Алексей Ремизов - Том 2. Докука и балагурье

• Название: Том 2. Докука и балагурье
• Автор: Алексей Ремизов
• Издательство: Русская книга
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-268-00484-0, 5-268-00482-Х

Во 2-й том Собрания сочинений А. М. Ремизова «Докука и балагурье» включены основные сборники и циклы его сказок. Для Ремизова мир сказки — отражение народного миросозерцания. Открывает том сборник «Посолонь», где по ходу солнца сменяются времена года, а вместе с ними — фольклорные обряды, сохранившиеся в сказках, загадках, считалках и детских играх. Разные грани народного взгляда на мир отражены в сборниках «Русские женщины», «Докука и балагурье» и др. Ремизова по праву считали лучшим сказочником начала XX века. Его сказки высоко ценили А. Блок, М. Волошин, Андрей Белый и другие писатели Серебряного века.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

— Погоди, — говорит, — дай к угодникам схожу.

— А ты долго ли там пробудешь?

— Дён семь.

Побывал парень у святых мест, за душу погубленного помолился, семь дней прошло, идет назад — голова навстречу катится.

— Ну, пойдем теперь со мной!

— Ну, пойдем.

И пошел за головой.

Катится голова лесом, глухой дорожкой, докатилась до кельи, да в келью, и парень за ней.

В келье три окна прорублены; голова и говорит парню:

— Сиди в келье, я по саду погуляю, только в те два окошка не гляди, в одно это гляди.

Парень сидит и думает:

«Почему в те голова глядеть не велела? Дай погляжу!»

Поглядел на восход солнца и увидел все царствие небесное, ангелов Божьих, престолы и светильники — свет нерукотворенный. Поглядел на запад и ужаснулся: там ад кромешный, писк, визг, много несчастных мучатся и отец-старик в котле кипит, так и ныряет.

Жалко стало отца, потянул он руку, уцепил его за бороду — старик нырнул, борода в руках и осталась.

А голова тут-как-тут, прикатилась в келью.

— Ну, что, я, ведь, не велела глядеть в окошки.

— Поглядел.

— Видел?

— Все видел.

— А смекнул, за грех какой?

— Укажи мне, как до отца дойти, долго я здесь засиделся.

— Долгонько: три года сидишь.

— Как! Три года?

— Три года времени прошло.

Запечалился парень, стоит, в руках старикова борода, не знает, что делать.

— Вот тебе дорога, ступай к отцу.

Один пошел парень из кельи домой. И долго шел. Приходит к отцу. Слава Богу, жив старик, старенький какой, а борода облиняла — ни волоска нет.

— Эх, батюшка, согрешил ты.

— А что, сынок?

— Да тогда, как разбойник-то сидел, или забыл?

— Грешен, хотел его порешить.

— Ну, батюшка, уготовано тебе место.

1914 г.

Подожок*

Жил-был старик со старухой, был у них сын, и была у сына собака страшная, большая, и всякий раз, как идти ему на разбой, брал он эту собаку, и с пустыми руками никогда не возвращался и все, что принесет, в подожок запрячет: в подожке посередке была дырочка — полну ее золота насовал.

Отец с матерью дознались, какими делами сын промышляет, ругали его, а он все свое: как ночь, айда на разбой.

Пришло такое время — святая ночь, на Светлое Христово Воскресение, взял он свою собаку, взял подожок, ковригу, мяса, винца полуштофчик да вострый нож, — и на разбой на большую дорогу.

А один парень на чужой стороне работал, захворал, свезли в больницу, выписался и к празднику домой задумал, еле ноги тащил.

Встречает его разбойник. И была у разбойника повадка: не пропускал он первую встречу и хоть за деньги, хоть и без денег — участь одна.

— Стой! Зарежу!

— Чего меня резать! У меня и копейки-то нет.

— Ну, ты — первая встреча, без денег убью.

И Бог знает, жалко ли стало, или уж так, разбойник разостлал полотенце, вынул ковригу, полуштоф водки, мясо.

— Давай-ка сядем, наперед разговеемся.

Делать нечего, парень сел.

Разбойник налил себе стакан водки, выпил, дал парню. Выпили по стакану, да по другому, пирожка закусили.

Парень и говорит:

— Все-то мне равно помирать, налей третий!

И выпил третий стакан.

— Ведь, у меня, — говорит, — денег нет ни гроша!

Разбойник вынул нож, режет мясо, режет да подъедает. А парень хмельной стал. Разбойник вонзил нож в кусок мяса, поднес на ноже ко рту, а парень в руку его тык — разбойник хнык, и свалился.

Завертела собака хвостом, да домой, а парень поднял подожок и за собакой бежать.

Старик со старухой на краю села живут, в окошке у них огонек светит, разговляются.

— Пустите, Христа ради, Христос воскрес!

Обрадовались старики живой душе, пустили парня.

— Христос воскрес!

Похристосовался парень, подожок под лавку положил, присел к столу. А собака уж под лавкой лежит, спит.

Старуха и говорит старику:

— Старик, посмотри-ка, ведь, нашего сына подожок!

Старик заглянул под лавку.

— Ох, да, старуха, самый он!

Старуха к парню:

— Не видал ли кого?

— Видел одного и такой от него страсти набрался.

— А где ты этот подожок взял?

— А вот на дороге, я человека убил! — и рассказал старикам, как их сына разбойника на дороге убил.

Затеплили старики свечку, стали молиться Богу со слезами.

— Слава Ти, Господи, поразил его! — и к парню, кланяются: — спасибо тебе. Как тебе Господь помог! Ты не человека, ты грех убил!

И отдали старики парню подожок полон казны и стал парень богат, и теперь такой богатый и! и! и!

1914 г.

Оттрудился*

У Федоры было два сына Анисим да Терентий, — меньшой посмирнее, а большой поперечный. Федора Анисима отделила и с Терентием жить осталась. Прошло время, разжился Анисим своим хозяйством, а у Терентия с матерью все несчастье. И женился Терентий, взял жену не худую, втроем стали жить, а справиться не могут: все в раззор и в раззор.

Пришла Пасха, а у Терентия и нечем разговеться.

Вот Терентий жену и посылает к брату попросить муки — кулич испечь: хоть бы праздник провести по-людски, а там как Бог даст!

Анисим невестке отказал.

— Да, чего, — говорит, — сам я что ли муку делаю? И без вас нынче трудно стало, всем надо, чего раньше-то глядели?

Так с пустыми руками и вернулась баба.

Делать нечего, вернулись от заутрени домой и разговеться нечем.

Матери-то и обидно.

И посылает она наутро Терентия:

— Иди к брату, попроси хоть для меня кусочек.

Пошел Терентий.

Брат еще не вставал. Похристосовались. Просит у брата не для себя, для матери.

— Так, кусочек, разговеться!

А того уж за сердце взяло: и что это, в самом деле, ходят и просят, и хоть бы для праздника покой дали.

— Хочешь разговеться, — сказал Анисим брату, — вот встану, садись с нами, сделай милость, а посылать я не намерен.

Терентий отказывается:

— Как же так, рассядусь я у тебя, а старуха там ждать будет. Нет, Бог с тобой, уж пойду. Только помни, за мать ответишь. Прощай!

— А чего меня выделила? Жили бы вместе, все бы и было. Да лучше мне змею накормить! — вскочил, ногой топнул.

Ну и вернулся Терентий без ничего. Горько заплакала Федора.

— Ну, сынок мой, так уж Богу угодно!

А Анисим выпроводил брата, помолился Богу, кричит жене:

— Сходи-ка, хозяйка, в чулан, принеси мне пасхи.

Ну, та живо самовар на стол и в чулан за пасхой. Отворила чулан, хвать, а там на пасхе, обвивши, змея лежит. Скорее назад.

— Анисим, глянь-ка, змея на пасхе!

— Какая змея, ты с ума сходишь! Откудова?

И сам пошел. И верно, в чулане на пасхе лежит змея, — живая, шевелится, сипит на него. Осмотрелся, чего бы такое взять вспороть змею. Да уж некогда, — вздыбащилась змея да на шею ему, обвилась вокруг шеи и давай грызть.

Он ее с себя рвать, да что ни делает, не отлипает. И закричал Анисим не в голову, а она еще крепче, еще больнее.

Видит жена, дело плохо, побежала на деревню. Собрался народ. Рассказала она все по порядку, как невестка приходила, как брат приходил…

— Господь, верно, наказывает!

Ну, и народ тоже между собою толкует, что верно за это Господь наказал. Да оставить так человека мучиться не годится и присоветовали попробовать молоком змею утишить.

Достали молока, полили ему на шею, — змея лизнула молочка, понравилось, и успокоилась. И стало Анисиму легче, можно терпеть. И вышло так, что одно средство — поить змею молоком.

Тут Анисим к матери, просит прощенье. А она уж забыла, не помнит на нем обиды, рада все сделать для сына, лишь бы так не мучился, и простила.

Мать простила. Или Бог не прощает? Змея не уходит. Как обвилась вокруг шеи, так и лежит: ест молоко, — ничего, а нет молока, — жалит.

Простился Анисим с матерью, простился с женою и братом и пошел странничать.

Вес с кувшинчиком, и сам не доест, а змею накормит. Все для змеи, чтобы только она сыта была: ведь только тогда и свет видит! Пробовал кислым молоком угощать, не принимает. Пробовал в печку лазать париться, не отпустит ли от духу? И дух не берет, — видно, Бог ее сохранял! — только распарится вся, да пуще и укусит.

И так странничал бедняга год, и другой, и третий.

Пришел он на Пасху к заутрене, да уж в церковь-то войти не смеет, на паперти с нищими стал.

Пошел крестный ход вокруг церкви, оттеснили его в уголок, и вот ровно сон напал на него. Вдруг очнулся, слышит: «Христос воскрес!»

— Христос воскрес! — вытянул шею, чтоб из-за народа посмотреть, да что-то легко будто…

Что такое? — Да змеи-то нет больше!

Оттрудился, знать, за обиду, Бог и помиловал.