Александр Лебедь - За державу обидно

• Название: За державу обидно
• Автор: Александр Лебедь
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

"Где БАТы? Где Лапшин?" - "Там", - последовал невразумительный ответ. "Там" - жест рукой.

Прогулявшись в указанном направлении по глубокому снегу метров триста, я увидел следующую картину: в русле Куреи на крутом повороте, уткнувшись рабочим органом в крутой, градусов 60 - 70, берег высотой до двух метров, стоял основательно хлебнувший воды и намертво заглохший БАТ. На обрыве следы от троса, за бугром второй БАТ с порванным тросом и не менее мертвый.

- Как вы сюда попали, черт бы вас побрал? - воскликнул я.

Из маловразумительного доклада я уяснил для себя следующее: Лапшин нашел брод и дал команду водителю переправиться на другой берег. БАТ вошел в воду. Глубина брода действительно незначительная, но берега Куреи подмерзли, образовав своего рода природные эскарпы. Грунтозацепы на гусеницах БАТа слабые, и он попался: ни назад, ни вперед! Решение напрашивалось самое простенькое: два солдата, два лома, пять минут времени, эскарп разрушен, БАТ на берегу. Лапшин относился к категории людей, которые простых решений не приемлют, и дал команду водителю: "Поворачивай, пойдем по руслу, оно мелкое, где-нибудь вылезем". Солдат сказал: "Есть!" По руслу БАТ прошел метров 70, крутой поворот направо, через 10 метров крутой поворот налево, на изгибе омут... Не глубокий, но достаточный, чтобы БАТ хватил воды и заглох, как уже было сказано, уткнувшись носом в обрыв. Последовала не менее молодецкая команда: "Сейчас вытащим!"

Второй БАТ был переправлен на другой берег уже с помощью ломов. Вытащить своего застрявшего собрата на обрыв он, естественно, не смог. Дело кончилось порывом троса и посадкой двигателя.

Что я ему говорил, когда вытаскивали, ремонтировали БАТы - лучше умолчать, это непередаваемо и на бумагу никак не ложится. В конце концов задача была выполнена. Но тут я получил еще один урок. Посмотреть готовность рубежа атаки, колонных путей и мишенной обстановки на двух рубежах можно было только со смотровой площадки, оборудованной на высоком холме, на который вела лестница, основательнейшим образом заметенная снегом. Прибыл командир дивизии, выслушал мой доклад о готовности. "Ну, пойдем, посмотрим".

Подойдя к лестнице, он демонстративно горестно покрутил головой, взял у солдата лопату и начал расчищать ступени. А я чуть под землю не провалился. Лестницу быстро расчистили, серьезных замечаний больше не было, а я уяснил себе, что всякое дело нужно доводить до конца и мелочей не бывает.

Запомнился мне еще один эпизод. 1 августа 1987 года командир дивизии ушел в отпуск, а я, в соответствии с Уставом, остался исполнять его обязанности. Есть такой принцип - хороший начальник, уходя в отпуск, должен понудить своего заместителя сделать за месяц то, что он сам не успел или не сумел за предыдущие одиннадцать. Вдруг он не знает, что это очень трудно, и сделает. Вячеслав Салихович озадачил меня в строгом соответствии с этим принципом, и я энергично взялся за дело. Но 7 августа природа внесла самые серьезные коррективы в мою кипучую деятельность. Над Псковом пронесся ураган. Скорость ветра достигала 25 - 27 метров в секунду. Ураган сопровождался проливным дождем. Буйствовал он около двух суток. В результате на территории военного городка дивизии рухнуло свыше 400 тополей, падая, деревья порвали провода, побили стекла, крыши. Часть крыш снесло ветром без помощи деревьев. Вся эта предельно милая композиция была щедро залита водой, и как в этом буйстве природы никто не погиб - для меня до сих пор загадка. Факт то, что все пришлось бросить и вплотную заняться ликвидацией последствий.

Целый месяц пилили на части и вывозили деревья, завозили всевозможные строительные материалы, шел тотальный ремонт и восстановление всего и вся...

К прибытию комдива статус-кво было восстановлено, но не более того. Командир знал, что произошло в дивизии, и я знал, что он это знает. Тем не менее он не преминул выразить притворное удивление: "Чем же ты тут целый месяц занимался?"

И еще об одном. Два раза, в марте 1987-го и в марте 1988 года, мне пришлось организовывать и представлять к проверке полки для участия в лыжной гонке на 20 километров со стрельбой на финише на приз газеты "Красная звезда".

Запомнились эти соревнования, с одной стороны, как торжество человеческого духа, воли, а с другой - как нескончаемый, непрерывный обман на всех уровнях, щедро орошаемый алкоголем в соответствии со сложившимися на тот период времени традициями и правилами игры. С тех пор я люто ненавижу массовые спортивные соревнования такого рода. Кому-то их результаты тешат самолюбие, кому-то приносят очередную звезду, а для большинства - это жестокое разочарование и потеря надежды на торжество справедливости.

В ноябре 1987 года в ВДВ произошли серьезные изменения. Генерал армии Д. С. Сухоруков стал начальником Главного управления кадров - заместителем министра обороны, командующим ВДВ был назначен генерал-полковник Н. В. Калинин. В декабре новый командующий прибыл в дивизию. Он как-то очень внимательно и придирчиво приглядывался ко мне, объехал весь полигон. Мне это, естественно, не очень понравилось. Но чем больше меня жмут, тем больше во мне крепнет желание не уступить, не поддаться и не проиграть. По-видимому, впечатление сложилось благоприятное, потому что, улетая, уже у трапа самолета Николай Васильевич вскользь обронил: "Ты рассматриваешься на должность командира дивизии, готовься в январе!"

Точно, 10 января 1988 года мне было досрочно присвоено воинское звание "полковник", а через несколько дней я был вызван в Москву на собеседование. Беседа с командующим была предельно краткой, после чего я отправился в Главное управление кадров.

Собеседование прошло по нарастающей: начальник отдела, заместитель начальника управления, начальник управления. С первыми двумя побеседовали весьма доброжелательно, а при встрече с начальником управления генерал-лейтенантом Цыганковым вышла неувязочка. Дело в том, что каждому из вышеперечисленных начальников сопровождавший меня офицер представлял мое личное дело с приколотой сверху маленькой справкой о прохождении службы. И вот, когда я предстал пред светлые очи генерал-лейтенанта Цыганкова, а он бегло ознакомился со справкой, разговор сразу принял крутой характер:

- А как это ты в комдивы метишь? Ты же проходимец! Ты же все должности прошел! Ты же не служил, а отмечался. Это же надо, заместитель командира полка - 2,5 месяца, командир полка - год и три месяца, заместитель комдива год и три месяца! - Далее последовала мораль на тему о необходимости вызреть, набраться служебного опыта, дорасти и официальный вывод: "Коль скоро вы ко мне попали, я вас, конечно, начальнику Главного управления кадров представлю, но этот вопрос вряд ли будет решен положительно!"

Потешность ситуации заключалась в том (правда, я с этим разобрался несколько позднее), что, уходя с командования воздушно-десантными войсками, генерал армии Д. С. Сухоруков сказал: "Лебедь - это последний комдив, которого я назначаю, а дальше - ваше дело!" Отсюда и повышенная придирчивость и, до известной степени, предвзятое отношение ко мне со стороны нового командующего ВДВ.

Пока мы шли по длинному коридору к кабинету Сухорукова, генерал Цыганков не переставал возмущаться: "Это ж надо, молокососа на дивизию ставить! Прокрутился, блеснул, и вот на тебе - дивизия!" Я молчал, про себя прикидывая, что, во-первых, в тридцать семь лет на молокососа я уже никак не тяну, во-вторых, от службы никогда не бегал, кадрированно-кастрированными частями никогда не командовал, при назначении на очередную должность моего согласия мало кто спрашивал, посему и обвинять не в чем, и, в-третьих, если рылом не вышел, зачем было очередное звание досрочно присваивать и вообще всю эту бодягу затевать.

Зашли в приемную, Цыганков пошел докладывать. Секунд через 20 - 30 пригласили меня. Дмитрий Семенович Сухоруков вышел из-за стола, очень тепло со мной поздоровался. Предложил сесть, минут на 15 мы погрузились в совместные воспоминания. Вопросы сыпались очень часто: "А как такой-то полк?.. А воздушно-десантный комплекс там-то достроили?.. А вот такое-то десантирование помнишь?.. А танкодром уже запущен?.. А парк уже заасфальтировали?.. А как здоровье подполковника М.?.."

В начале беседы генерал Цыганков сидел с непроницаемым лицом. По мере ее продолжения выражение его лица все более и более менялось и в конце, когда Дмитрий Семенович поздравил меня с назначением на должность командира дивизии, выразил уверенность в том, что я достойно пройду собеседование в ЦК КПСС, на лице генерала Цыганкова сияла широкая, радостная, если не сказать восторженная, улыбка. Мы попросили разрешения идти и не успели дойти до двери, как я был полуобнят за талию и отчетливо прозвучала фраза: "Я же говорил, Александр Иванович, что все будет хорошо!"

У меня хватило такта "искренне" поблагодарить генерала Цыганкова за проявленные заботу, участие и содействие. Завтра я должен был идти в ЦК.