Лорел Гамильтон - Дуновение холода

• Название: Дуновение холода
• Автор: Лорел Гамильтон
• Издательство: АСТ, Астрель, Полиграфиздат
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-059784-0, 978-5-271-36971-1, 978-5-4215-2469-4

Враги Мередит готовы на все, чтобы любой ценой опорочить ее и устранить от власти — а если получится, то и просто убить

Теперь могущественная знатная дама из враждебного правящего дома обвиняет преданных телохранителей принцессы в безжалостном надругательстве, и если вину их удастся доказать, то их ждет мучительная казнь. А дядя Мередит, умный и безжалостный король Тараннс, плетет искусную сеть лжи, соблазна и магии, которой надеется опутать племянницу.

Опасность нарастает.

Помощи ждать неоткуда.

И Мередит все чаще задает себе вопрос: стоит ли корона Сумеречного двора тех мук и страданий, которые приходится переживать в борьбе за нее?

---

Первым моргнул Джонти. Моргнул и посмотрел на меня. Он первым увидел из всех. Глаза у него сделались большие, а потом мир выдохнул.

Глава двадцать вторая

Мир взорвался — если можно назвать взрывом взметнувшийся фейерверк красок, света, музыки и аромата цветов. Но у меня другого слова не нашлось. Словно стоишь в эпицентре взрыва в тот самый день, когда природа создала Землю, но одновременно — будто стоишь на прекраснейшем лугу в чудесный весенний денек под дуновением легчайшего ветерка. Миг счастья и одновременно миг чудовищной разрушительной силы — словно всех нас во мгновение ока разобрали на атомы и сложили заново.

Пока все это происходило, собаки с двух сторон крепко прижимались ко мне. Они якорем держали меня, давали точку опоры, не позволяли поддаться и улететь в небытие. Удерживали мою реальность и рассудок — иначе бы я не выжила.

Я цеплялась за их шерсть, за ощущение в собственных пальцах. И думала, что у Холода нет собаки, что его удержать некому. Я уже готова была закричать, но тут все кончилось. И только чувство дезориентации и память о боли и о силе, тающая в танце света и волшебства, говорили, что это был не сон.

Из-за спин своих черных псов на меня смотрел Дойл — здоровый, исцеленный. Лошадку-келпи он теперь только поглаживал, не наваливался на нее. Стоял прямо и ровно.

У меня на глазах он стащил повязку с лица: ожоги исчезли. Наверное, создавая новую реальность, не так уж трудно вылечить пару ожогов.

А реальность вокруг оказалась новой.

Нет, мы все так же стояли в бальном зале — или в гостиной — Мэви Рид, только зал был другим. Попросту огромным, акры мрамора во все стороны — окна светились где-то очень далеко. Везде метались феи-крошки; казалось, дышать надо с осторожностью — того и гляди, проглотишь какую ненароком.

Ясень и Падуб отмахивались от них как от мух.

— Меня огорчит, если вы причините им вред, — предупредила я.

Красные колпаки руками не махали, не пытались избавиться от фей — просто стояли, а крошечные создания садились на них. Машущие крылышки покрыли гоблинов с ног до головы, за медленным танцем ярких красок почти не видно было громадных тел.

Джонти глянул на меня красными глазами в оправе сияющих крылышек. В его колпак вцепились сотни маленьких рук, феи купались в крови, перекатывались, хрустальными колокольчиками лился их смех.

— Ты нас переделываешь, моя королева, — сказал Джонти.

Я не знала, как ему ответить, но тут меня позвал Рис.

— Мерри!

Нотка тревоги в одном этом коротком слове заставила меня повернуться, вселяя уверенность: что бы я ни увидела, мне это не понравится.

Рис и Гален склонились над Холодом. Он лежал на боку, согнувшись, ужасающе неподвижный.

Я вспомнила мелькнувшую мысль. Ему не за кого было уцепиться, когда менялась реальность. Ему в одиночку пришлось справляться с ужасом и красотой мига созидания.

Я побежала к нему, и собаки тоже — слишком близко ко мне, я боялась споткнуться, но магия еще висела в воздухе, еще продолжалась, и я не решалась отпустить собак. Вокруг разлита была самая древняя магия, которой только владели сидхе. Эту магию можно оседлать, но не взнуздать, нестись на ней — но не править ею. В созидании всегда остается элемент случайности, никогда не знаешь, что получится, когда все будет сказано и сделано — и не знаешь, окажется ли творение достойно затрат.

Глава двадцать третья

Судя по возгласам вокруг, сознание потерял не только Холод. Падуб и Ясень тоже упали на пол — к ним, неспособным теперь защищаться, слетались феи-крошки. Но к упавшим стражам, пытаясь растормошить, привести в сознание, бросились только другие стражи. Я коснулась сияющего водопада волос Холода, отвела от лица.

— Что с ним такое? — спросила я. — И с другими?

— Не знаю, — сказал Рис. — У него пульс слабеет.

Я подняла к нему глаза над неподвижным Холодом. Лицо наверняка отражало мое потрясение.

— У них не было собак, — вспомнил Гален. — Им не за кого было схватиться, когда ты творила новые волшебные земли.

Рис кивнул. Пушистое море у его колен сидело тихо, с очень серьезными мордочками.

Я собиралась сказать: «Но это же только собаки!», но Мунго ткнулся мордой в мое плечо, а Минни привалилась к боку. Я посмотрела им в глаза: да, конечно, они собаки — но не только собаки. Это собаки, созданные из сырой магии, волшебные создания, а значит, не просто собаки. Погладив бархатное ухо Минни, я прошептала:

— Помоги мне. Помоги им всем. Помоги Холоду.

Дойл прошел немного вперед; вокруг него вились черные собаки. Одна отделилась от стаи и подбежала к кому-то из упавших стражей. Пес шумно обнюхал его волосы и вдруг вырос, стал выше и массивней, шерсть подернулась рябью, на глазах из черной становясь зеленой, длинной и косматой.

Когда рябь успокоилась, перед нами стояла собака размером с теленка, зеленая — как свежая травка, как весенняя листва. Она глянула на меня громадными желто-зелеными глазами.

— Ку Ши, — прошептал Гален.

Я молча кивнула.

Ку Ши в буквальном переводе — собака сидхе. Когда-то у каждого холма сидхе был как минимум один такой сторож. Одна Ку Ши появилась — возродилась — в ночь, когда магия вернулась в Иллинойс. И вот появилась вторая.

Пес опустил громадную голову, снова обнюхал потерявшего сознание стража и лизнул огромным розовым языком. Страж вздохнул так шумно, что мы услышали через всю комнату. Он содрогнулся: в тело возвращалась жизнь — или уходила смерть.

Большой зеленый пес переходил от одного стража к другому, и все, кого он трогал языком, оживали. Подойдя к рухнувшему на бок Онилвину, пес его обнюхал и зарычал — басовито и угрожающе, словно в грудной клетке у него прятался гром. Облизывать Онилвина он не стал. Оставил лежать как есть. Не только мне не хочется к нему прикасаться, оказывается.

Зеленый пес подошел к близнецам, отогнал здоровенной башкой фей, но понюхал — и пошел дальше. Не счел их сидхе.

Зазвучал бас Дойла, но в голосе слышалось эхо бога. Я повернулась к Мраку: глаза у него смотрели вдаль, словно он не этот зал перед собой видел, а что-то иное. Им владело видение или божество — а может, и то, и другое.

Говорил он на непонятном мне диалекте, но одна из черных собак шагнула вперед, подошла к близнецам и об нюхала их макушки. Черная шерсть сменилась белой — сияющей и переливающейся. Белая шерсть оказалась гуще и длинней, чем черная, даже длинней и пышнее, чем зеленая шерсть Ку Ши.

Ростом пес был с Ку Ши, может даже чуть выше, а шерсть не то чтобы очень густая: не как у лаек, а скорее просто растрепанная. Он посмотрел на меня глазами-блюдцами, непропорционально огромными на собачьей морде. Да и взгляд этих глаз собачьим назвать было трудно, не взгляд зверя — скорее взгляд человека. Слишком много мудрости читалось во взгляде.

— Это Галли-Трот[3], — негромко сказал Рис.

— Пес-призрак, — вспомнила я. Фантом, являвшийся на заброшенных дорогах и пугавший путников.

— Не совсем, — поправил Рис. — Припомни, когда-то люди всех фейри считали духами мертвых.

Галли-Трот опустила к близнецам огромную белую морду и лизнула языком — таким же черным, какой недавно была ее шерсть.

Падуб пошевелился, заморгал кроваво-красными глазами; Ясень под оживляющим языком Галли-Трот издал почти болезненный стон.

Я ждала, что к Холоду подойдет Ку Ши или хотя бы Галли-Трот, но не дождалась. Ку Ши шагала среди моих стражей, от всех получая ласковые поглаживания, и улыбалась по-собачьи, вывалив язык.

Близнецы не сразу поняли, как относиться к белой собаке. Падуб первым решился ее погладить. Собака так боднула его головой, что он чуть не шлепнулся обратно — это гоблина развеселило, он довольно засмеялся. Ясень тоже потрепал собаку, и они, похоже, нашли со зверюгой общий язык.

Феи-крошки начали взлетать с Красных колпаков. Открывшиеся лица оказались мягче — словно глину, из которой вылеплены были тела гоблинов, перемесили во что-то более близкое к сидхе или к людям. В мыслях у меня прозвучали слова Джонти: «Ты нас переделываешь».

Я не хотела их переделывать.

Но я много чего не хотела делать.

Я снова посмотрела на Холода и заметила синеватое мерцание у него на шее. Галстук его кто-то уже развязал, и теперь я нетерпеливо рванула ворот и увидела светящийся синий рисунок.

Рис с Галеном повернули Холода на спину и помогли мне расстегнуть рубашку. На груди у Холода синим светом горела татуировка: голова оленя с царственными рогами. Знак царя — но знак царя-жертвы. Той ночью в зимней тьме он своим прикосновением превратил пса в белого оленя… А белый олень — это добыча и жертва, он ведет героя к его судьбе.

Я не отрывала глаз от Риса: на лице у него написан был тот же ужас, какой чувствовала я.