Неизвестен Автор - Философия (Учебник)

• Название: Философия (Учебник)
• Автор: неизвестен Автор
• Жанр: Философия

---

Другими словами, экзистенция невозможна при наличии дистанции между субъектом и миром. При наличии отделенности человека от мира. С этой точки зрения экзистенциальная философия - "против субъекта", ибо последний - это контрагент объекта. Одно предполагает другое, а оба вместе - разделенность мира. Экзистенция открывается, как исходная неразделенность мира и личности, как "в-мире-бытие", если пользоваться термином Хайдеггера. Эта неразделенность, в частности, выражается в понимании. Человек - тот, кто понимает бытие. Он - понимающее существование, т.е. экзистенция. Если ученый ставит себя в положение "вненаходимости" по отношению к его объекту, то экзистенциальный философ находит условие истинности в противоположном. Мысль адекватна своему объекту не тогда, когда повторяет его, т.е. воспроизводит его в своей субъективной форме; но тогда, когда она совпадает с ним, а это значит - совпадает с источником всякой мыслимости и тем самым - с бытием. Экзистенция есть совпадение мысли с бытием. Мысль тогда оказывается со-бытием. Она уже не главный атрибут некоторого бытия. Дескать есть бытие, а есть его какое-то (пусть и главное) свойство. Нет, бытие человека и есть его мышление как интуиция его бытийственности, т.е. мысль не пребывает "внутри" экзистенции, не в рамках какой-либо жизненной ситуации, но есть само это событие. Рефлексия не отделена здесь от предмета рефлексии. Она упраздняет трансцендентность мира, т.е. отчужденность, овнешненность его применительно к личности. В этом экзистенциальная философия усматривает суть всякой жизненной конкретики, в той мере, в какой она со-бытийна. Уже нельзя сказать вслед за философами античности - сначала жить, потом философствовать. Жить, с точки зрения этой позиции, и значит философствовать. Сама философия должна стать экзистенцией и со-бытием.

Внимание философии к экзистенции делает невозможной ситуацию платоновского диалога "Федон", в котором Сократ, утверждая, что философ ни к чему так не стремится, как к смерти, тем самым фактически признает, что философия значима тогда, когда философ отчуждает себя от части собственного естества - от своего тела. Экзистенциальная же философия утверждает целостность переживания (в том числе и в его телесности) и мысли. Если для Спинозы идеал познания заключается в абстрагировании от чувств, то экзистенциализм признает, что источник философии - неразделенность чувствующего и мыслящего в человеке. Теоретическая мысль, идеалом которой вдохновлялась классическая европейская философия, бесстрастна. Она ориентирована на бесконечность. Идеал того же Спинозы - взгляд sub speciae aeternitatis (с точки зрения вечности). Нововременное мышление в целом ориентировано на совершенство, воплощенное в метафоре Бога. Совершенное бытие тождественно совершенному мышлению, которое "в Боге". Постклассическая модель философии, которая, в частности, рельефно реализована в экзистенцильном философствовании, отвергает бесстрастность мысли как ее бесплодность. Мысль истинна, когда она слита с действием. Существенный шаг в упраздении классической модели сделал тут Маркс, хотя его, естественно, нельзя считать экзистенциальным философом.

Переходность экзистенции

Важнейшей чертой экзистенции является ее переходность. Нет разрыва между событием мысли и бытием. Они - со-бытия. "Экзистенциальный градус" сознания дает мне право описывать мои состояния с помощью прямого дополнения. Я есть моя боль. Я есть моя надежда. Я есть моя смерть. Классическая модель ratio созерцательна. Но есть более важное для экзистенциальной философии обстоятельство: эта модель отчуждена от внутреннего переживания человеком своего присутствия в мире, которое соотнесено с его активностью (потому-то она и бесстрастна), но не сводится к ней. Такое переживание и образует условие самой возможности мышления. Это условие, с точки зрения Хайдеггера, есть человеческая конечность, смертность. Экзистенция открывается через призму человеческой смертности. Она не принимает во внимание перспективы возможного бессмертия. Она возникает из ясно различимого конца всякой личности, а не из туманной перспективы ее вечности. Экзистенция есть ясное (пронзительно) выражение неизбежности конца как основополагающей очевидности человеческого бытия. Неслучайно Гомер только людей называет "смертными", хотя не только людям свойственно умирать. Экзистенциальные переживания всегда имеют в виду человеческую конечность. Собственно, все "переживания" из-за этого и происходят. Будь человек вечен и знай он об этом неопровержимо не было бы никакой экзистенции. По сути дела смерть и есть подлинное содержание всякого события человеческой жизни. Смерть не есть идея конечного, но некий первичный факт. Поэтому она вряд ли может быть дана в дефиниции. Понимание экзистенции, в частности, и как человеческой конечности есть принятие человеком этого факта как своей судьбы. Судьба не симптом, не указатель движения куда-то, не предпосылка иного, не иллюстрация некоего всемирного закона. Она констатация чего-то непреложного. Судьба человека, как его смертность есть голая реальность, "фактичность" его экзистенциальной сути. Экзистенция беспредпосылочно есть, присутствует налицо. Знаменитое хайдег-геровское Dasein (присутствие, буквально здесь-бытие) есть в определенной мере выражение наличности бытия. Человек как экзистенция есть лицо бытия.

Иногда результаты экзистенциального философствования ассоциировались со вселенским пессимизмом в воззрениях на человека. Эта оценка проистекала, вероятно, от того внимания, которое экзистенциалистская литература уделяла таким "отталкивающим" параметрам человеческого бытия как одиночество, боль, страх, смерть и т.п. Получается нечто вроде неонатурализма в стиле Э. Золя, но на современный манер. Однако для подлинного натурализма в литературе характерна "естественная" установка: все "отталкивающее" вписано в жестокий, но единственно реальный мир, оно материально, являя собой признаки, указатели некоего космического порядка, фиксируемого и описываемого наукой. "Отталкивающее" в экзистенциализме подталкивает, поворачивает (и чем жестче переживание, тем вернее) нас к нашему пределу. А предельность не есть повод для пессимизма. Это чувство в данном случае слишком мелко. Это повод для другого - переживания исконных и в себе достаточных условий нашей жизни. Способ взглянуть на них открыто. "На смерть, как и на солнце, нельзя смотреть в упор" - говаривал Ларошфуко. То, что "тематизирует" экзистенциальная философия, есть предпосылка такого "взгляда в упор". С этой точки зрения подобная философия - все-таки форма антропологии, т.е. определенная методика выбора, совершаемого при описании человеческих фактов. Мысль не достигает бытия потому, что ориентирована на объективный мир (мир сконструированный наукой). И "отталкивающее" позволяет перефокусировать взгляд. Оно обеспечивает "встряску", принуждающую к такого рода перефокусировке. Но, еще раз повторим, "отталкивающее" отнюдь не просто иллюстрация или символ, а адекватный способ самосвечения бытия в человеке.

Экзистенция и время

Переходность экзистенции связана с ее временностью. Классическая европейская философия, начиная, по крайней мере, с Платона, была озабочена главным образом тем, чтобы поставить временное, смертное, а поэтому и несовершенное, в отношение к вечному, совершенному. Первое становилось понятным лишь в связи со вторым. Бытие вещи с этой позиции обусловливается абсолютной истиной и абсолютным благом. Временное умопостигаемо лишь в его сопряженности с вечным. Сущее, т.е. существующее, описывается через должное. Экзистенциальное философствование, наоборот, уходит от вечного, совершенно-мудрого; уходит от абсолюта. Экзистенциализм есть принципиальная ориентация на временное, становящееся, нецелое. Только это и существует (во всяком случае в рамках философского дискурса). Принципиальная временность экзистенции означает ее незавершенность. Она не может во что-либо вылиться. Экзистенция - не вещь, которую можно положить в надежное место и ожидать, что она будет покоиться там в незыблемой самотождественности. Экзистенция проективна, она устремлена в будущее. Собственно она и создает будущее как нечто, связанное с настоящим, перетекающее из настоящего. Экзистенция несовершенна, и, более того, она в принципе не может завершиться каким-либо совершенством. Она завершается смертью, которая в данном случае просто упраздняет вопрос. Нет человека - нет проблемы экзистенции. В экзистенции отсутствует тотальность, ибо в ней всегда чего-то недостает. Экзистенция образует некую тягу в мире.

Экзистенциальное бытие есть бытие становящееся. На это обстоятельство обращал внимание еще Кьеркегор. Могут возразить: но ведь и у Гегеля речь идет о становлении, а он не был экзистенциальным философом. Верно, что гегелевская абсолютная идея находится в становлении, т.е. не дана себе самой сразу, с начала до конца. Но становление бытия у Гегеля представляет собой скорее развертывание, т.е. проявление чего-то, что в свернутом виде, потенциально уже с самого начала есть. С другой стороны, речь у немецкого мыслителя идет о становлении умопостигаемой идеи. Ее "умность" предполагает единство становящегося. Мы помним, что, по Гегелю, развитие синтетично, т.е. каждый новый этап включает в себя прошлое, воспроизводит его, повторяет до некоторой степени. Единство становящегося предполагает его завершенность, необходимо указывает на конец. Более того, этот конец, вообще говоря, может быть сведен к началу. Не то у Кьеркегора. У датского философа становление разорвано, дискретно. Оно никак несводимо к плавному единому процессу. Новое не сводимо к старому; будущее - к прошлому. Ступени подобного становления бесповоротные и уникальные решения индивида, которые не автоматичны, не соответствуют "логике процесса", не необходимы. Они ничем не гарантированы. Иными словами, они - свободны. Эта "разорванность" жизни, обусловленная свободой, и выражается в ее временности. Время у Кьеркегора до некоторой степени "производится" решимостью человека, его способностью к поступку, к выбору.