Мастер Чэнь - Магазин воспоминаний о море

• Название: Магазин воспоминаний о море
• Автор: Мастер Чэнь
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9725-1984-2

Эти рассказы — заметки на полях моих романов, да и на полях жизни.

По доброй традиции любую такую книгу следует предварять строчкой: все персонажи и ситуации, обозначенные здесь, — вымышленные, любые совпадения имен или фактов с реально существующими людьми или событиями — случайность.

Я бы сделал то же самое, да только какая же случайность или совпадение. Всё правда. Или почти всё.

Мастер Чэнь

---

— Но поняла не то, — сказал Юрик. — Она решила, что мы захотели ей показать притон разврата. Ну ладно. Дальше была еда. Начали с роти чанай.

— Дегустация блюд малайской национальной кухни, понятно.

— Малайской? Ну-ну. А что такое чанай, ну-ка скажи? Ты же бываешь в Индии.

— Да… Не может быть. Ну, роти — это хлеб. А ча-най… это же доанглийское название Мадраса. Которое стало его нынешним названием. Так?

— Так. Роти чанай — мадрасский хлеб. Ну, это так, к слову…

Я представил себе Машку, расслабленную после массажа ног, стоящую перед входом в какой-то из мусульманских ресторанчиков и круглыми глазами глядящую на шарик теста, превращающийся в руках человека в белом фартуке в квадратную салфетку, летающую в воздухе, в том числе над его головой. Доведенную в этом полете до прозрачности. Сворачиваемую затем в слоеный конвертик, который оказывается на раскаленном листе, смазанном маслом. Ну и перед выдачей клиенту роти полагается похлопать его руками с боков, взбить до полной пушистости.

Роти чанай — грандиозное шоу, но в какой-то момент Машка поняла, что перед ней то, что она собирается конкретно есть.

— Но он же делал это руками, — сказала она в ужасе.

Далее мои дорогие сокурсники устроили балаган

перед пластиковым чаном, в котором во льду лежали рыбины с металлического цвета боками. Федорчук на полном серьезе рекомендовал выбрать икан билять.

— Билис, — сказал я.

— Но Машка-то не знает, — отозвался Юрик. — А повар, билять, не возражал.

В итоге сошлись на икан соле, и Машке полегчало. Соле — это было понятно, тут и вправду была она — или камбала — или ее местная плоская сестра, после чего название «джалан Алор» Машка произнесла с французским акцентом, и Федорчука снова затрясло. И продолжало трясти, когда Машка переспросила раза три: ребята, вы уверены, что мы здесь будем это есть? И вдобавок, для обретения почвы под ногами, начала рассказывать про Милан.

Далее же она огляделась по сторонам. Увидела, наконец, толпы европейцев за этими столиками, на пластиковых табуретках, поглощающих ту же самую еду.

Позволила ребятам рассказать пару историй о европейцах, едущих в эти края отдыхать от европейского идиотизма, а затем и переселяющихся насовсем — в Таиланд, Малайзию, на Филиппины, даже в Камбоджу. Услышала цифры: речь шла о тысячах. Включая женящихся на местных — нормальных, не испорченных феминизмом — женщинах.

Обратила внимание на то, что здесь можно курить за едой, и даже лично зажгла гадкую тонкую сигаретку. Не сказала ни слова больше о европейских стандартах и свободах.

Заметила медленно ползущую между столиками процессию машин, среди которых встречались «мерседесы» и даже парочка «порше». Увидела «хорошенькую спортивную машинку» и узнала, что это — малайзийская модель, называется в обиходе «Геной», она же Gen-2.

— Федорчук было подобрел, — сказал Бедный Юрик. — Да-да. Она жрала всё. Как бы не замечая, этак во сне. Она думала, что все это происходит не с ней. И он стал забавляться по части людоедов.

— Это же примитивно.

— Ну, первой начала Машка. Она перед поездкой прочитала ровно одну книгу про Малайзию. Насчет Борнео и охотников за головами. И Федорчук завел: а вот когда едешь в Кота Кинабалу… От названия ей стало нехорошо. Кстати, Малайзии, с ее сотнями островов и береговой линией, мультиплексные амфибийные комплексы — в самый раз. Так что он не просто так туда, на это Борнео, раз за разом ездил…

— Знаешь, Юрик, я только что с Борнео, правда, я был подальше, там, где Семпорна, — и лица у отельных служащих там и вправду неприятные.

— А, ты нырял на Сипадане, значит. Где жил? На Мабуле, конечно?

— А ты меня осудишь?

— Ну нравится человеку шуршание пальмовых листьев над головой, а жить, как приличные люди, среди моря, на сваях, на Капалане в четырех звездах тебе было бы неприятно, все понятно… Так вот. Федорчук с честным толстым лицом начал ей рассказывать, что если не сами жители Сабаха, то их дедушки точно ели. И не с голода, а в ритуальных целях. Если начинается племенная война, то надо сожрать немножко от твоего врага и унаследовать его лучшие качества. Это их культурное наследие.

— Скучно.

— Для Машки в самый раз. И еще сказал, что эти сорок минут от аэропорта до отеля в Кота Кинабалу он никогда не ездит на такси без попутчика через джунгли. Сожрут.

— М-да, как я помню, позавчера, когда я там пересаживался, аэропорт еще был буквально в самом городе. И даже в «Карамбунай» и «Шангри-Ла», куда дорога занимает и вправду минут сорок… Что там есть? Местный «Таймс-сквер», университет, центр высоких технологий… Джунглей там нет. Разве что в самом «Карамбунае», стоящем в заповеднике. А была бы интересная строка в Машкином некрологе. Сожрана каннибалами на полях для гольфа. Остался только маленький белый мячик.

— Ну ты это знаешь, мы с Федорчуком это знаем, а Машка… В итоге она все испортила, спросив нас: ну, что, теперь надо выпить таблетки для дезинфекции?

— Я на месте Федорчука показал бы ей специальную канавку, в которую на этой улице полагается тошнить. Это очень по-римски, античная традиция.

— Он выдержал. Но точно понял, что на следующий день надо отменять всю Машкину программу. Вот тогда-то… Так, по три глотка на донышке осталось. Скажи, ты кого очень не любишь?

— Ну, неграмотных критиков и рецензентов. Которые не могут правильно написать мою фамилию. Пишут — «Чень», как будто я какой-нибудь кореец. Лень посмотреть на обложку.

— Ты не похож на китайца, дорогой сэр. То есть дорогой Чэнь. Пью за то, чтобы ты был добрее к людям, которых не любишь. Так, совиньон кончился. Второго не дано. Мне еще шуршать полночи вот этими бумагами.

— Не может быть.

— Я — человек подневольный. Хотя маленькие радости в виде поросячьей ножки всегда со мной…

Грандиозные небоскребы над головой излучали неземной свет, отблески его падали на низкие облака. И — у нас, далеко внизу под их вершинами — огни дрожали и мигали на крышах стоявших в рядочек машин на гравийной площадке. Машины были совсем неплохи, три — с дипломатическими номерами, включая белый BMW посла с зачехленным флагом на капоте (как торчащий вертикально зонтик).

В ресторане стало тише — ушли три здоровенные китайские компании, занимавшие круглые столы с поворотным кругом.

— Ну и?

— Ну и папайя. Сколько ты съедаешь ломтиков за завтраком?

— Два. Гениальное медицинское средство для оздоровления и очищения пищеварительного тракта.

— Именно. Я — целых три. Машка… она выпила два кокосовых ореха на Алоре, так что начала писаться. А наутро сожрала целую тарелку папайи за завтраком. Точнее, вместо завтрака — потому что папайя было все, что она ела. Прочитала про папайю и ее целебные свойства в той самой книжке… А в этом городе еще и особая вода, сам знаешь. В итоге очищение — тотальное.

— Боже ты мой…

Пауза. Еще одна компания китайцев с шумом поднимается, продвигается к выходу.

— А дальше, дорогой сэр, все стало просто и понятно. Ее якобы деловая программа могла бы выглядеть как путь от сортира к сортиру. Но хватило первого из таковых, случился он на улице… не помню какой. Заведение было… Ну, ты понимаешь. Она вышла оттуда, глядя на Колю с упреком. Впервые оказалась в мусульманском туалете. Мусульмане, как ты знаешь, любят чистоту. Туалетной бумагой не пользуются. Пользуются ведерком с водой и ковшиком. Машке это показалось негигиеничным. Пришел второй припадок — и конец программе.

— Так, минуточку. Она сама это сожрала. Спрашивается, при чем тут Коля Федорчук.

Юрик поднял голову к подсвеченным облакам. Прямая линия его носа матово блеснула.

— Коля всегда умел не оставлять следов, мерзавец. Просто он сделал так, что она сама искренне верит, что про папайю — то была ее идея. И все же — видишь ли… Я человек дикий, Фрейда не читал. Но есть у меня подозрение, что дело тут не только в Машкином европейском выборе. Думается мне, что тут случай подсознательного желания Коли Федорчука овладеть Машкой извращенным бесконтактным способом, через заднюю часть.

— Зачем… А, вот как… Он ведь там, с нами, тогда тоже был…

И я мгновенно представил себе: класс в киргизской школе, ряд кроватей, и в первых лучах киргизского восхода — одеяло, шершавое, колючее одеяло, задирающееся вверх, съезжающее с белой кожи от ритмичных движений.

— Ну вот так, — сказал Юрик, засовывая под тарелку деньги.

— И это — конец истории? Федорчук не пострадал?

— Представь, бедная Машка подняла ему зарплату, как человеку, работающему в невыносимо опасных условиях. А сама… ну что с ней будет. Продолжает руководить своим министерством. Кошмарить его, как сейчас говорят.

— А ты?

— А что я? Получил за эту сделку орден, уже второй. Все-таки пять миллиардов долларов. Наш товарооборот с Малайзией вырастет теперь на целую треть одним легким движением.