Андрей Буторин - Йалокин

• Название: Йалокин
• Автор: Андрей Буторин
• Издательство: Журнал "Техника-молодежи", №1
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2007
• ISBN: ISSN 0320-33IX

В жизни часто приходится выбирать. Между правдой и ложью, между любовью и предательством. А порой даже - между явью и сном.

(Рассказ опубликован в журнале «Техника-молодежи» №1, 2007 г.)

---

Животный ужас захлестывает меня, подстегивает, удесятеряет силы. Я снова рвусь к краю причала и вдруг слышу сзади:

– Йалокин!

Боже, я забыл про Анну! Спасая шкуру, забыл о любви… Значит… значит, я не любил… не люблю?.. Ведь нет ничего на свете сильнее любви; ни война, ни инстинкт самосохранения не могут, не должны победить ее, затоптать, загубить, заставить забыть…

– За-за-за-за-быыыылииии!!! – исступленно вою я, видя, как вновь задираются вверх перечеркнутые множеством деревяшек-ступенек доски, как отступает белоснежная стена спасения от опустевшего причала. А я не могу остановиться. Я всё бегу и бегу, нелепо вскидывая ватные ноги в воздушном киселе. И он милосердно заползает мне в уши, затыкает их холодными, липкими бирушами, и я уже почти не слышу полустон-полушепот:

– Йалокин!..

* * *

Я замолкаю. Пытаюсь прийти в себя. Получается плохо. Частично я всё еще там – на причале, бегу к отплывающему теплоходу. И мне кажется, что сидящий напротив лысый толстяк – не более чем мираж, сновидение… Наступает именно то состояние, что и заставило меня обратиться к нему. Полуявь-полусон, неявь-несон, или, еще точнее: «Где явь? Где сон?»

«Может быть, и Анна мне всего лишь приснилась?» – с обреченной надеждой думаю я.

Мысль о любимой, которую предал, заставляет меня очнуться полностью. Резко, разом, рубящим ударом топора отрезая сон от яви. Или… явь ото сна?..

– Ну, ну!.. – Оказывается, доктор уже вылез из кресла и склоняется надо мной. – Очнулись? Вам плохо?..

– Нормально, – бурчу я под нос, злой на себя за проявленную слабость. Злость придает сил, я выпрямляюсь, мотаю головой: – Я в порядке. И у меня всё. Если вот это, – обвожу я вокруг руками, – не продолжение сна.

Толстяк хихикает, вновь опускается в кресло и хитровато-блаженно щурится: – Знаете, а ведь ваш сон ничем особо и не примечателен. Нормальный сон. И вот этот логический разрыв, когда пропадает больница и появляется корабль – тоже, по сути, логика. Больница – здание – пассажирский теплоход. Это ведь сходные понятия. Куда-то опаздывать во сне – обычное дело. Война – это отголоски вашего прошлого. Тоже где-то как-то нормально… Я не саму войну имею в виду, а факт присутствия данной темы в ваших снах.

– А предавать любовь – тоже нормально? – сжимаюсь я в судороге подступающего гнева.

Доктор прячет бесцветные глаза под мясистыми складками век. Лысина его покрывается капельками пота, он быстро смахивает их ладонью и говорит, глядя в сторону:

– Прошу извинить меня, но я должен задать этот вопрос… – Он замолкает, сопит, подбирая слова, и я не выдерживаю:

– Да спрашивайте же, черт вас дери!

– Вы изменяли жене? – выпаливает толстяк и вжимается в спинку, будто ожидая удара.

Вполне возможно, я бы его и ударил. Будь у меня у жена. Которой я был бы верен долгие годы. Тогда, наверное, вопрос толстяка оскорбил бы меня. Но жены нет. Есть лишь любимая, которую я предал во сне. И которую продолжаю любить наяву. Любить, не признаваясь ей в этом. Хотя, конечно же, Аня давно обо всем догадывается. Но я не собираюсь говорить с ней о любви. Потому что не хочу ломать ей жизнь. А еще потому, что она не любит меня. Не может она меня любить! Не бывает на свете чудес.

Скрипнув зубами, бросаю:

– У меня нет жены.

Доктор хмурится. Снова отводит взгляд, дергает лысиной.

– Вы успокойтесь, голубчик, – бормочет он. – Всё в порядке, вы не спите…

– Я надеюсь, – хмыкаю я, не понимая, к чему он клонит.

– Всё в порядке, – повторяет психотерапевт. Теперь в его голосе слышится больше уверенности. – Успокойтесь, расслабьтесь, забудьте ваш сон и вспомните…

– Что? – начинаю я злиться по новому кругу.

– Ну, для начала, с кем вы сюда пришли. Кто ждет вас там. – Доктор тычет пальцем-сарделькой в сторону обитой рыжим дерматином двери. Я невольно гляжу на дверь и нервно выхохатываю:

– Же?.. На?

Толстяк расплывается в улыбке и умиленно кивает. Словно перед ним любимое чадо, впервые сказавшее «папа».

Злость мгновенно улетучивается. Мне становится страшно. Я вскакиваю и начинаю возбужденно лепетать, словно уговаривая доктора:

– Да поверьте, ну нет у меня жены! Вот, смотрите, у меня и кольца обручального нет!.. – Я вытягиваю правую руку и замираю. Глаза мои пялятся на распростертую в воздухе ладонь, но я отказываюсь им верить. На безымянном пальце… блестит золотой ободок.

Всё. Я не выдерживаю. Кольцо добило меня. Хватаю толстяка за лацканы пиджака, начинаю трясти:

– Что это?! Что?! Твои дурацкие методы?! Пока я был в отключке?.. – Пытаюсь сдернуть кольцо, но оно сидит мертво, словно вросло в палец. – Тупой идиот! Сволочь! Скотина!.. – Я выплевываю в лицо доктора и некоторые другие слова, но тот, надо отдать ему должное, выдерживает мой натиск достойно. Ждет, пока я успокаиваюсь и подходит к рыжей двери. Открывает, говорит кому-то за ней:

– Анна Михайловна, будьте любезны, зайдите!

Дверь распахивается. В проем шагает… Аня. Анютка. Анюшечка. Моя любимая.

Глаза закатываются к потолку, я вижу, как быстро он удаляется, жду удара пола о спину и…

* * *

…Падаю в белую пустоту. Точнее, мягко опускаюсь в нее. Передо мной по-прежнему сидит доктор. Нет… Не доктор. Вообще непонятно кто. Почему-то не могу сфокусировать взгляд на фигуре напротив. Зато, опустив глаза, вижу на себе нелепый красный полушубок с белой каймой. Она сливается с фоном и кажется, что ноги мои в черных сапожках с блестящими пряжками отрезаны и парят отдельно от тела. Я невольно шевелю ими, чтобы развеять неприятную иллюзию. Ноги охотно отзываются. Зато я не помню, кто я такой.

Вслух я ничего не говорю, но ответ получаю сразу:

– Как кто? Йолупукки, конечно.

– Нет-нет, Йалокин! – внезапно вспоминаю всё. Ну, или почти всё. Мой нечеткий собеседник отмахивается:

– Да какая разница! Главное, что ты можешь то, чего не могут другие. Значит, ты и есть этот… Санта-Клаус. Тирли-динь, тирли-динь, тирли-тирли-динь!.. – гнусаво поет расплывчатый хмырь.

Я в очередной раз начинаю злиться:

– Да какого?!.. Что я еще там могу?! Кто ты вообще такой?!

– Я-то не всё ли равно кто? – Голос Неясного тоже становится злобным. – А вот ты – пакостник! Наворотил, напутал, понимаешь…

– Что я напутал? Что наворотил?.. – Я отчетливо понимаю, что шутки кончились. Но совершенно не могу понять, чего от меня хотят.

– Где сон? Где явь? – говорит Нерезкий моим голосом. И добавляет грустно и тихо: – А любовь? Все-таки есть? Или она лишь сон, вымысел, нелепая ошибка? – Голос становится сухим, жестким, чеканным: – Выбирай. Исправляй. Мир потерял равновесие, расфокусировался. Он на грани исчезновения. Из-за тебя.

– Да почему из-за меня-то?! – взываю я то ли к туманному незнакомцу, то ли к белой пустоте вокруг.

– Да потому что ты – Йалокин. Йолупукки. Санта-Клаус. Просто Клаус, без Санта. Какая разница? Всё равно выбирать тебе.

– Что? Что мне выбирать? – Мой голос предательски дрожит. Я сдаюсь. Мне ничего не остается.

– Где сон, где явь. Как решишь – так и будет. Но если ошибешься… Мало не покажется. Всем. И тебе тоже. И Анне.

Я наконец-то понимаю. Моя болезнь, где сон перепутался с явью… Каким-то образом она повлияла на реальность. Поставила мир на грань исчезновения. И я должен понять, что же в моей жизни сон, а что явь. Где настоящий мир: там, где я со шрамом на лбу, или там, где, обрубив любовь, шрам пересек сердце? Чушь, бред, нелепость!

Да-да, может быть, все-таки бред? Вот это всё – тоже бред, очередной сон?.. Тогда не нужно ничего выбирать, всё это чушь собачья. А если все-таки явь, то ее-то как раз и надо выбрать. Как всё очевидно и просто!

Я не успеваю открыть рот, как псевдооблачный некто произносит усталым голосом:

– Не умничай. Выбирай. Осталось восемнадцать секунд.

– Постой-постой, – протестую я, но тут же слышу отчетливое щелканье метронома. Мозг непроизвольно включает обратный отсчет: «Семнадцать, шестнадцать, пятнадцать…»

И я собираюсь. Сосредотачиваюсь. Соображаю, анализирую.

Больница – корабль. Мало логики. Это сон. Но тогда явь – где я ранен, контужен. Значит, и с логикой у меня может быть не всё в порядке. Или с восприятием, с отображением, с чем еще там… Может, как раз больница-здание-корабль – это и есть логика, как говорил лысый доктор? В том, что я добровольно пошел к психотерапевту, еще меньше логики. Нет, так мне не определиться…

«Семь, шесть, пять…»

Ой-ёй-ёй! Думай быстрей! Еще быстрей! Вот так… Чувствую, как мыслительные процессы ускорились до предела. Восприятие времени заметно притормозило.

«Чееееетыыыы…»

Остается Анна. Любовь – единственный критерий. Так ведь и должно быть. Любовь – это жизнь. И наоборот.

Итак. В одном случае я предал. Оказался слабаком. Инстинкт самосохранения взял верх. Это позорно, обидно. Стыдно узнать о себе такое, но это вполне возможно. Это реально.