Гусейн Аббасзаде - Просьба

• Название: Просьба
• Автор: Гусейн Аббасзаде
• Жанр: Русская классическая проза

---

Немало красноречия пришлось пустить в ход (Бахман и не подозревал, что умеет так говорить), чтобы успокоить Гюляндам-халу: "По этим костям студенты, будущие доктора, изучают анатомию человека. Если врач не будет знать анатомии, то есть не знать, как устроен человек, он и лечить человека не сможет..." Пришлось наговорить .Гюляндам целую книгу, прежде чем он кое-как вымолил разрешение оставить кости на день-два, но теперь всякий раз, когда она их видела, непременно прикрывала ладонями лицо и опять как бы смахивала все греховное, чему была свидетелем, - такой очищающий молитвенный жест совершают над могилой. Затем она отворачивалась и не смотрела в тот угол, где он сидел над костями, и вообще старалась этот угол обходить... Господи, а что с ней будет, если принести череп? Ему обещал один приятель-студент, его мать, биолог, приносила части скелета. Нет, от этой затеи с черепом лучше отказаться, а то Гюляндам-хала или заболеет, или выселит его, и весь разговор. И сейчас вот она не смотрит в его сторону; как говорится, глаз не видит и на сердце не мутит, но старуха очень набожная, не пропускает ни намазов, ни молений, с ее

взглядами надо все же считаться. Договариваясь с каждым новым квартирантом - хоть с парнем, хоть с девушкой,- она ставила им и их родителям непременное условие: в ее доме не должно быть ни поступков, ни разговоров, противных аллаху. Бахман ничего такого не позволял себе: не пил, не курил, не болтался где-то с молодыми людьми, не возвращался посреди ночи, не забавлялся транзистором, не слушал, лежа на диване с утра до вечера, модных зарубежных певцов, издававших странные дикие звуки, визг и вой, всю эту музыку, похожую на грызню кошек с собаками. И потому был именно таким квартирантом, какого Гюляндам желала, она была довольна им сверх меры, стерпела даже появление костей, но череп... нет, череп сюда носить не надо! Чего доброго, и кости покажутся ей дурным предзнаменованием, она свяжет их с ночным скандалом, и дело может так повернуться, что придется искать другую квартиру...

Со двора донесся шум и громкий разговор.

Бахман выглянул в открытое окно и увидел трех парней, которые явно направлялись к ним. Один нес на плече огромный медный казан, вмещающий два батмана рису; у другого на плече - такой же величины дуршлаг - ашсузан, а третий тащил медный поднос и большую шумовку. Эта кухонная утварь принадлежала Гюляндам-арвад, она досталась ей от отца - Кебле Гулама - и уж долгие годы служила соседям по дому и по Кварталу и в радостных, и в горестных обстоятельствах. Часто за нею приходили совсем незнакомые мужчины и женщины, бог знает откуда приходили и забирали. Гюляндам-хала никому не отказывала. Где теперь найти посуду, равную этой древней кованой посуде? Пожелай она продать ее, много денег выручила бы, и желающие были, приходили не раз, уговаривали. Но Гюляндам говорила всем, что не продает и не продаст никогда. Пока жива, пусть люди берут и пользуются, а после смерти она завещала отнести посуду в мечеть. И, насколько Бахман помнил, не было дня, чтобы эта посуда не была в ходу,- из одного мести ее принесут и тут же в другое заберут.

Парень с казаном на плече постучал в дверь веранды:

- Гюляндам-нене, ай Гюляндам-нене!

- А, кто там?

- Ребята посуду принесли,- сказал Бахман.

Гюляндам-арвад, поставив разогретый утюг на красный кирпич, вынула вилку шнура из розетки.

- Входите.

Парни вошли по одному, сложили рядышком под стенкой казан, ашсузан, поднос и шумовку. Первый, тот, что принес казан, вежливо поблагодарил:

- Будьте здоровы, Гюляндам-нене, пусть будут здоровы все ваши близкие и соседи, и да будут помянуты добром все, кто ушел от нас! Мама велела передать большое спасибо.

Гюляндам, растроганная, в свою очередь еще раз выразила парням сочувствие и благословила их. А когда парни ушли и она стала убирать посуду на полку, вдруг удивленно и обиженно сказала:

- Ну и ну, разве в таком виде вещи возвращают? Неженки какие! Н" потрудились даже вымыть дуршлаг.- Она взяла спичку и стала выбивать зернышки риса из отверстий.- Выходит, нельзя делать людям хорошее? - Она сунула дуршлаг под кран, хорошенько промыла.- Государство посуду напрокат за деньги выдает, и возвращать ее надо чистой, иначе не примут. А я даю людям эту посуду бесплатно, за упокой души родителей. Выходит, не понимают люди своей пользы. Где еще они найдут такую посуду? Теперь казаны, дуршлаги, шумовки из алюминия делают. А в алюминиевом казане плов уже не тот! Потому-то и идут ко мне, и хорошо делают, пусть приходят и возвращают, но не так же, совесть тоже хорошая вещь... Почему я должна за ними мыть и чистить, у меня других дел пет, что ли? И без того рдз в году отношу все это нашему соседу, меднику Махмуду, лудить, он с меня хорошенько сдирает, не хватит разве?! Эх, люди, люди! Пусть аллах дурно обо мне не думает, я никого своим добром не попрекаю. Пусть берут, пусть пользуются, но разве такое большое дело вымыть казан, дуршлаг, особенно молодым? А мне вот уже тяжело, я ведь уже не прежняя Гюляндам, сил у меня не осталось, чтобы я сама, засучив рукава, за них все делала. Я теперь старая женщина, мне самой должен кто-то помогать, мои дела за меня делать, а делать их некому, и я ни на кого их не сваливаю...

Вытерев дуршлаг, Гюляндам положила его на казан, все вместе водрузила на полку и воткнула вилку шнура в розетку, чтобы разогреть утюг и догладить белье.

Но, видимо, такой уж выдался вслед за беспокойной ночью и беспокойный день - Гюляндам не дали закончить работу.

- Багадурова! - послышалось со двора.

Багадурова - это фамилия Гюляндам-халы. Услышав ее, хозяйка спокойно отставила в сторону утюг и не спеша, с достоинством вышла на веранду. Внизу какой-то человек в милицейской форме говорил властно и весьма непочтительно с Гани-киши. Под его строгим взглядом старик одеревенел, как мокрое белье на морозе, и лепетал что-то неразборчивое. Гюляндам-хала сразу узнала человека, нагнавшего такой страх на Гани-киши,- это был участковый уполномоченный капитан милиции Тахмазов. Тот, оглянувшись на скрип дверей, снова крикнул:

- Багадурова! А-а, здравствуй! Где тот парень, что живет у тебя?

- Дома. А что случилось?

- . Сейчас скажу, узнаешь.

Тахмазов, оставив во дворе Гани-киши, поднялся наверх. Когда он вошел в квартиру, Бахман встал с книгой в руке, поздоровался. Капитан, пронзительно глядя па него, сел за старый стол, на котором хозяйка гладила белье, и вытащил из своей пухлой папки бумагу и ручку. Бахман как стоял, так и остался стоять, взволнованный приходом участкового. Гюляндам сделала ему знак - садись, мол, чего стоишь? - и спросила:

- К добру ли явился, участковый? Обычно "ты в наш двор не заходишь.

Тахмазов, не отвечая, написал что-то в верхней части чистого листа. Тетушка Гюляндам подумала, что наверняка капитан явился с претензиями. Уже около месяца Бахман живет у нее непрописанный, и сейчас ей нагорит - оштрафует ее Тахмазов, вон уже квитанцию выписывает. Тахмазов продолжал писать.

- Спрашиваешь, с добром ли пришел? - откликнулся он наконец на вопрос Гюляндам.- Для кого с добром, а для кого - нет. Для вас - с добром, Багадурова.

Гюляндам-хала почти успокоилась: слава богу, Тахмазов ее не оштрафует. Но все же уклончивый ответ капитана встревожил ее. Как это - "для кого с добром, а для кого -нет"? Что он говорит, этот краснощекий, словно только что вышедший из бани, капитан? Смеется, что ли, над ней? Вроде нет... Да и кто он такой, этот капитан, чтобы смеяться над Гюляндам? Пусть только посмеет! Она такое ему устроит, что с него зеленые орехи упадут, а зрелые останутся. И что это за "добро", с которым он заявился?

Участковый между тем продолжал писать.

Бахман, заложив нужную страницу, закрыл книгу и тоже следил за рукой Тахмазова и ждал, когда он объявит причину своего визита, когда он наконец закончит свою писанину и скажет хоть что-нибудь. Лишь бы от него вреда не было, а добра от него никто не ждет...

Ну вот, положил-таки ручку.

Внимательно оглядев Бахмапа и особенно задержавшись взглядом на его забинтованной голове, Тахмазов спросил:

- Как рана, на глаз не влияет?

- Нет. А вот повязка сильно жмет, иной раз терпеть невозможно.

- Что ж, этот Алигулу Манафов ответит за все перед судом... Тебя как зовут-то? Бахман? А фамилия? Из какого района?

"Значит, прослышал о ночном скандале,- с тоской подумал Бахман.- Еще неизвестно, кому за этот скандал влетит. Алигулу-то нет, а мы - тут".

- Фамилия моя Сарыев, Бахман Алекпер оглы. Приехал я из Агдаша.

- Из Агдаша? - расцвел капитан и даже поднялся со стула.- Вот здорово! Ведь мы земляки!

Гюляндам-хала немедленно воспользовалась этим обстоятельством:

- Ну, тогда твой долг, Тахмазов, помочь Бахману.

- А какая нужна помощь? Я готов.

- Во-первых, насчет прописки... Я ещё когда отдала паспорт и всякие его бумажки управдому, а тот все волынит: придите завтра, придите завтра... Скажи ему, пусть впишет парня в домовую книгу! Дело ведь законное, почему тянет? Потом, если можно, скажи в поликлинике, пусть обслуживают парня, он не за себя пострадал. А то там такой народец, живо обратно наладят: у нас, мол, не прописанных в городе не принимают, живущих в других районах мы не обслуживаем. Слыхал? Значит, если к тебе гость приехал и, не дай бог, заболел, он должен возвращаться в свой район, тут ему помощи не окажут? Раньше так не было. Вместо того чтобы заботиться о людях, каждый день новые фокусы придумывают, лишь бы не работать, и людям жизнь осложняют.