Альфред Андерш - Отец убийцы

• Название: Отец убийцы
• Автор: Альфред Андерш
• Издательство: Радуга
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1987

Альфред Андерш (1914 — 1980) занимает видное место среди тех писателей ФРГ для которых преодоление прошлого, искоренение нацизма всегда было главной общественной и творческой задачей. В том его избранных произведений вошли последний роман «Винтерспельт», в котором выражен объективный взгляд на историю, на войну, показана обреченность фашизма, социальная и моральная повесть «Отец убийцы, (1980), которую можно назвать литературным, духовным и политическим завещанием писателя, и рассказы разных лет.

---

Рекс, значит, знает Грайфа, подумал Франц. Стало быть, Кандльбиндер после стычки с Конрадом побежал к нему, пожаловался на Конрада. Или же он всех нас знает? Тогда он чертовски деятельный, если знает каждого из нас. Имя и все прочее.

Как он отчитал этого Грайфа! В этот момент весь класс восхищался Рексом. Он применил ту же методу, что и по отношению к Кандльбиндеру: так же, как он пустил в ход докторское звание, чтобы вызвать к учителю большее почтение, он сперва повысил и Конрада Грайфа в титуле; он обратил внимание класса на то, что в лице Конрада они имеют в своих рядах не просто носителя частицы «фон», а нечто более значительное - барона, но если ученую степень штудиенрата он и дальше подчеркивал-«не так ли, господин доктор?», — по крайней мере до сих пор и невзирая на то, что с тихим громыханием в голосе предостерег его от попытки втереть очки по поводу изучаемого материала, то, назвав ученика бароном, он два раза подряд обратился к нему без всякой дворянской частицы, просто по фамилии. Отважится ли Конрад так же поставить на место Рекса, как шесть недель назад классного наставника?

Казалось, он хочет рискнуть это сделать.

— Но вы же сами… — начал он, но Рекс не дал ему договорить.

— Значит, так, — сказал Рекс невозмутимо, не тихо, но и не громко, — час ареста. Сегодня пополудни, с трех до четырех. — Он повернулся к Кандльбиндеру. — Мне жаль, господин доктор, но я вынужден испортить вам послеобеденное время, — сказал он, намекая, что классному наставнику придется надзирать за арестантом. — Однако подобного сорта господам нельзя ничего спускать. — Внезапно он рассмеялся. — Ну и барон!.. Заставьте его позубрить историю сегодня после обеда, — добавил он, — с историей он далеко не в таком ладу, как с греческим. — Рекс покачал головой. — Собственно говоря, странно, что человека, который так гордится своим дворянством, столь мало занимает история.

Он полностью информирован о Конраде, подумал Франц, он даже в курсе его успехов по другим предметам. Франц наблюдал за этой сценой, за Рексом, который явно наслаждался видом класса, пораженного тем, что Рекс знает Грайфа до мозга костей, за Грайфом, переставшим дурачиться, покрасневшим, никак не ожидавшим ареста на час.

Рекс снова непосредственно занялся наказанным. Он стал терпеливо, хотя, как показалось Францу, и коварно, поучать его.

— Ты хотел подчеркнуть, Грайф, — он снова произнес его фамилию без всякой частицы, — что я сам обратился к твоему классному наставнику «господин доктор». Возможно, мне следовало дать тебе договорить до конца, чтобы ты, как положено, сказал мне: «Но вы сами, господин обер-штудиендиректор», ибо для тебя я ведь не просто кто-то, к кому ты можешь обратиться с одним только «вы», а все же твой обер-штудиендиректор, запомни это. Беда, что мы теперь в Германии не имеем права держать армию, иначе ты бы усвоил, что нельзя говорить «да», а только «так точно, господин лейтенант». Уж в армии тебе бы показали, что такое дисциплина, — сказал он.

Нелогично, подумал Франц, даже если бы мы имели настоящую армию, а не эти сто тысяч солдат рейхсвера, что нам разрешили англичане и французы, нас только после окончания школы научили бы, что лейтенанту нельзя сказать «да», а надо «так точно, господин лейтенант», нам ведь всего четырнадцать лет. И хотя Францу тоже хотелось, чтобы была армия, потому что его отец в войну был офицером, мысль об армейских порядках, сквозившая в тоне Рекса, была Францу не особенно приятна. Воевал ли Рекс тоже на фронте, как мой отец, трижды раненный, подумал Франц. Рекс никак не походил на фронтовика или человека, который хоть раз был когда-либо ранен.

— Надо надеяться, всем вам еще придется служить в армии, — добавил Рекс, обращаясь ко всему классу, — надо надеяться, рейх вскоре снова станет достаточно сильным. — И почти без перехода вернулся от воспоминаний о своей службе в армии к Конраду Грайфу. — Но даже если бы ты правильно обратился ко мне, назвав титул, — сказал он, — я не позволил бы тебе обратиться к классному наставнику так же, как я. — Его самого, видимо, утомили все эти «если» и «бы». Во всяком случае, голос его прозвучал чуть равнодушнее прежнего, когда он добавил: — Особенно неподобающе то, что ты назвал господина профессора по фамилии. «Кандльбиндер», — процитировал он. — Цэ-цэ-цэ! За одно это ты заслуживаешь ареста на час.

Чересчур уж долго и упорно распространяется он о погрешности Конрада против формы, подумал Франц; казалось, Рекс твердо решил не замечать, до какого состояния довел ученика, даже затылок Конрада густо покраснел. А прищелкивание языком опять прозвучало так, словно после этого и говорить не о чем, дело Грайфа признано безнадежным, оно закрыто, собственно, незачем дальше болтать, думал Франц, но Рекс продолжал, он не мог отказаться от того, чтобы не сказать еще:

— Quod licet Jovi, not licet bovi[2], как ты учил по-латыни. — Он произнес это протяжно, чуть ли не смакуя, словно располагает уймой времени для поучений. Разве он все еще не заметил, подумал Франц, что довел Конрада до предела, все смотрели на своего одноклассника, полностью утратившего теперь всю свою высокомерную насмешливость, он все еще стоял, широко расставив ноги, и они видели, как он сцепил за спиной судорожно сжатые руки. И тут-то оно и началось.

— Я не скотина, — выкрикнул он. — А вы не Юпитер. Для меня — нет! Я барон фон Грайф, а вы для меня вообще всего лишь какой-то господин Гиммлер!

Это превосходило все, чего мог ожидать класс. В комнате, и без того бледно-серой, повисла бледная пелена неподвижности и мертвой тишины, даже свет раннего лета, излучаемый растущим на школьном дворе каштаном, вдруг преломился на оконном стекле, далее не проникнув. Лишь предстоявший взрыв Рекса мог бы вывести учеников из охватившего их оцепенения; затаив дыхание, они ждали, в какой форме выразится потеря им самообладания.

Их постигло разочарование. Рекс сохранил выдержку, не разъярился — колоссально, как он держит себя в руках, подумал Франц, — неподражаемо спокойно он покачал своей могучей, покрытой, как шапочкой, белыми волосами головой, цвет здоровой, несмотря на возраст, все еще гладко натянутой кожи на лице нисколько не изменился, и только по тому, как он положил наконец учебник греческой грамматики — беззвучно, внезапно, решительно, — можно было понять, что он не простит личного оскорбления, неслыханной дерзости, которую позволил себе Конрад Грайф, — во всей истории гимназии, носящей имя баварского королевского дома, никогда ничего подобного не случалось.

Но сперва он выказал себя знатоком, ученым, который просто для собственного удовольствия дает урок истории, хотя, как ректор школы, он и не обязан преподавать.

— Твое дворянство значит куда меньше, чем ты думаешь, Грайф, — начал он. — Грайф, — повторил он, сумев придать своему голосу высокомерно-деловитый тон, — это, собственно говоря, только прозвище, которым обзаводились многие рыцари. Грайф, Гриф, Грип — так они именовали себя, эти господа, по названию легендарной хищной птицы, большинство из них первоначально были не чем иным, как безымянными мироедами, которых какой-нибудь феодал назначал надсмотрщиками над своими деревнями. Их отпрыски становились рыцарями-разбойниками, эти Грайфы, они еще добавляли к своему имени название какой-нибудь местности. Грайф фон Оттуда-Отсюда. Вас же, Грайфов из Нижней Франконии, даже на это не хватило.

При словах «эти господа» его голос на какое-то мгновение зазвучал не деловито, а злобно, и, лишь дойдя до утверждения, что предки Конрада были, в сущности, безымянными, он прекратил свои отвратительные поучения, начал мстить за слова Конрада Грайфа, что он для него «всего лишь какой-то господин Гиммлер». Но даже при этом он пытался изобразить из себя само добродушие, этот актер, подумал Франц и внезапно исполнился ненависти, услышав, как Рекс спросил:

— Знаешь, кто меня однажды просветил на этот счет, Грайф? Старый барин, твой отец! Я несколько раз имел удовольствие беседовать с ним. Он человек с очень здравыми взглядами и нисколько не чванится своим аристократическим титулом.

С какой приторной любезностью он дал Конраду по морде, подумал Франц, стало быть, бывает и так, что можно кому-то дать по морде с приторной любезностью; он быстро глянул на Хуго Алеттера, чтобы проверить, возмутился ли Хуго так же, как он, Франц, но по бледному лицу Хуго ничего нельзя было определить, он лишь зачарованно наблюдал за сценой, разыгрывавшейся впереди, возле учительской кафедры, да и сам Конрад, казалось, не заметил оплеухи, а если и заметил, то стряхнул удар беглым движением тела, его ярость, казалось, выдохлась, его сцепленные за спиной руки разжались, он снова обрел речь.

— Мой отец всегда разыгрывает скромность. — Теперь уже Конрад поучал Рекса, поучал насмешливо, холодно. — Он на это мастер. Но в действительности… — Фраза повисла в воздухе, он только пожал плечами и продолжил:-У нас два замка, три сотни гектаров полей и три сотни гектаров леса.