Лидия Чуковская - Из дневника. Воспоминания

• Название: Из дневника. Воспоминания
• Автор: Лидия Чуковская
• Издательство: Время
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9691-0495-2

Отрывки из дневника включают записи о Т. Г. Габбе, о К. Симонове («Полгода в «Новом мире»), Борисе Пастернаке, Иосифе Бродском и Александре Солженицыне. Прочитанные вместе эти заметки, сделанные в разные годы, показывают, что С. Маршак был прав, сказав о первой работе Лидии Чуковской («Памяти Т. Г. Габбе) – «это и есть ваш жанр». Записи о Борисе Пастернаке и «Памяти Т. Г. Габбе» подготовлены к печати автором, а остальные – отобраны посмертно на основе дневника Лидии Чуковской.

К «Отрывкам из дневника» примыкает очерк «Предсмертие» – о последних днях Марины Цветаевой, тоже написанный автором на основе своего дневника. В книгу вошли также воспоминания о Фриде Вигдоровой и об академике А. Д. Сахарове.

---

15 сентября 69, опять Пиво-Воды. Видела классика – разумеется, 3 минуты. Радикулит; нога ноет и отнимается. Предполагает, что в октябре его будут исключать из Союза.

Будто бы его родная организация уже ринулась – но ее остановили до октября.

Ну что ж. Я исполню свой долг.

30 декабря 69, вторник. А. И. был на XIV симфонии Шостаковича и произвел там фурор: к нему подбегали в антрактах, и он писал на программах десятки автографов. Шостаковичу написал очень интересное и, пожалуй, злое и очень справедливое, на мой взгляд, письмо.

20 февраля 70, Переделкино. Грибачев39 в «Лит. газете» накатал ответ Вигорелли, протестовавшего от имени Е<вропейского> С<одружества> П<исателей> против исключения Солженицына, объясняя, что Солженицын был исключен по всем правилам демократизма (без собрания писателей!), а вот Е<вропейское> С<одружество> П<исателей> недемократично, и хвастая, что Солженицын жив, здоров и у него есть квартира. (Это – охранная грамота; шум в мире будет теперь заставлять Грибачевых хвастать, что вот, мол, у нас Солженицына не трогают – и НЕ трогать.)

14 апреля 70, вторник. Он в восторг пришел – действительно не преувеличиваю – в восторг – от моих мыслей о Твардовском и Лакшине. Что если они общественные деятели, то и должны были обратиться к обществу, устно или письменно, тогда и общество бы откликнулось – а для него главное: быть безупречным перед Воронковым и др., он их прикрывает. Он не сказал через их голову ни слова – как же он смеет требовать, чтобы кто-то «демонстрировал»?40

Классик вставит мои слова.

16/IV 70. Он сегодня специально звонил Люше, чтоб сказать еще раз, как он восхищен моей оценкой поступков Твардовского и Лакшина. Вот!

17 июня, среда, 1970, Пиво-Воды. Сейчас узнала: выпустили Жореса Медведева41.

А вчера вечером по ВВС и «Голосу» уже передавали, что писатель Солженицын протестует, но, к сожалению, не текст письма (гениальный)42, а только пересказ.

Накануне моего переезда сюда я писала ему, что выступить ему надо, но позднее, потому что пока возможно спасти человека уговорами негодяев, щеголянием званий (академики, лауреаты) надо дать им возможность уговаривать. «Главное, чтобы мальчик был дома»43. Он сначала послушался было (таково было не только мое мнение), но потом в субботу явился с готовым (переделанным к лучшему) текстом и заявил, что «враги человеку домашние его», что он не может ни жить, ни спать, ни работать и будет действовать.

А сегодня выпустили Медведева. Не знаю, будут ли теперь передавать письмо Ал. Ис., нет ли; и полезно это будет (там есть обобщение) или нет; и поможет ли это Наташе Горбаневской, которую судят сейчас, или нет; и повредит ли это самому Ал. Ис. или нет. И хорошо ли я сделала, что не послала свое письмо в прокуратуру, или нет. (Мне со всех сторон объясняли, что мое имя будет вредно, и я послушалась.)

19 июля 70, воскресенье. Люди приходят сюда искать Ал. Ис. «Ведь ваш отец любил его.»

Меня это трогает. Оба они уже принадлежат легенде, т. е. правде.

22 июля 70, среда. Вчера по Би-би-си и «Голосу» – радость: французские писатели обратились к шведам с выдвижением Солженицына на Нобелевскую премию. И очень хитро – за «Ивана Денисовича», напечатанного у нас, а не за «Круг» и «Раковый». Вчера цитировалось письмо Роже, в котором говорится, что Солженицын мужественно остался на Родине, когда ему предложили уехать. Ну, тут он не разобрался: предложение было пока чисто риторическое.

11 августа 70, вторник. Здесь был – к сожалению – когда я была в Москве – А. И. с женой. Он повез ее на могилу. Они сидели там – пришел человек, положил цветы и стал расспрашивать, как оттуда попасть на дачу Чуковского. А. И. объяснял со знанием дела. Тот сказал: «Там, говорят, живет Солженицын?» – «Вздор! – закричал А. И. – Бабьи сплетни!» – «Гражданин, вы просто не в курсе».

26 сентября 1970, суббота. Внезапно позвонил А. И. – как-то днем – и внезапно явился. Он в понятной тревоге: надвигается премия. Во всех случаях это момент серьезный: дадут – серьезно (пустят ли туда, пустят ли обратно), не дадут – как это скажется на здешнем обращении с ним. А у него на руках 35 листов неоконченного романа – где-то заело, он не поспевает к назначенному им самим сроку.

Перечитывает «Войну и мир» и, к собственному удивлению, недоволен. Говорит, что описания сражений неверны, а люди – схематичны. («Кутузов только для того, чтобы показать, что не следует вмешиваться – и больше в нем нет ничего. Самая мысль неверна: полководческий гений несомненно существует».)

Со мной был ласков, даже нежен – по-видимому, из-за моей болезни и из-за надвигающейся слепоты. Расспрашивал. Потом сказал, что прочел 30 страниц «Спуска» и что это гораздо лучше «Софьи Петровны»: «написано плотнее и своеобразнее». Похвала мастера всегда приятна, но я не обрадовалась – что ж говорить-то по 30 страницам! И зачем мне это. Я не претендую, чтобы он мои вещи читал. Я понимаю – ему совсем не до них.

8 октября 70, четверг. А. И. получил Нобелевскую премию.

Знаю, что и эта радость завтра обернется горем, но сегодня – праздную.

Я была на даче. Телефонный звонок. Голос Р. Д. [Орловой].

Я обрадовалась всеми силами, какие только еще остались во мне.

Только что положила трубку – опять звонок:

– Попросите, пожалуйста, Солженицына.

– Его нет здесь.

– Это дача Чуковского?

– Да.

– А нам сказали, что он живет здесь. Это говорят из посольства.

– Это ошибка.

– А где же он?

– Я могу дать вам рязанский адрес. – Продиктовала.

Звонок. Звонит А. И. Я его наскоро поздравила, сказала, что рада его голосу, потому что хотела послать телеграмму.

– Не надо телеграмм, – сказал он властно. – Не надо. Я не хочу перегружать папки. Столько звонков сегодня было, я еле успевал бегать туда и обратно. Узнал я от NN. Она позвонила первая. Вот что я решил: буду работать не отрываясь.

Великий человек.

[Половина страницы отрезана. – Е. Ч.]

10 октября, суббота, 70. Звонил А. И. Впервые измученный, а не столь бодрый, победительный голос. Между прочим спросил – читала ли я заметку о нем и о премии в «Известиях».

К вечеру мне ее добыли, я ее прочла44.

Ложь с начала и до конца.

Будто народ одобрил исключение. Да народ и не знает ничего, а если и знает, то из этого же страшного источника. Будто писатели одобрили. Какие это? Грибачев? И о протестах – ни слова.

Сразу заныло сердце – отвечать. Но мне нельзя, неприлично, потому что он похвалил меня.

А больше никто – я чувствую – не ответит.

17 октября 70, суббота. Рядом с трагедией «А. И. С.», которого ожидает вечная разлука с друзьями, любимой женщиной, любимым ребенком – Родиной, идет мещанская драма, развивающаяся в традициях великой русской литературы, «не любовь, – как писал когда-то Толстой, – а ревность, самое далекое от любви чувство».

Тусенька говорила: «Терпеть не могу эти бабьи упреки – я отдала тебе свою молодость, а ты! – ну и держала бы при себе свою молодость до 50 лет».

Он, говорят, холоден до бешенства. Кончает роман под улюлюканье мерзавцев. (См. «Комсомольскую правду»45.) Готовится к изгнанию. А она грозит самым страшным и, если ее «вылечат», может и «дать материал»46.

«Делать зло легко, – говорила АА, – делать добро труднее».

Эта истерическая, лживая, дешевая, неумная дама решилась насильничать, т. е. делать зло.

Разумеется, она несчастна и ее тоже жаль. Но его мне жаль гораздо больше.

26 октября, 70, понедельник. Здесь А. И. Приободрился: кончил роман (сквозь все – кончил! человек-чудо!.. Осталась правка), и Н. А. согласилась, придя в ум, дать развод.

Решений еще не принял.

2 ноября 70, понедельник. Сегодня А. И.

Кончил и поправки.

Впервые видела его пьющим. (Принес бутылку виски.) Сначала с Можаевым. Потом с Л. и еще одной дамой.

Сверкает. Рассказал анекдоты о себе. Слухи: будто шведский король заявил – если Солженицына не выпустят, я сам поеду в Москву вручать ему премию. Это раз. А два – будто его согласились выпустить при условии, что он отдаст премию вьетнамским детям.

Из беглых моих вопросов и его беглых ответов я поняла, что он и сам не знает, чего хочет. Или точнее – уже знает, но еще не говорит: ехать он не хочет.

10 ноября 70, вторник. Был А. И. О его делах я ничего не спросила; он вошел, чтобы говорить о моем I томе. К моему великому удивлению, ему нравится. Сказал, что многое выписывает в особую тетрадь (из мнений АА о литературе), что поражен совпадениями.

– А я думала, вы рассердитесь на Есенина.

– Что вы! Это было детское увлечение.

А дальше так: он говорит, что необходимо сделать другой вариант (не для специалистов) и там добавить прослоек от себя и кое-что убрать и добавить стихи. Не знаю, прав ли. Нет, объективно он прав – но – но – глаза! Ведь у меня еще на годы работы, чтобы просто кончить! Хотя бы и «для специалистов». А хватит ли зрения хотя бы на год? Я же сейчас ахматовским дневником почти не занимаюсь – бессильно и далеко не каждый день кропаю воспоминания…47