Памела Кент - Шанс Гидеона

• Название: Шанс Гидеона
• Автор: Памела Кент
• Жанр: Современные любовные романы

В роскошное поместье приезжает 25-летняя красавица Ким Ловатт для работы секретарем у пожилой матери хозяина этого поместья – Гидеона Фейбера, жесткого и лишенного всяческих сантиментов бизнесмена, который, однако, не остался равнодушным к красоте мисс Ловатт.

---

Единственное, что ей осталось, решила она, утром принять от него обратный билет. Она напишет ему короткую записку, упакует вещи и выставит их в холл к раннему часу, и если он пожелает, то сможет больше не поддерживать с ней никаких контактов. Агентство организует ей замену, а она, в свою очередь, пошлет еще одну короткую записку миссис Фейбер со словами сожаления, что их знакомство оказалось столь кратким. На этом можно будет поставить точку.

Трусливый поступок, конечно, – ей хотя бы следовало извиниться перед Гидеоном Фейбером. Он с самого начала высказался совершенно ясно. Она была слишком мягка, слишком слаба и чересчур боязлива, чтобы защитить даже себя.

Но за обедом он не просто удивил ее, а поразил. Начал говорить обо всем на свете: от современных книг, пьес и направлений в искусстве до собак и деревенской жизни. Между супом и рыбным блюдом он рассказал, что у его матери есть мопс по кличке Джессика, чудовищно перекормленное животное с исключительно скверным характером. От Джессики он перешел к Макензи, и Ким узнала, что Макензи праправнук Бутс, и что мистер Фейбер намеревается приобрести еще одного кокера для компании щенку и для продолжения породы. А еще ему нравятся лабрадоры и охотничьи собаки, но сам он не стреляет и не охотится, и вообще не одобряет кровавых видов спорта.

Ким поразило красноречие, с каким он говорил об охоте на лис. Его тонкие пальцы сомкнулись на ножке бокала с вином, и ей казалось, стекло треснет, когда он рассказывал о ежегодном сборе охотников, который проходил здесь до того, как его отец приобрел Мертон-Холл. Но с приходом отца все стало по-другому.

– Мой отец был труженик… он всю жизнь много работал, – говорил мистер Фейбер, придавая своим словам особое значение. – Он верил, как и я, что все должно даваться трудом… Ничего нельзя получать даром. Труд – это своего рода оправдание, после которого у человека появляется право наслаждаться полученным.

Глядя на него во главе длинного стола красного дерева, заставленного серебром, алыми розами из оранжерей, фруктами и хрусталем, отливающим лунным светом, Ким подумала, что слышит нечто странное и не подходящее к случаю. Эти речи явно предназначались не для ее ушей… Ведь если судить по его наружности, он за всю жизнь и дня не проработал, а даже если проработал, то вряд ли имеет право на такую роскошь. Не на всю, по крайней мере… Основное здесь, скорей всего, плоды труда его отца.

Мистер Фейбер смотрел на нее твердым взглядом серых неотразимых глаз.

– Я работаю полный рабочий день в своем офисе, за исключением уик-эндов и таких дней, как сегодня, когда я ожидал вашего приезда, – сказал он. – Я следую тому, что проповедую, мисс Ловатт.

– Не сомневаюсь, – смущенно пробормотала она.

– И поэтому мне не по нутру эта бессмысленная затея матери написать книгу о пустяковых событиях ее жизни. Моя мать за всю жизнь не проработала ни дня… Отец потакал ей, баловал и нежил ее до такой степени, что вместо женщины, сознающей свои обязанности, она превратилась в трутня в позолоченном улье… в этом особняке, в Мертон-Холле, который он купил и преподнес ей в качестве свадебного подарка. Отец исполнял все ее капризы, пока жил, а брак их был долог…

– Значит, он был очень предан ей, – сама того не ожидая, пробормотала Ким.

– Верно. Но это не извиняет того, что он сделал с ней… Того, что он сделал с нами – моими братьями и сестрой. Он лишил нас матери, а вместо нее дал нам блестящую игрушку!

– Право, мистер Фейбер! – воскликнула Ким, и тонкую кремовую бледность ее щек сменил румянец возмущения. – Не знаю, отдаете ли вы себе отчет, но миссис Фейбер – моя хозяйка… Я уже виделась с ней и…

Он наклонился вперед, и его серые глаза торжествующе сверкнули.

– Вот именно, вы уже виделись с ней – без моего разрешения – и поэтому я хочу, чтобы теперь вы выслушали несколько слов! У вас нет причин возмущаться или презирать меня за правду. Не думаю, что матери во время короткой беседы с вами удалось произвести чересчур благоприятное впечатление. Скорей всего, она сидела в кровати, напоминая заводную куклу, и не она, а Траунсер выражала беспокойство по поводу нарушения моих инструкций… И именно Траунсер стояла на страже на случай моего внезапного вторжения, которое могло повлечь за собой ваше увольнение.

– Она действительно прислушивалась, не идете ли вы по коридору, – призналась Ким, надеясь, что у горничной не будет неприятностей, и чувствуя себя как бабочка, нанизанная на кончик булавки.

– Я все прекрасно знаю. – Под густыми черными ресницами, которым могла бы позавидовать любая женщина, угадывалось презрение, хотя в стальной твердости подбородка не было ничего женственного.

– А если вас беспокоит судьба Траунсер, то она здесь живет с незапамятных времен и останется жить, пока не уйдет на пенсию или пока жива моя мать.

Полная бесстрастность, с которой он был способен рассуждать о кончине матери, подействовала на Ким наподобие холодного душа. Таких людей, как он, она прежде не встречала, и от такой прямоты ей становилось не по себе.

– Когда вы познакомитесь с моей сестрой, вы найдете в ней сходство с матерью. Не физическое сходство, а такой же неуравновешенный характер. К счастью для нее, она замужем за человеком, которому совершенно не свойственна порывистость, а, кроме того, он знает, как обращаться с женой. В их доме никогда не произойдет то, что произошло в нашем.

Ким почувствовала неудержимое желание ни с того ни с сего расхохотаться. Чтобы не допустить этого, ей пришлось как следует прикусить нижнюю губу.

– Вашей сестре повезло, – сказала она в надежде, что он не заметит, как предательски дрогнул ее голос.

Гидеон Фейбер бросил на нее пристальный взгляд.

– Нериссе очень повезло, – согласился он. – У нее есть семнадцатилетняя дочь, воспитанная в духе независимости, который я приветствую, без всякого романтического бреда, внушаемого с самого рождения, как это произошло с Нериссой благодаря стараниям матушки. Сейчас она готовится стать историком, и мы надеемся, ей удастся сделать карьеру. У нее хорошая голова.

– А вы не считаете, что брак – более логичный путь для девушки? – предположила Ким, все еще пытаясь справиться с легким подрагиванием голоса.

Он буквально содрогнулся от такого предположения. – Брак – удел немногих, – коротко бросил он. Принесли сладкое, но мистер Фейбер отказался от него и отмахнулся от пряностей. На стол поставили блюдо с несколькими видами сыра.

– Кофе подайте сюда, в столовую, – велел он Пиблзу. – А потом я бы хотел, чтобы меня не беспокоили.

– Слушаюсь, сэр, – ответил дворецкий.

Как только кофе оказался на столе, мистер Фейбер поднялся с места и начал расхаживать по комнате. Он обратил внимание Ким на портрет над камином, красивый портрет человека, который, видимо, сам пробил себе дорогу в жизни: в его приятном, загорелом лице угадывались сила и характер. Человек с портрета, выполненного маслом, решительно смотрел на Ким, и через несколько секунд ей даже показалось, что в его глазах играют огоньки.

– Это мой отец, – объявил Гидеон Фейбер.

Она хотела заметить, что он не похож на своего отца, но потом решила, что не стоит. И лучше не говорить, что у него такие же, как у его матери, притягательные серые глаза.

– Я не хочу, чтобы у вас создалось неправильное впечатление о моем отце, – спустя минуту все так же отрывисто продолжал Гидеон. Он взял сигарету из шкатулки, стоявшей на столе, прикурил, рассеянно погасил спичку и вновь обратил взор на портрет. – Он был сильный человек… необычайно сильный. Он сделал фамилию Фейбер известной и нажил состояние. Благодаря его усилиям мой брат Чарлз крепко стоит на ногах – у него тоже есть семья и разумная жена; и мой младший брат Энтони, вероятно, тоже будет преуспевать в будущем. Он захотел изучать медицину, и я согласился… хотя все еще не уверен, что ему подходит профессия врача. Что ж, подождем – увидим…

Он отвел глаза от портрета и вновь принялся вышагивать по комнате. Темные брови чуть высокомерно сошлись па переносице.

– Мне следует довести до вашего понимания важную вещь, – я не хочу, чтобы имя отца было каким-либо образом запятнано. – Он уставился на нее бесстрастным и отсутствующим взглядом. – Моя мать – детище дворянской семьи, а отец знал в ранней юности, что такое недоедать. Он женился на матери, как только обзавелся достаточной суммой, чтобы обеспечить ей то, к чему она привыкла с детства, а это означает, что он взял ее из одной оранжереи и тут же поместил в другую. Можно сказать, что у нее просто не было возможности…

Ким больше не стала сдерживаться. – Я видела ее всего лишь несколько минут, но мне она показалась очень доброй, – произнесла девушка. – Я зашла к ней в комнату только потому, что получила записку, где она высказала пожелание увидеться со мной. Без сомнения, ее горничная, Траунсер, предана ей… Как бы там ни было, она готова рисковать ради хозяйки, – добавила она, с вызовом встретив его взгляд. – И хотя вы ясно дали понять, что презираете любого рода слабость, я не считаю миссис Фейбер слабой. Она хочет написать мемуары, а это значит, что у нее есть цель… Ведь она легко могла бы отстраниться и позволить кому-то написать все за нее… Он перебил ее с холодной улыбкой. – А вот этим, моя дорогая мисс Ловатт, вам и придется заниматься, – сказал он. – Вы и напишете их за нее! Ну конечно, вы выслушаете все ее забавные рассказики и запишите все, что она попросит вас записать в блокнот. Для забавы моей матери вы даже отпечатаете то, что она попросит отпечатать… Но когда настанет черед собрать весь материал и подготовить его к публикации – в том случае, если мы не сможем отговорить ее от идеи опубликовать записки, – тогда вам придется вплотную заняться редакторской работой, и я жду от вас беспощадности. Полной беспощадности!