Иван Тургенев - Том 9. Новь. Повести и рассказы 1874-1877

• Название: Том 9. Новь. Повести и рассказы 1874-1877
• Автор: Иван Тургенев
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1982

В настоящий том включены: повести и рассказы, создававшиеся Тургеневым в 1872–1877 годах («Пунин и Бабурин», «Часы», «Сон», «Рассказ отца Алексея»), роман «Новь», над которым писатель работал в 1870–1876 годах, «Предисловие к романам», написанное им в 1879 году для нового издания собрания своих сочинений.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Прямо противоположный прием встретила повесть в либеральных кругах.

Восторженными статьями откликнулись на появление «Пунина и Бабурина» В. П. Буренин, в то время еще сотрудник «С.-Петербургских ведомостей», и М. Г. Вильде, рецензент газеты «Голос».

Буренину наиболее любопытным показался тот факт, что главные герои рассказа — представители «низшего» класса, мещане. По поводу образа Бабурина он писал: «Фигура эта положительно новая, доселе не затронутая в литературе и очень оригинальная <…> Невольно как-то кажется, что художественный вымысел участвовал только в подробностях, может быть, в фабуле рассказа, но не в создании типа „республиканца“. Тип же этот — так, по крайней мере, представляется читателям — очевидно, взят с натуры» (Z. «Пунин и Бабурин», рассказ г. Тургенева. — СПб Вед, 1874, № 93, 6 (18) апреля).

Однако Тургеневу, который в ту пору с раздражением высказывался «о бессилии и трусости» своих либеральных друзей, похвала Буренина была явно неприятна, и он не преминул сказать об этом в письме к Анненкову (см. ниже, с. 442).

M. Г. Вильде в статье «Новый рассказ г. Тургенева» (подпись: W) прежде всего отметил полную «объективность» повествования. Он писал: «Г-н Тургенев в Бабурине рисует совершенно новый тип в русской литературе: полуобразованного мещанина, натуру сильную и глубокую, которая, отчасти благодаря угнетению жизни, отчасти благодаря самостоятельному процессу мысли, возвышается до понимания неправды… Этот тип, действительно, существует, но русская литература наткнулась на него только теперь благодаря почину г. Тургенева» (Голос, 1874, № 99, 11 (23) апреля).

Положительная рецензия появилась и в газете «Одесский вестник». Ее автор С. Т. Герцо-Виноградский справедливо указал на несомненное тяготение рецензируемой повести к «Запискам охотника». Говоря о главных героях, Герцо-Виноградский отметил их типичность и достоверность. «…сотворить из ничего ни Пунина, ни Бабурина нельзя; для этого нужно наблюдать и изучать», — писал он (С. Г. -В. Журнальные заметки. — Одесский вестник, 1874, № 91, 25 апреля).

Как всегда, в штыки встретили новое произведение Тургенева реакционные публицисты, не прощавшие писателю ни Базарова, ни сатирических страниц «Дыма», ни его дружеских отношений с народниками.

Критику газеты «Гражданин» П. А. Быкову-Терскому, писавшему под псевдонимом «Павел Павлов», образ республиканца показался не более как «интересною фантастическою фигуркою, созданною воображением Тургенева, но никак не типом, ибо таких фигурок ни в 30-м, ни в 40-м году на Руси почти не водилось…» Значительно больше симпатий у автора статьи вызвал образ Пунина, описанный, по его мнению, красками, напоминающими золотой век творчества Тургенева. (Павлов Павел. Заметки досужего читателя. — Гражданин, 1874, № 18, 6 мая).

Резко отрицательно отнесся к «Пунину и Бабурину» В. Г. Авсеенко, выступивший с неприязненной статьей на страницах «Русского мира». В «Очерках текущей литературы» (подпись: А. О.) он обвинял Тургенева в отходе от злободневных тем и в полном их непонимании, в подлаживании под рецепты «известной литературной кухмистерской, во вкусе которой сочиняют всевозможные сцены г. г. Успенские, Омулевские, Засодимские и проч.». Не разобрался, с его точки зрения, Тургенев и в прошедшем, так как «сочинять в этом прошедшем „новые типы“ вроде Музы или Бабурина значит лишиться чувства художественной правды». Возможность существования в описываемую эпоху людей, подобных Бабурину, представлялась Авсеенко вымыслом, фантазией писателя (Рус Мир, 1874, № 104, 19 апреля).

Еще более грубой и откровенно враждебной была статья «Три последние произведения г. Тургенева» (подпись: М.), появившаяся в «Русском вестнике». Автор ее, Б. Маркевич[320], намекая на писателей-народников, заявлял, что Тургенев пишет повести «с направлением» единственно из боязни быть заподозренным «в отсталости». Повторяя мысль Михайловского о несомненном сходстве Пунина и Бабурина с Чертопхановым и Недопюскиным, он ставит, кроме того, под сомнение самую возможность существования подобного типа в описываемую эпоху, считая Бабурина «мертворожденным детищем» и «либеральной лубочной картиной», которому просто приклеен ярлык республиканца. Он обвиняет Тургенева и в том, что помещица «изображена по всем правилам известной тенденции», что сцена ссылки крепостного на поселение — «явная фальшь», а Муза, по его мнению, «грубое и бессердечное существо, лишенное всякого руководящего нравственного начала…» (Рус Вестн, 1874, № 5, с. 385–403).

Судя по позднейшим отзывам об этой статье в печати, ее развязный тон и клеветнический характер вызвали немалое возмущение в широких литературных кругах (см.: Z. < Буренин В. П.>. Журналистика. — СПб Вед, 1874; № 148, 1 (13) июня; Боборыкин П. Авторы и рецензенты. — Там же, 1876, № 101, 13(25) апреля, и его же письмо в редакцию. — Там же, 1876, № 103, 15 (27) апреля, а также: L. V. < Загуляев M. A.>. Les Revues Russes. — Journal de St. -Pétersbourg, Dimanche, 9 (21) juin 1874. 50-me année, 6-me série, № 151).

Тенденциозный характер выступления «Русского вестника» был настолько очевидным, что получил резкую отповедь даже со стороны тех критиков, которые также считали последнюю повесть Тургенева одним из самых слабых его произведений. Именно с таких позиций выступил в «Биржевых ведомостях» А. П. Чебышев-Дмитриев в «Письмах о текущей литературе» (подпись: Экс). Осудив тон и характер рецензии в катковском журнале, он вместе с тем видел неудачу рассказа в неверном выборе главного героя. Допуская возможность существования мещан-республиканцев в России 1830-х годов, Чебышев-Дмитриев, однако, отрицает типичность подобных фигур для того времени. «Вследствие этого, — заключает критик, — на всем рассказе Тургенева лежит печать какой-то фальши, а сам Бабурин (хотя весьма вероятно, что Тургенев описывает действительно жившего и знакомого ему человека) кажется не живым лицом, а каким-то деланным манекеном» (Биржевые ведомости, 1874, 29 мая (10 июня), № 142).

К числу наиболее подробных относится отзыв М. А. Загуляева, опубликованный в «Journal de St. -Pétersbourg» (статья подписана: L. V.). Рецензент, считая, что «Пунин и Бабурин» — «произведение ниже таланта его автора» и представляет собой не законченную повесть, а лишь наброски, своего рода цепь психологических этюдов, подметил в нем «смешение манеры раннего Тургенева и мыслей, в которых чувствуется присутствие его романов „Накануне“ и „Отцы и дети“».

По мнению рецензента, Бабурин — этот «политический Чертопханов» — вовсе не республиканец в точном смысле слова. Он — либерал, страдающий от сильных мира сего, злоупотребляющих своей властью, один из благородных мечтателей, уподобившихся впоследствии тем «чистейшим демагогам», которые первыми приветствовали крестьянскую реформу, как «великодушную инициативу этой власти. Бабурин — именно подобный тип. Узнав в ссылке о свершившемся раскрепощении крестьян, он умирает спокойно и удовлетворенно, приветствуя зарю новой эры». Недаром Бабурин ни разу не показан по-настоящему «в деле», где бы убедительно раскрылся его гуманный либерализм. Пунина автор сопоставляет с Недопюскиным и Леммом, считая, что это «различные варианты одного и того же характера: человека благородного и великодушного, но обиженного природой» (Les Revues Russes. — Journal de St. -Pétersbourg. Dimanche, 14 (26) avril 1874, № 98).

Особый интерес представляет характеристика, данная повести Анненковым (в письме к Тургеневу).

По его мнению, несмотря на тонкое мастерство изложения; рассказ не вполне удался, вернее, не удался его центральный образ — республиканец. «Как восхитителен Пунин, — писал Анненков, — так, наоборот, его спаситель и покровитель выглядит абстрактно-тупо <…> Он принадлежит, по-моему, к довольно противному (в литературе) типу почтенных людей, над которыми ни посмеяться, ни всплакнуть нельзя, а которых следует единственно уважать. Это оборотная сторона благородных юношей Михайлова, Омулевского и других, и беда состоит в том, что вы сами смотрите на него не как на любопытный экземпляр, а как на серьезный, умиляющий, поучительный…»

Образ Музы также вызвал у Анненкова чувство неудовлетворенности. Он возражал, в основном, против того, к чему приводит Тургенев свою героиню в конце повести. «Думал, что выйдет тип ослепительный, и опять вышел досадно-почтенный тип», — писал он. Хотелось бы знать, — продолжал Анненков, — отчего Муза сделалась «примерной женой после строптивой молодости. Не из усталости же, не из нужды пристанища, не из желания же поступить в безмятежную обитель супружеского времяпрепровождения. Оказывается, именно по этим причинам, да еще из благодарности. Ну и похвально, а больше ничего».

В заключение Анненков призывал Тургенева вообще устранить «почтенных типов» из его «поэтического скарба. Другое дело — святые, демонические или забрызганные улицей и жизнию типы, — тут вы без соперников и способны волновать но только Россию, но и Европу. Напрасно вводите вы для почтенных и политический элемент — не вырастают от этого люди эти» (письмо от 7 (19) апреля 1874 г. — ИРЛИ, ф. 7, ед. хр. 10, л. 13–14).