Иван Тургенев - Том 9. Новь. Повести и рассказы 1874-1877

• Название: Том 9. Новь. Повести и рассказы 1874-1877
• Автор: Иван Тургенев
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1982

В настоящий том включены: повести и рассказы, создававшиеся Тургеневым в 1872–1877 годах («Пунин и Бабурин», «Часы», «Сон», «Рассказ отца Алексея»), роман «Новь», над которым писатель работал в 1870–1876 годах, «Предисловие к романам», написанное им в 1879 году для нового издания собрания своих сочинений.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Марианна и Нежданов принялись есть; Татьяна прикорнула на подоконник и подперла щеку рукою.

— Погляжу я на вас, — повторила она, — и какие же вы оба молоденькие да кволенькие… Так приятно на вас глядеть, что даже печально! Эх, голубчики мои! Берете вы на себя тяготу невмоготу! Таких-то, как вас, пристава царские — охочи в куролеску сажать!

— Ничего, тетушка, не пугайте нас, — заметил Нежданов. — Вы знаете поговорку: «Назвался груздем — полезай в кузов».

— Знаю… знаю; да кузовья-то пошли ноне тесные да невылазные!..

— Есть у вас дети? — спросила Марианна, чтобы переменить разговор.

— Есть; сынок. В школу ходить начал. Была и дочка; да не стало ее, сердешной! Несчастье с ней приключилось: попала под колесо. И хоть бы разом ее убило! А то — мучилась долго. С тех пор я жалостливая стала; а прежде — что жимолость, что я. Как есть дерево!

— Ну, а как же вы Павла Егорыча-то вашего — разве не любили?

— Э! то особ статья; то — дело девичье. Ведь вот и вы — вашего-то любите? Аль нет?

— Люблю.

— Оченно любите?

— Очень.

— Чтой-то… — Татьяна посмотрела на Нежданова, на Марианну — и ничего не прибавила.

Марианне опять пришлось переменить разговор. Она объявила Татьяне, что бросила табак курить; та ее похвалила. Потом Марианна вторично попросила ее насчет платья; напомнила ей, что она обещалась показать, как стряпают…

— Да вот еще что! Нельзя ли мне достать толстых суровых ниток? Я буду чулки вязать… простые.

Татьяна отвечала, что все будет исполнено как следует, и, убрав со стола, вышла из комнаты своей твердой, спокойной походкой.

— Ну, а мы что будем делать? — обратилась Марианна к Нежданову — и, не давши ему ответить: — Хочешь? так как только завтра начнется настоящее дело, посвятим нынешний вечер литературе. Перечтем твои стихи! Я судья буду строгий.

Нежданов долго не соглашался… однако кончил тем, что уступил, — и стал читать из тетрадки. Марианна села близко возле него и глядела ему в лицо, пока он читал. Она сказала правду: судьей она оказалась строгим. Немногие стихотворения ей понравились: она предпочитала чисто лирические, короткие и, как она выражалась, не нравоучительные. Читал Нежданов не совсем хорошо: не решался декламировать — и не хотел впадать в сухой тон; выходило — ни рыба ни мясо. Марианна вдруг перервала его вопросом: знает ли он удивительное стихотворение Добролюбова, которое начинается так: «Пускай умру — печали мало», — и тут же прочла его — тоже не совсем хорошо, как-то немножко по-детски.

Нежданов заметил, что оно горько и горестно донельзя, — и потом прибавил, что он, Нежданов, не мог бы написать это стихотворение уже потому, что ему нечего бояться слез над своей могилой… их не будет.

— Будет, если я тебя переживу, — произнесла медлительно Марианна — и, поднявши глаза к потолку да помолчав немного, вполголоса, как бы говоря с самой собою, спросила:

— Как же это он с меня портрет нарисовал? По памяти?

Нежданов быстро обернулся к ней…

— Да; по памяти.

Марианна удивилась, что он отвечал ей. Ей казалось, что она этот вопрос только подумала.

— Это удивительно… — продолжала она тем же голосом. — Ведь у него и таланта к живописи нет. Что я хотела сказать… — прибавила она громко, — да! насчет стихов Добролюбова. Надо такие стихи писать, как Пушкин, — или вот такие, как эти добролюбовские: это не поэзия… но что-то не хуже ее.

— А такие, как мои, — спросил Нежданов, — вовсе не следует писать? Не правда ли?

— Такие стихи, как твои, нравятся друзьям не потому, что они очень хороши, но потому, что ты хороший человек — и они на тебя похожи.

Нежданов усмехнулся.

— Похоронила же ты их — да и меня кстати!

Марианна ударила его по руке и назвала злым… Скоро потом она объявила, что она устала — и пойдет спать.

— Кстати, ты знаешь, — прибавила она, встряхнув своими короткими, но густыми кудрями, — у меня сто тридцать семь рублей, — а у тебя?

— Девяносто восемь.

— О! да мы богаты… для опростелых. Ну — до завтра!

Она ушла; но через несколько мгновений ее дверь чуть-чуть отворилась — и из-за узкой щели послышалось сперва: «Прощай!» — потом более тихо: «Прощай!» — И ключ щелкнул в замке.

Нежданов опустился на диван и закрыл глаза рукою… Потом он быстро встал, подошел к двери — и постучался.

— Чего тебе? — раздалось оттуда.

— Не до завтра, Марианна… а — завтра!

— Завтра, — отозвался тихий голос.

XXIX

На другой день поутру рано Нежданов постучался опять в дверь к Марианне.

— Это я, — отвечал он на ее вопрос: кто там? — Можешь ты ко мне выйти?

— Погоди… сейчас.

Она вышла — и ахнула. В первую минуту она его не узнала. На нем был истасканный желтоватый нанковый кафтан с крошечными пуговками и высокой тальей; волосы он причесал по-русски — с прямым пробором; шею повязал синим платочком; в руке держал картуз с изломанным козырьком; на ногах у него были нечищеные выростковые сапоги.

— Господи! — воскликнула Марианна, — какой ты… некрасивый! — и тут же быстро обняла его и еще быстрей поцеловала. — Да зачем же ты так оделся? Ты смотришь каким-то плохим городским мещанином… или разносчиком… или отставным дворовым. Отчего этот кафтан, а не поддевка или просто крестьянский армяк?

— То-то и есть, — начал Нежданов, который в своем костюме действительно смахивал на мелкого прасола из мещан — и сам это чувствовал и в душе досадовал и смущался; он до того смущался, что все потрогивал себя по груди растопыренными пальцами обеих рук, словно обчищался… — В поддевке или в армяке меня бы сейчас узнали, по уверению Павла; а эта одежа — по его словам… словно я другой отроду и не нашивал! Что не очень лестно для моего самолюбия, замечу в скобках.

— Разве ты хочешь сейчас идти… начинать? — с живостью спросила Марианна.

— Да; я попытаюсь; хотя… по-настоящему…

— Счастливец! — перебила Марианна.

— Этот Павел какой-то удивительный, — продолжал Нежданов. — Все-то он знает, так тебя глазами насквозь и нижет; а то вдруг такое скорчит лицо, словно он ото всего в стороне и ни во что не мешается! Сам услуживает, а сам все подсмеивается. Книжки мне принес от Маркелова; он и его знает и Сергеем Михайловичем величает. А за Соломина и в огонь и в воду готов.

— И Татьяна тоже, — промолвила Марианна. — Отчего это ему люди так преданы?

Нежданов не отвечал.

— Какие книжки принес тебе Павел? — спросила Марианна. Да… обыкновенные. «Сказка о четырех братьях»… Ну, еще там… обыкновенные, известные. Впрочем, эти лучше.

Марианна тоскливо оглянулась.

— Но что ж это Татьяна? Обещала, что придет ранехонько…

— А вот она и я, — проговорила Татьяна, входя в комнату с узелком в руке. Она стояла за дверью и слышала восклицание Марианны.

— Успеете еще… вот невидаль!

Марианна так и бросилась ей навстречу,

— Принесли?

Татьяна ударила рукой по узелку.

— Все тут… в полном составе… Стоит только примерить… да и ступай щеголять — народ удивлять!

— Ах, пойдемте, пойдемте, Татьяна Осиповна, милая.

Марианна увлекла ее в свою комнату.

Оставшись один, Нежданов прошелся раза два взад и вперед какой-то особенной, шмыгающей походкой (он почему — то воображал, что мещане именно так ходят), понюхал осторожно свой собственный рукав, внутренность фуражки — и поморщился; посмотрел на себя в маленькое зеркальце, прикрепленное на стене возле окна, и помотал головою: очень уж он был неказист. («А впрочем, тем лучше», — подумал он.) Потом он достал несколько брошюр, запихнул их себе в задний карман и произнес вполголоса: «Што ш… робята… иефто… ничаво… потому шта»… «Кажется, похоже, — подумал он опять, — да и что за актерство! за меня мой наряд отвечает». И вспомнил тут Нежданов одного ссыльного немца, которому нужно было бежать через всю Россию, а он и по-русски плохо говорил; но благодаря купеческой шапке с кошачьим околышем, которую он купил себе в одном уездном городе, его всюду принимали за купца — и он благополучно пробрался за границу.

В это мгновенье вошел Соломин.

— Ага! — воскликнул он, — окопировался! Извини, брат: в этом наряде нельзя же тебе «вы» говорить.

— Да сделайте… сделай одолжение… я и то хотел тебя просить.

— Только рано уж больно; а то разве вот что: приобыкнуть желаешь. Ну, тогда — ничего. Все-таки подождать нужно: хозяин еще не уехал. Спит.

— Я попозже выйду, — отвечал Нежданов, — похожу по окрестностям, пока получится какое распоряжение.

— Резон! Только вот что, брат Алексей… ведь так я говорю: Алексей?

— Алексей. Если хочешь: Ликсей, — прибавил, смеясь, Нежданов.

— Нет; зачем пересаливать. Слушай: уговор лучше денег. Книжки, я вижу, у тебя есть; раздавай их кому хочешь, — только в фабрике — ни-ни!