Александр Лебедь - Спектакль назывался путч - Воспоминания генерала воздушно-десантных войск

• Название: Спектакль назывался путч - Воспоминания генерала воздушно-десантных войск
• Автор: Александр Лебедь
• Жанр: История

---

Все эти действия промелькнули настолько динамично, что только с прибытием на место я взглянул на часы. Было 5.30 двадцатого августа. Я и Колмаков, тем не менее, попытались проанализировать обстановку, но после непродолжительного обмена мнениями поняли, что это все бесполезно. Вспом-нили старинную морскую заповедь:"0бстановка неясная-ложись спать!" и решили часочек вздремнуть. Но не тут-то было. В 5.50 раздался звонок. На проводе был командующий. Начал он круто:

- Ты что натворил? Куда завел батальон?

- Как куда? К зданию Верховного Совета РСФСР, по Вашему приказу! - Ты меня неправильно понял.

Здесь я слегка осатанел:

- Товарищ командующий, у меня контора пишет, Все распоряжения, указания, приказы фиксируются тремя операторами в журнале учета боевых действий.

Надо сказать, что печальный опыт многочисленных разбирательств с многочисленными прокурорами и следователями давно и прочно утвердил меня во мнении, что все должно быть зафиксировано. После моих слов командующий смягчился:

- Ну, ну, не горячись! В общем, ты сморозил глупость. Шеф недоволен.

- Какой шеф?

- Ну, какой, какой! Министр. Запомни: ты сморозил глупость. Езжай, и как завел батальон, так и выводи его.

Положив трубку, я задумался. Как всякий нормальный человек с нормальным самолюбием и характером, я терпеть не могу быть марионеткой. Что-то кто-то где-то решал, а я уже сутки носился, ругался, препирался, конфликтовал, и все это было направлено на выполнение приказов, конечный смысл и итог которых мне был неведом. Но приказ есть приказ! В 8 часов утра был у здания Верховного Совета. Пришел в кабинет Ю.В. Скокова, довел до его сведения, что получил приказ вывести батальон. Юрий Владимирович отнесся к этому достаточно спокойно. Выразил сожаление, что батальон так мало побыл, что его будет не хватать. Но ни он, никто другой препятствовать отводу подразделения не станет. Солдаты и офицеры батальона там уже были свои. Нам достаточно спокойно и дружелюбно помогли проделать проходы в баррикадах. Солдаты позавтракали. Батальон построился в колонну и около 11 часов ушел в сторону Ленинградского проспекта, сопровождаемый летящими в люки БМД и открытые окна кабин конфетами, пряниками, червонцами. Я совсем перестал что-либо понимать. Если задача завести батальон под стены была трудной, то, как мне казалось, вывести оттуда- задача невыполнимая. Я был внутренне готов к чему угодно, только не к такому предельно спокойному отводу батальона. Пропустив все машины через проход в последней баррикаде, я вознамерился отойти последним, но тут выяснилось, что исчез УАЗик. Я ускоренным шагом обошел два квартала и в конце концов отыскал УАЗ, прижатый пожарной машиной к баррикаде. Здесь меня нашел офицер связи, который передал мне приказ-к 13.45 прибыть в здание Генерального штаба и явиться к заместителю министра обороны генерал-полковнику Ачалову. Время у меня еще было, я догнал батальон, остановил его с тем, чтобы уточнить командиру задачу. Здесь, откуда ни возьмись, на меня налетела толпа журналистов и засыпала вопросами: "Куда и зачем заводили батальон? Куда и зачем выводили? Кто вы такой?" и т.д. Народ был настырный, напористый и цепкий. Обстановка складывалась достаточно нервная, к юмору не располагающая, тем не менее меня начал душить смех. Куда заводил, зачем вывожу-да черт его знает! Но им-то я так ответить не мог. А тут неожиданно мне вспомнился анекдот про русский характер. Взбунтовавшиеся мужики с косами, вилами, цепами подвалили к барской усадьбе. Загомонили...На крыльцо вышел барин в халате, феске, шлепанцах. Под мышками - по ружью. Сделал многозначительную паузу и, когда наступила мертвая тишина, спросил: "Ну, что?". Толпа понурила головы и начала растекаться. Через несколько минут никого не было. Вечером в кабаке сидел мужик, перед ним стояла пустая бутылка, в стакане остатки водки, краюха хлеба. Мужик поднял стакан, посмотрел на него осоловелым взглядом и вдруг взъярился: "Чаво, чаво? Да ничаво!" И выпил. Ассоциация странная, но, тем не менее, почему-то именно это пришло в голову. Я уточнил комбату задачу, отмахался от корреспондентов, поехал в Генеральный штаб. Пропустили меня туда беспрепятственно, по-видимому, ждали. Я поднялся на 5-й этаж и прошел в приемную Ачалова. Там я встретил командующего генерал-лейтенанта Грачева. Он отозвал меня в смежную комнату для какого-то разговора. Но обменяться мы успели буквально несколькими фразами. Командующий спросил:

- Ты готов?

- Готов.

Я действительно всегда готов, знать бы только еще к чему? - Ну, держись!

В это время в комнату влетел подполковник и возвестил: - Генерал-майора Лебедя вызывает министр обороны!

По длинным коридорам мы проследовали в кабинет министра обороны. Порученец доложил. Я вошел в кабинет министра обороны и представился. Министр несколько секунд внимательно на меня смотрел:

- Мне доложили, что ты застрелился!

- Не вижу оснований, товарищ министр.

Здесь министра прорвало. Он весьма выразительно охарактеризовал умственные способности и наличие информации у тех, кто ему докладывал, и разрешил мне идти.

По тому же длинному коридору я вернулся в приемную Ачалова. Грачева там уже не было. Порученец передал команду: "Ждать!" Я использовал это время для того, чтобы разобраться, откуда у министра такая, мягко говоря, странная информация. Выяснилось, что средства массовой информации усиленно распространяли слух о том, что 19-го я переметнулся, а 20-го начали распространять такой же ничем не подтвержденный слух, будто я застрелился. Забегая вперед, скажу, что 21-го августа распустили слух, что я был захвачен заложником защитниками "Белого дома", после того, как я, естественно, застрелился. Ждал я минут 15. Потом меня пригласили в кабинет. За длинным столом сидело человек 20-25. Генерал-полковник Владислав Алексеевич Ачалов расхаживал по кабинету. Он пригласил меня пройти в торец стола и посадил на свое место. Слева от меня первым сидел генерал армии Валентин Иванович Варенников. Справа, в конце стола, - взъерошенный командующий Грачев, генерал-полковник Б.В. Громов, командир "Альфы" генерал-майор В.Ф. Карпухин, еще какие-то люди в форме и штатском. Примерно половину из них я знал в лицо. О чем шла речь, я не знаю, но с моим прибытием Грачев вскочил и, указывая на меня, сказал:

- Вот генерал Лебедь, он длительное время находился у стен здания Верховного Совета, пусть он доложит.

Я стал докладывать о том, что у здания Верховного Совета находится до 100 тыс. человек. Подступы к зданию укреплены многочисленными баррикадами. В здании хорошо вооруженная охрана. Любые силовые действия приведут к грандиозному кровопролитию. Последнее я доложил чисто интуитивно, предполагая на основании собственного опыта, о чем могла идти речь. Дальше мне докладывать не дали. Меня оборвал Валентин Иванович, презрительно блеснув на меня очками, он резко заявил: "Генерал, Вы обязаны быть оптимистом. А Вы привносите сюда пессимизм и неуверенность". Всегда с уважением относился к генералу армии Варенникову. Это человек, прошагавший всю войну. Герой Советского Союза, награжден девятью боевыми орденами, участник Парада Победы, но здесь блеск его очков меня покоробил. Я считал и считаю, что меня учили умные люди. В числе тех истин, которые они мне преподавали, была и эта: обстановку докладывать не так, как кому-то хочется или нравится, а такой, какая она есть, какой бы тяжкой она ни была, Только при этом условии начальник, которому докладывалась обстановка, может принять правильное решение, может быть, единственно правильное. Я умолк. Ачалов, походив еще немножко, сказал, что все ясно, обсуждать больше нечего. Закрыл совещание. Люди начали подниматься и выходить. Грачев подозвал меня к себе, приказал довести дело до ума и доложить. Ачалов приказал заместителю командующего Московским округом генерал-лейтенанту А.А. Головневу, командиру "Альфы" В.Ф. Карпухину и мне остаться. В это время в сопровождении маршала Ахромеева вошел министр обороны. Спросил: "Как дела?". Ачалов доложил, что все в порядке, всем все ясно, все убыли по местам. Министр еще что-то спросил вполголоса и вышел. Нам троим Ачалов предложил провести рекогносцировку подступов к зданию Верховного Совета. Именно предложил, и это было странно. Когда Владислав Алексеевич Ачалов был командующим ВДВ, я у него был командиром "придворной" Тульской дивизии. Обычно это жесткий, властный, уверенный в себе человек. Распоряжения он всегда отдавал четко, внятно, лаконично. В нем чувствовалась хорошая штабная жилка. А здесь предложение-неконкретное и расплывчатое. План рекогносцировки предложено разработать самим, по возвращении доложить. Мы спустились вниз, сели в машину Карпухина и поехали.

Странная это была рекогносцировка. Водитель был в гражданской одежде, я в камуфляжной форме и с погонами, сидел рядом с ним. Сзади Карпухин в такой же форме, но без погон. Анатолий Андреевич Головнев вообще в повседневной форме. Всю дорогу Карпухин плевался, что ему постоянно кто-то мешает работать и он впервые в жизни опоздал везде, где только можно. Я все более и более переставал понимать, что же происходит. С кем, против кого и зачем я буду, возможно, воевать? По этой причине был предельно зол. Головнев молчалив. Я знаю, как проводятся рекогносцировки, провел их не один десяток. Это рекогносцировкой назвать было нельзя. Покатавшись по широкому кругу вокруг здания Верховного Совета, наткнувшись бессчетное количество раз на ямы, импровизированные баррикады, бетонные блоки, мы в конце концов выехали на противоположный берег Москва-реки. Вышли из машины, покурили, полюбовались зданием Верховного Совета, ощетинившимся досками, бревнами, арматурой, посмотрели друг на друга, сели в машину и поехали докладывать. Все было ясно и одновременно ничего неясно. С точки зрения военной, взять это здание особого труда не составляло. Я так позже и докладывал на заседании одной из парламентских комиссий. На вопрос "Взяли бы Вы, товарищ генерал, "Белый дом"?" я твердо ответил: