Арнольд Каштанов - Каньон-а-Шарон

• Название: Каньон-а-Шарон
• Автор: Арнольд Каштанов
• Издательство: Журнал «Знамя» № 5
• Жанр: Современная проза
• Год: 2002

Арнольд Львович Каштанов родился в Волгограде в 1938 году. Окончил Московский автомеханический институт. Много лет работал инженером-литейщиком на Минском тракторном и Минском автомобильном заводах.

Первая повесть А. Каштанова «Чего ты хочешь, парень» была напечатана в журнале «Неман» в 1966 году. В 70-80-е годы его повести и рассказы публиковались в журналах «Новый мир» и «Знамя», составили 5 книг прозы, были переведены на английский и немецкий языки. Написал несколько сценариев, по которым были поставлены кино— и телефильмы.

С 1991 года живет в Израиле. Издал там книгу по социальной антропологии «Дарование слез» (1996 г.). Этому же посвящены эссе, опубликованные в 1996 и 2000 годах в журнале «Дружба народов».

---

— Не сходи с ума, — сказал я. — Она на машине, у нее с собой водительские права.

— Я поеду в больницу.

— Тебя все равно не пустят к тяжелым.

— А вдруг пустят?

— Тогда давай уж я поеду.

— Тебя могут не пустить, а меня пустят. Ты сиди с Гаем.

— Закажи хотя бы такси.

— Ты прав.

Мы с Гаем остались вдвоем. Он переключил телевизор на детский канал — в четыре часа начался его «Супермен». Опять эти дурацкие превращения…

Наконец позвонила Дашка:

— Я уже подъезжаю к городу. Вы в порядке?

— Почему ты телефон выключаешь?!!

— Я не выключала. Что-то в нем испортилось. Наверно, батарейки сели.

— Как же ты звонишь?

Дашка запнулась.

— Я по другому телефону. Я… подвожу одного человека, по его телефону звоню, бай.

— Подожди! Мама поехала в Ланиадо. Забери ее.

— В Ланиадо? Кого-то ранило?

— Нет, но она из-за тебя волновалась. Кто ж в такие дни отключает телефон?

— Вы сумасшедшие, — сказала Дашка.

— Это верно.

— Хорошо, я заеду за ней, бай, — Дашка торопливо отключилась, чтобы я не задавал лишних вопросов.

Сразу же позвонила Ира:

— Дашка не звонила?

— Только что звонила, она заедет за тобой в Ланиадо, жди ее там.

— Тут такой ужас…

Но это до меня уже не доходило, воображение уже не включалось, как если бы ужас происходил на другом континенте, который показывают в телевизионных новостях, — на то они и существуют, чтобы показывать ужасы. Мы сидели с Гаем перед ярким экраном. Супермен превращался то ли в самолет, то ли в живую торпеду. Его враги из людей превращались в чудовищ. Телефон молчал — друзья отзвонили, не так их у нас и много.

— Гера, ты Гера?

— Да, я Гера.

Когда Дашка решила рожать, ей сказали, что, если она будет думать о плохом, ребенок родится плаксивым и агрессивным, и она старалась обо всех и обо всем думать хорошо. Тогда это было трудно: она разошлась с отцом Гая, из Москвы вернулась к нам в Минск и вышла замуж за программиста Колю Холондырева. Друзья, не подозревая о беременности, поражались, как вдруг изменился ее характер. Именно — вдруг. Дашка стала ласковой и терпимой, как человек, увидевший свет. Откуда свет? Оттого, что в Израиль решила ехать? То есть свет — оттуда? Друзья были интеллектуалами, спорили о Западе, Востоке и особом пути России. Безмятежная улыбка Дашки немного действовала им на нервы, будто Дашка что-то знала, но не хотела говорить.

Появление Коли, молчуна с крестьянской хитрецой — мы, мол, люди простые, нам ваши умные слова не понять, — тоже вносило некоторую путаницу. Этому-то что светит? И хоть привыкли, что от Дашки можно ждать чего угодно, как-то все было… ну, не то чтобы странно или непоследовательно — этим сегодня никого не удивишь, — как-то все было призрачно: развелась с красавцем и умницей, сыном Григория Соломоновича Векслера, того самого, «вектор Векслера», ну да, и едет в Израиль с каким-то Холондыревым, который, кажется, и по-русски-то не очень умеет говорить.

Ира исподволь прощупывала Колю разными вопросами. Коля не отрицал, что предпочел бы Штаты или Канаду. Почему? Ну… потому что в Израиле никогда не будет мира. Ира сказала: зачем же ехать с такими мыслями?

— Живут же там люди, — уклонился от ответа Коля.

— Но почему не поехать в Штаты? У вас обоих английский, друзья в Штатах, вы что, умнее их?

Коля посмотрел на Дашку. Она сказала:

— Поздно теперь рассуждать. Надо было раньше думать, когда меня воспитывали.

Да как уж мы воспитывали? Я писал под псевдонимом Волков, ее записали как Дашкевич — на фамилию Иры, вот она и стала Дашка, Анна Германовна Дашкевич по паспорту. Бабушка любой разговор о национальности считала неприличным. Как же мы воспитывали?

Ира спросила Дашку:

— Ты уверена, что он женится на тебе не для того, чтобы свалить за границу?

Дашка улыбнулась нежно и ласково:

— Не знаю, мама. Думаю, что нет.

Мы с Ирой ехать не собирались, а тут и она решила: едем.

— Что мы там с тобой будем делать? — спросил я.

Она ответила так же, как Дашка:

— Поздно теперь рассуждать. Раньше надо было думать, детей рожать. Что ж теперь сделаешь, если у нас одна дочь. Еще выкинет в дороге.

Из-за длинных очередей в ОВИРе Гай чуть не родился в России. Он почти сделал это в Варшаве, где у нас была пересадка с поезда на самолет. Нас привезли в какую-то гостиницу, переделанную, кажется, из бывшей школы. Все чемоданы составили рядами в огромном зале внизу. Накормили в столовой, дали немного отдохнуть и собрали около чемоданов. Элегантная полячка тихим голосом — все, обступив ее кругом, вытягивали шеи и переспрашивали — объяснила, что дальше мы полетим не тем самолетом, которым должны были, а другим. В нем маленький багажный отсек. Поэтому мы не можем взять все наши чемоданы, а только по одному на семью. Остальные нужно оставить в этом зале, и они прилетят другим самолетом, грузовым. Уже слегка уставшая от евреев, но явно доброжелательная полячка посоветовала: самое необходимое лучше бы переложить в тот чемодан, который летит с вами.

Мы стали перекладывать вещи. Дашка хотела взять Колины книги по программированию, я — афиши спектаклей с Дашкой в испанском костюме и с кастаньетами, а Ира — пухлую рукопись моего романа. Двери зала, в котором все копошились около чемоданов, открылись. К ним подъехал задом грузовик с брезентовым тентом. Все торопливо потащили чемоданы. Какие-то курчавые брюнеты в черных кожаных куртках опередили всех и кидали свои чемоданы десятками, передавая друг другу над головами толпы. Оттесненные ими тетки орали, пихались, пробивались вперед, и элегантная полячка с тихим голосом, из-за которой и началось все это сражение, прижалась спиной к стене и горестно качала головой.

Нас отбросили в сторону. Не успели мы с Ирой опомниться, как Дашка ринулась вперед, в самую свалку.

— Коля, не пускай ее! — с опозданием крикнула Ира.

Кто-то, работая локтями, толкнул Дашку в живот и чуть было не помог Гаю увидеть Варшаву. Коля обезумел и стал расчищать жене дорогу, как таран. Кожаные куртки, за которые он хватался, трещали по швам. Последнюю он выкинул из кузова грузовика, когда та, склонившись через борт, принимала чемодан, поданный снизу.

— Откуда тут этот хулиган?! — кричала одна бабка. — И здесь от них житья нет!

В кузов взобралась Дашка. Возвышаясь над всеми, как Ленин на броневике, она, доброжелательная и оптимистичная, с ласковой улыбкой, кричала:

— Господа, давайте успокоимся! Господа, тихо, все немедленно успокоились! Как вам не стыдно! Мы же культурные люди! Молодой человек, помогите же бабушке, она свой чемодан поднять не может! Бабушка, дайте чемодан молодому человеку!

Там, где стояли мы — мама, тетя, Ирины мама и тетя, ну и мы с Ирой — и где толпились другие слабосильные, не все было слышно. Дашкин голос пропадал среди общего рева, и женщины думали, что Дашка с Колей стараются из-за собственных чемоданов, тем более что какая-то усатая тетка истошно вопила:

— Уберите эту русскую блядь из грузовика! Позовите милицию!

— Сейчас, — сказала ей Ира. — Вам срочно из Москвы сейчас пришлют милицию.

— Полицию!

Даже когда все кончилось и грузовик уехал, тетка не успокаивалась и крикнула Дашке:

— Чтоб тебе было от твоих чемоданов наше еврейское счастье!

Дашка ответила нежной улыбкой. Против еврейского счастья она не возражала, хоть красилась под блондинку и еще перед первым замужеством очень удачно исправила пластической операцией свой горбатый нос.

Отец Гая, первый Дашкин муж Володя Векслер позвонил утром — приехал на семинар памяти отца, остановился в гостинице в Тель-Авиве. Дашка умчалась к нему — зачем? Что она делала целый день, если даже о взрыве узнала лишь к вечеру? Гай считает отцом Колю, малыш слишком тонкий и чуткий, а от Дашки всего можно ожидать, явится этот Володя — зачем он нам?…

— Гера, ты Гера?

— Да, я Гера. А что?

— Хорошо. Дверь заперта?

Этот его страх тоже, наверно, из телевизора. Его не волнуют взрывы, террористы, военные действия, но почему-то пугают ганавим, то есть воры, которых он никогда не видел, но в которых вобрались все опасности мира. Что такое ганавим, он представляет смутно. Это что-то, опять же, из телевизора. Может быть, с щупальцами и без ног, может быть — с крыльями. Перед сном, не доверяя нам, он сам проверяет входную и балконные двери.

Кончился фильм, я выключил телевизор — все, спать.

— Положу тебя у нас.

У нас — это на нашем с Ирой втором этаже. Гай спит в своей комнатке на первом, а когда родителей нет, мы укладываем его у себя.

Только я постелил ему — приехал с работы Коля.

— Папа, я у Иры сплю! — поторопился Гай.

— Нет, ты спишь в своей кровати.

— Ну папа!

— Гай, я сказал. Иди ложись.