы. - Почему? Тебе же нравится что-то, а другим нравится другое. У всех по-разному. - Отстойная у тебя философия. Знаешь, чего мне действительно хочется? Я в классе пятом учился - рассказ читал - то ли Хемингуэя, то ли Синклера. Про Америку в начале 20-го века, с конвейерным производством, дроблением труда на операции. Работал на одной фабрике мальчик - завязывал узелком ленточки на упаковках. Насобачился так, что двойные нормы перекрывал. Изо дня в день - автоматом - связывал, связывал, связывал... Зимой - света не видя, потому что начинать надо было затемно, а заканчивать поздним вечером; летом - в духоте. На всю фабрику прославился. На его зарплату - мать надеялась из младшего брата бухгалтера сделать, чтобы семья их окончательно на ноги поднялась. И вот - тянулся он, тянулся в жилу, и вдруг пропал. Вышел на работу, но не дошел, а пошёл на железную дорогу, залез в товарный вагон и поехал - куда повезут. А мимо - несётся бескрайний мир, которого он от роду не видел, потому что глаз не поднимал от своих узелков - нельзя было рисковать лишним центом. И я, хоть и не на фабрике вкалываю, - чувствую, что упускаю что-то, что всё "не то". - Но причём тут моя философия, причём тут я? У тебя, милый, в огороде бузина, а в Киеве дядька. - Вот-вот-вот. У тебя просто не было этого. Мне, Дина, часто хочется уехать - в глухомань, в Тынду в какую-нибудь - пауком забиться, а дальше хоть трава не расти. И почему-то кажется, что так будет очень хорошо, хотя я знаю, что ничего хорошего не будет. - Влюбиться тебе надо по-настоящему. Чересчур много мыслей наплодил у себя. А я - какая твоей наречённой замена? - она помолчала, выбирая из вазы непомятое яблоко. - Ну да авось ничего. Допивай вино - и в кроватку, развеешься. У меня изнылось внутри - так тебя хочется. "Вечная её ложь, - с раздражением подумал Лёха. - Зачем? Не только отдаёт себя - ещё и зазывает, чтобы воспользовались ею?"