Андрей Лазарчук - Гиперборейская чума

• Название: Гиперборейская чума
• Автор: Андрей Лазарчук
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2001
• ISBN: 5-699-00479-3

Этот роман по праву можно отнести к жанру живой и даже «мгновенной» классики. Он номинировался на Букеровскую премию, но в то же время в нем можно найти все то, что притягивает поклонников современной остросюжетной литературы: на страницах романа встречаются ритуальные убийства и путешествия во времени, красотка, владеющая восточными единоборствами, и таинственные хранители древних знаний. Именно многогранность таланта его авторов, Андрея Лазарчука и Михаила Успенского, подкрепленная замечательным и живым языком, способствовала огромному успеху этой книги, представляющей собой совершенно чумовую, невозможную смесь из детектива, альтернативной истории, антиутопии... одним словом — своего рода фотографический снимок нашего сумасшедшего времени.

---

— Крис, Крисюха… Ванька, блин… вы Коростыля помните?

Ну, картины его — и у меня висят, и в этом… нефтеперегонном, как его?.. Центре Помпиду, и в галерее Гугенхейма…

— Помним, — ответил Крис за нас обоих.

— Опять, дурачок, сбежал из психушки. Позавчера еще сбежал, а хватились только утром вчерашним, козлы, за что я им платил, не знаю, а мне только вечером позвонить решились — не гостит ли такой у вас, он уже, считай, сутки как мертвый, а они звонят, представляешь? Он же всегда ко мне прибегал, а сейчас вот — не дошел. Он же доверчивый был, Серега. Замочили его по дороге какие-то уроды. И не просто замочили… а с выдумкой.

— Рассказывай, — потребовал Крис, и Скачок, давясь слезами, стал рассказывать.

С Сергеем Коростылевым они были друзья с детства, вместе лазали по чердакам и подвалам, вместе когда-то попробовали портвейн и сигареты. Уже в средних классах Серега рисовал лучше всех — и тогда же появились в нем первые признаки безумия. И то и другое прогрессировало со страшной силой… Скачков же, пойдя сперва по комсомольской линии, а потом естественным образом перетекши в большую коммерцию, продолжал присматривать за другом — и по простой душевной склонности, и из корысти (картины Коростылева дорожали просто-таки катастрофически), и полагая не без оснований, что за деяние сие на Страшном Суде часть грехов ему спишут. И вот теперь — Серега погиб страшной смертью. Какие-то нелюди затащили его в выселенный дом в Истре, раздели, подвесили за ноги и ножом просто исполосовали. Серега истек кровью. Как сообщили Скачку знакомые менты, такого рода убийства по Москве и области случаются где-то раз в два-три месяца в течение уже лет пяти, если не больше, но резонанса не имеют, так как погибают в основном бичи и беженцы, и еще ни разу напасть на след убийц не удалось. Дела эти на ментовском жаргоне назывались «висяк в квадрате». Предполагали, что это справляют обряды какие-то доморощенные сатанисты…

— Крис, ты пойми, я не прокурор, мне доказательства не нужны. Ты мне их только найди, гадов этих, сатанюг долбанных, ты мне на них только пальцем укажи… Ты же в эти секты входишь, как на танке! Они же боятся тебя все! Ты же про них все знаешь! Денег не жалей, понял? Я за Серегу… я им потом сам глотки перегрызу. Менты, может, найдут кого для отмазки, чтобы народ не шумел — а мне нужны настоящие. А если менты и настоящих поднимут — то сделай так, чтобы ты нашел раньше! Понял, Крис? Скажи, понял?

— Понял. Но ты же знаешь, что нам по уголовке работать запрещено?

— А что в этой стране вообще разрешено? Ты тут сам запрещен. И я тут запрещен. И Серегу вот запретили…

Короче, мы взялись за это дело.

Работа была в разгаре. Крис курил, лежа на козетке, и ловил носом выпущенный изо рта дым. Я прикладывался к пузатой бутылочке «Хенесси».

— Кристофор Мартович, не забудьте: на четырнадцать часов запланирована встреча с товарищем Коломийцем, — оторвавшись от монитора, сказала старуха Хасановна, которую мы иногда между собой называли Халхинголовной. — По поводу приема нового сотрудника.

— Секретарши, что ли? — рассеянно сказал Крис. — Так у нас уже есть секретарша.

— Было сказано: «оперативного сотрудника»…

— Забавно, — откликнулся Крис. — Иван, ты никого не заказывал?

— Не помню, — сказал я. — Вроде бы был какой-то разговор…

— Был телефонный разговор с товарищем Коломийцем о выделении вам постоянного сотрудника. Он состоялся вчера в девятнадцать сорок пять.

Железная леди Хасановна — Дора Хасановна Шварц — происходила из небольшого прайда самаркандских немцев.

Было ей восемьдесят лет, и за свою жизнь — пока не осела за столом нашего «розыскного бюро „Аргус“», возглавляла Первые отделы по крайней мере в десятке самых секретных советских «ящиков». С последним местом работы ей немного не повезло: это была какая-то хитрая сейсмологическая лаборатория в Ленинабаде. Как множество других, Хасановна в одночасье осталась без жилья, без пенсии и без родни. Пару месяцев она скиталась по немилостивой Москве и к нам зашла лишь для того, чтобы попросить корочку хлеба. Как раз перед этим у нас кончились секретарши — их прошло много через приемную, все они были молоды, красивы, владели языками и что-то слышали о компьютерах — но ни одна не могла сдержать своих матримониальных позывов. Даже замужние, что вообще поразительно. Всем им хотелось окружать нас уютом, разводить растительность на наших окнах, развешивать занавески, кормить нас вкусной и обильной пищей из ближайшего ресторана…

Так что Хасановна вошла в нашу дверь — и неожиданно для себя задержалась.

Благодаря ей мы наконец обрели свой стиль! Она сама долго ездила по комиссионкам, разыскивая классическую конторскую мебель. Крис где-то добыл двадцатилетней давности бидон с краской буро-зеленого госпитального цвета и ею раскрасил панели. Я встроил компьютер в корпус телевизора «Радуга» — были такие, из красного дерева, их продавали только ветеранам… За какую-то неделю из нашей беспородной прихожей получился кабинет следователя ОГПУ/НКВД из голливудского фильма ужасов. Хасановна, оклемавшись немного, приоделась — и теперь принимала посетителей в строгом темно-сером костюме, ослепительной белизны блузке и черном галстуке-шнурочке. Однажды она постриглась в мужской парикмахерской под ежик и анфас стала напоминать Малькольма Мак-Дауэлла, переодетого женщиной. В профиль же Хасановна была настоящим индейским вождем, только без перьев.

Курила она так много, что мы пошли на нарушение стиля и повесили под потолком кухонный воздухоочиститель.

Делопроизводство пришло в совершенный порядок: все документы составлялись по форме, и вечная угроза отбора лицензии, висящая над всеми предприятиями, подобными нашему, вдруг стала чисто теоретической. Устаканилась и бухгалтерия. Деньги от клиентов принимала Хасановна, и получить что-то на текущие расходы стало невероятно трудно… впрочем, налоговая полиция, нагрянувшая однажды, тоже ушла не солоно хлебавши.

В каждой комнате висели огнетушители и аптечка, а в ванной — спасательный круг.

Ресторанная вакханалия быстро прекратилась, и даже разносчики пиццы забыли к нам дорогу. На кухне тоже воцарился порядок: в понедельник была гречневая каша с тушенкой, во вторник — перловая с тушенкой, в среду — рис с курицей, в четверг — вермишель с рыбой, в пятницу — пшенка. В субботу и воскресенье мы были балуемы макаронами по-флотски, а к чаю полагался сахар…

Но самое больше впечатление на всех, и на нас в том числе, производил канцелярский стол. Был он размером с биллиардный, только что крытый не зеленым сукном, а черной кожей. Древесина отзывалась на постукивание звонко, почти как хрусталь. Поверхность украшали бесчисленные следы папиросных ожогов, стаканных донышек, керосиновых ламп и неосторожно брошенных кипятильников. На внутренней стороне дверцы тумбы, вместившей всю нашу картотеку, была выцарапана надпись: «Я чист перед народом и пар…», подкрепленная парой пулевых отверстий. Круглые сутки горела лампа зеленого стекла, с бронзовым литым основанием. Пепельница размером с больничное судно была оснащена хитрым устройством, бесследно поглощающим окурки. Чернильный прибор из фальшивой китайской бронзы и настоящего нефрита изображал один из эпизодов Великого Похода. Под толстым пуленепробиваемым стеклом разложены были календари, план-графики, расписания поездов и самолетов, а также десяток фотографий, изображавших бывших мужей Хасановны в порядке поступления, морды у мужей были такие, что даже товарищ Сталин, томящийся на открытке под тем же стеклом, чувствовал себя неуютно…

Обстановка эта смиряла клиента и резко повышала ликвидность его капитала — но одновременно вселяла надежду.

Ровно в четырнадцать звякнул колокольчик на входе, и, пригнувшись, вошла стильная девочка под два метра ростом в джинсах и мешковатой ветровке. За нею втиснулся Коломиец.

Его-то было много по обыкновению.

— Дора Хасановна, — робко обратился он к нашей секретарше, — я тут договаривался с вами…

— Садитесь, — резко скомандовала она. — Заполняйте анкету. Это, что ли, оперативный работник? Хорошо!

Потянулись наконец девчата к настоящему делу…

— Хасановна, — подал голос Крис, — позвоните Коломийцу, пусть даст машину до ночи. И сам пусть приезжает. В Истру поедем…

И мы поехали в Истру.

Но прежде Ираида освоила последнюю пустовавшую спальню, которая до того была гостевой. И в квартире сразу стало как-то тесновато.

— Не боишься оставлять племяшку в нашем вертепе? — подмигнул я Коломийцу.

— Немного побаиваюсь, — признался он, — не хотелось бы мне вас потерять…

Всеслышащая Хасановна немедленно откликнулась.

— А как же мы на Амуре — жили все вместе в первом бараке? Отношения наши были чисты!

— Да вы-то там урабатывались так, что силы только на храп хватало, — махнул рукой Коломиец. — Ты на этих бездельников погляди…