Наталья Иванова - Новый Белкин (сборник)

• Название: Новый Белкин (сборник)
• Автор: Наталья Иванова
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9691-0642-0

«Новый Белкин» составлен из повестей тех писателей, которые входили в «пятерку» лучших, но не стали лауреатами. Это повести финалистов ежегодной литературной премии Ивана Петровича Белкина – Эргали Гера, Андрея Дмитриева, Ильи Кочергина, Марины Палей, Ирины Поволоцкой, Игоря Фролова и Маргариты Хемлин. В сборник включены статьи и эссе удостоенных диплома «Станционный смотритель» критиков и литературоведов – Инны Булкиной, Льва Данилкина, Евгения Ермолина, Аллы Латыниной и Андрея Немзера, координатора премии Натальи Ивановой, а также размышления о словесности в стихах – Тимура Кибирова.

---

– В следующую субботу мы вернемся, посадим цветы и поставим урны для мусора. И будем приходить до тех пор, пока местные не привыкнут к порядку, пока не начнут поддерживать его сами. Кто-то из них, возможно, присоединится к нам, станет нашей местной ячейкой... Да-да, ячейкой – не надо бояться организационных терминов... Так вот. Не сразу, но мы добьемся того, чтобы здесь, под Поклонной горой, росли цветы. Потому что мы этого хотим. Потому что это нужно в первую очередь нам, хранителям и строителям Святой Руси, несокрушимой твердыни Святого Духа. Недаром говорят: не стоит село без праведника. Это не поговорка, друзья мои. Это истина, сиречь путь к спасению. Скрепите сердца свои – ибо только верой, только сердечной мышцей можно удержать Россию на краю пропасти...

Вот что услышала Кома из того, что говорилось на берегу Сетуни – а говорилось там много. Задавали вопросы, подавали реплики, иногда даже возражали – отец Николай с улыбкой слушал и каждому отвечал. Была там какая-то странная фраза про Дух Святой, который де в триедином Господе отвечает за вечное обновление – но Кома устала вслушиваться, отпустила себя на волю, поплыла по течению. Было ей спокойно и хорошо. Она услышала что хотела.

В следующую субботу, прихватив белую блузку, Кома опять отправилась на берег Сетуни. И в последующую тоже. Потом чистили Гольяновский пруд, убирали сад Баумана, консервировали старинные развалины в Зачатьевском переулке (через год там обосновалась фирма элитного жилья «Гиббон-строй», снесла развалины и отгрохала современный палаццо). Жизнь удивительным образом закольцевалась. Кома нашла свой круг и вошла в него просто и по-хозяйски, словно вернулась на старости в брошенный родной дом. Пережитое обрело смысл, прояснилось не только будущее, но и прошлое. Хорошо, что она была одна, без мужа и внуков. Хорошо, что сын вырос и отдалился. Хорошо, что мама не дожила до смутного времени, призвавшего Кому на подвиг служения Святому Духу, поскольку служение это забирало человека всего, без остатка для близких. Все прошлые беды оказались на поверку не бедами, а испытаниями на прочность: жизнь на седьмом десятке лет собралась в точку, по сложной траектории вырулила на главный проспект, на улицу Правды, ведущую не к слепому коробу полиграфического комбината, а к храму небесному. Кома ощущала себя ракетой, установившей оптический контакт с целью. Четыре года она летела в самую точку. Потом все рухнуло.

Официально они назывались – религиозно-патриотическое объединение «Братство Святого Духа». Через год после того, как Кома впервые пришла на берег Сетуни, братство работало на трех площадках одновременно, а воскресные собрания в кинотеатре «Форум» собирали полный зал, вмещавший восемьсот зрителей. Кома, с ее сорокалетним стажем инженера-технолога, оказалась в привычной для себя роли организатора трудового процесса; ее назначили десятником, потом сотником, руководителем Краснопресненского отделения. Она вошла в Совет братства, состоявший из двенадцати человек. Братья и сестры именовали членов Совета «апостолами», однако Учитель, любивший в личном общении заземлять братию, обращался к ним с дружелюбно-насмешливым «отцы-командиры и командирши». С каждым из них он подолгу беседовал наедине, укрепляя в вере, и в этом смысле выделял Кому, определив ее как «свою» с первого взгляда. Кого-кого, а ее укреплять в вере было излишне. Только однажды, оценивающе оглядев с головы до ног, велел покрасить волосы – и в самом деле, она была намного старше других членов Совета.

Кома полюбила отца Николая как сына, даже сильнее. На нем почивал ясный немеркнущий свет, он был добр и насмешлив, хотя прозревал свое будущее, свой крест, и видел людей насквозь. Помнил, причем не только по именам, всю братию, спал по четыре часа в сутки, да и то на ходу, в машине, курсирующей между Москвой и Дубной – а мог и не спать совсем. Поговаривали, что отец его был крупным ученым-кораблестроителем, академиком со звездой, сам он окончил Физтех и до развала страны работал в Дубне. Там же, в Подмосковье, основал строительную фирму, с ее доходов и содержал братство. Расходы были немалые – одна воскресная аренда «Форума» влетала, надо полагать, в копеечку, добровольные пожертвования покрывали их лишь отчасти. Впрочем, в бухгалтерию Кома не лезла, ею ведал «апостол» Пал Палыч – улыбчивый, приятно-спокойный, чрезвычайно немногословный мужчина; с ним следаки возились потом как с главным свидетелем, но признательных показаний так и не вытянули.

Да их и быть не могло.

Не было ни тоталитарной секты, ни финансовой пирамиды. Даже наоборот. Многие батюшки в Москве и в подмосковных приходах тайно сочувствовали движению – о чем-то это все-таки говорит, согласитесь, – да и сам отец Николай чуть ли не в каждой своей проповеди наставлял (между прочим, сохранились десятки записей его выступлений):

– Мы не секта, не раскольники, не отступники, мы – православный орден воителей и воительниц Святого Духа. Мы выходим за рамки церкви, но остаемся в рамках православия. Мы – религиозный орден мирян. Православие для нас не догма, а руководство к действию; не конечная истина, а бесконечная; не мумия в саркофаге, а надежда на спасение души и жизнь вечную. Мы сообщаем православию дыхание и движение, мы возвышаем свой голос – окрепший голос мирян – и говорим грозно и неколебимо: глас народа – глас Божий... Пусть они торгуют водкой и табаком, коли так нужно для строительства храмов. Пусть лебезят перед безумной властью, коли симфония для них важнее спасения. Мы – глас вопиющего в пустыне, свободный голос свободной веры. Мы не отрицаем мира – преображаем его. Не отрицаем церковь – отрицаем лукавого. Отрицаем контракты с ним, поскольку взаимовыгодных контрактов с дьяволом не бывает. На том стоим и будем стоять. Верно говорю, друзья мои?

– Верно!!! – на одном дыхании отвечали братья и сестры, и от тысячеголосого отклика содрогались стены кинотеатра, и трепетала душа, сливаясь с тысячью братских душ...

В том-то и дело, что не были они сектой. Сектантов поставили бы на учет и забыли – мало ли тоталитарных и разных прочих сект на Руси?! Но православный орден мирян – такого еще не знали. От величия замысла дух захватывало – и не только у прозелитов вроде Комы, но и у отца Александра Жукова – бывшего афганца, бывшего настоятеля одного из приходов в Долгопрудном, выведенного за штат после ссоры с тамошним благочинным (молитвами «долгопрудненского» открывались и закрывались собрания). Сияли глаза у Анны Марковны Эдельштейн-Рожанской, тридцать лет певшей в церковном хоре у Никитских ворот. Волновался, как юноша, профессор математики Сергей Волков, внучатый племянник великого русского химика Николая Зелинского. И у сотен других, молодых и старых, образованных и не очень, тоже захватывало дух.

– Опять ты, мать, пургу гонишь, – укоризненно выговаривал Алексей. – Как это не было? А орден святого Михаила Архангела? Вот тебе в самое яблочко – православный орден мирян. Как раз то, чем занимается твой отец Николай...

– Так то ж мясники, охотнорядцы! Они-то как раз больше всех и выступают против отца Николая!

– Твои познания – это, конечно... Охотнорядцы! Что ты знаешь об охотнорядцах? И кто такие охотнорядцы сегодня? Сама подумай, своей головой... Он, может, и симпатичный мужик, но дилетант, а дилетант в делах духовных хуже отступника. Лучше бы ты, мать, в церковь пошла, ей-Богу... Сколько можно в революцию играть?

– В контрреволюцию можно, а в революцию – нет? Лешенька, родненький, ты говоришь как фарисей. Для них Иисус Христос тоже был дилетантом, плотником, выскочкой, революционером – но поклоняемся мы Христу, а не фарисеям...

Тут Лешка не выдержал и расхохотался.

– Ты чего? – удивилась Кома и тоже повеселела – давно не слышала, как сын смеется. – Ты чего, Леш?..

– Да ничего... Раньше были троцкисты, оппортунисты, всех мастей ревизионисты, а нынче – фарисеи, саддукеи, казаки-разбойники, те же охотнорядцы... Прогресс, мать, явный прогресс!

Кончилось тем, что ей удалось затащить Лешку на одно из воскресных собраний. Знала, что тысячеголосый хор, слияние сотен душ произведут на ее затворника впечатление. Так и вышло. После собрания повела Алексея в верхнее фойе, где собирались члены Совета, в сутолоке представила отцу Николаю; мужчины обменялись взглядами, подали друг другу руки, Учитель с ходу сказал:

– У нас еще заседание Совета, примерно полчаса, потом можно где-нибудь поужинать и поговорить. Как у вас со временем?

– Нормально, – ответил Лешка.

Кома даже растерялась слегка: ей лично, без Лешки, таких предложений не поступало. После Совета погрузились в старенький квадратный Land Rover – Учитель справа от водителя, Пал Палыч и Кома с Алексеем на задних сиденьях – и поехали в бывший «Узбекистан» на Цветном бульваре. Теперь он назывался «Белое солнце пустыни», девчонки-официантки ходили с голыми животиками, но в чадрах, а в бассейне плавала стерлядь. В эти центровые рестораны Кома и в прежние времена не хаживала (разве что в «Арагви» лет сто назад, когда праздновали возвращение с гор), а по нынешним... Она с болезненным интересом оглядывалась, вдыхая изумительный запах плова, смешанный с восточными благовониями и дорогим парфюмом. Пахло большими деньгами – смешанным ароматом благополучия и тревоги. Сама Кома больше всего боялась за Лешку, два года безвыходно просидевшего в своей комнате, – однако Лешка, даром что смахивал на попа-расстригу или анархиста времен Гражданской войны, держался уверенно: они с Учителем еще в машине затеяли богословский диспут и продолжили его за столом, не отвлекаясь на раздражители. Словно не вылезает из ресторанов, с гордостью подумала о сыне Кома. Еще она вспомнила о водителе, оставленном в машине на бульваре – но Учитель объяснил, что Федя отужинал, пока они заседали в «Форуме». В общем, можно было расслабиться и даже выпить рюмочку водки с мужчинами за компанию.