Шань Са - Врата Небесного спокойствия

• Название: Врата Небесного спокойствия
• Автор: Шань Са
• Издательство: Текст
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-7516-0606-Х

Китай. 4 июня 1989 года. Площадь Небесного спокойствия (Тяньаньмынь) в Пекине залита кровью восставших студентов. Лидер студенческого движения прелестная Аямэй, спасаясь от преследования, бежит в горы за тысячи километров от столицы. Молодой лейтенант Чжао получает приказ разыскать бунтарку. В ходе погони в руки преследователя попадает дневник Аямэй, он узнает о ее жизни, мечтах, трагической любви, и мало-помалу его фанатизм уступает место состраданию. Однако погоня завершена — в праздник Луны у развалин старинного храма во время свирепой бури солдаты Чжао настигают свою жертву…

---

Сегодня утром река была светлой, как широкое зеркало. Я взглянула на свое отражение в воде и удивилась собственной красоте. Неужели все дело в том, что мое лицо округлилось, кожа обветрилась, а простая здоровая пища придала волосам блеск? Нет, думаю, истинная причина перемены в другом: что-то внутри меня пробуждается.

Впервые за все время этого нового одиночества я размышляю о живущей в душе муке. Дело не в самоубийстве Миня, не в бойне на площади Небесного спокойствия и не в моем бегстве из Пекина. Болезнь, которая уже семь лет подтачивает меня изнутри, заключается в неослабном стремлении к смерти.

Страсть сожгла меня, подобно пламени. После смерти Миня я была так несчастна, что любовь к жизни обернулась ненавистью. Сегодня я наконец осознала ошибку, которая едва не погубила меня: я слишком многого требовала от жизни, думала, что она обязательно подарит мне безмятежное счастье и покой. Но жизнь сама по себе ни хороша и ни плоха. Счастье — тот плод, что человек бережно выращивает в собственной душе. Его нельзя получить „со стороны“. К чему дуться, как ребенок, которого обошли подарком? У меня впереди годы, чтобы стать счастливой!» «Нужно описать все события последовательно, день за днем.

Я оказалась в деревне ночью. Мать Вана отвела меня в комнату, где я провела самую ужасную ночь в своей жизни. Стоило мне закрыть глаза, и в памяти всплывали страшные картины: танки на пекинских улицах, солдаты стреляют, люди кричат, пытаясь спастись от пуль. На мостовой лежит труп Сяо, лицо его в пыли, мертвые глаза смотрят в небо, изо рта вытекает струйка крови.

Я проснулась, задыхаясь от запаха пороха.

Я просидела на кровати до утра, пока первый луч солнца не заглянул в окошко хижины. Оглядев комнату, я вспомнила, что три дня назад моя жизнь резко переменилась: теперь я преступница, объявленная в розыск на всей территории Китая. Что со мной будет? Если положение не изменится, меня наверняка приговорят к пожизненному изгнанию.

Все вокруг выглядело враждебным: сложенные из грубого кирпича стены оскорбляли взгляд, заштопанные несвежие простыни вызывали брезгливое чувство… Раздавленная, потерянная, я забилась в угол кровати.

Не знаю, сколько прошло часов. Потом из соседней комнаты донеслись какие-то звуки. В доме запахло едой. Я решила встать и осмотреть дом, где вырос Ван.

Узловатые потолочные балки почернели от времени. Дощатая дверь разделяла крошечные комнаты. Ночевала я в обычном чулане: кровать у стены, под единственным окном свалены инструменты и дрова. Родители Вана спят в другой комнате, там же проходит вся их жизнь. На большой печи стоит огромный железный котел. К кровати приставлен маленький красный столик, из темного угла смотрит позолоченный божок, это Гуань Инь с веткой плакучей ивы в одной руке и кропильницей в другой. Дом запирают только на ночь, днем вход прикрывает линялый полог.

Рано утром мать Вана подала рисовый отвар, на завтрак был рис с соленой рыбкой. Поев, я пошла прогуляться по берегу моря.

Хутор находится на вершине зеленого холма, крыши шести домиков поросли травой и лишайниками. Деревянные стены потемнели от дождя. Ставни охряного цвета открываются снизу вверх, днем их закрепляют деревянным клинышком, и комната наполняется мягким светом.

Погода была унылая, стоял туман, но я разглядела тянувшуюся вдалеке горную гряду.

Я шла по песку, ни о чем не думала и слушала крики летавших низко над волнами чаек. Мною овладела сладкая истома, я почувствовала безразличие ко всему на свете. Потом вернулась усталость. С первых минут нашего выступления я почти не спала и очень редко ела. Только теперь я начала понимать, как мало у меня осталось сил. Было жарко и влажно. Зеленоватый свет подкрашивал облака, пронзал морскую гладь широкими лучами. Я легла на теплый песок.

Вдалеке зазвучала песня, и я узнала слова:

„Но однажды мы с тобой,
                            иссушенные старостью…“

„Минь!“ Я вскочила и кинулась на поиски певца. Погода прояснилась, голубой свод небес напомнил мне о Пекине. Я решила взобраться на холм и пошла по тропинке, петлявшей в тени между березами, но на месте нашей с Минем маленькой хижины стоял кинотеатр. Я вспомнила, что нашу хижину давно снесли, а Минь уже семь лет как умер. Семь лет… как будто это было вчера, или будет завтра, или всегда.

Я задохнулась от раздирающей душу печали и открыла глаза. Передо мной рокотали волны. Ветер швырял в лицо крупные соленые капли. Внезапно яркая молния разорвала черную завесу туч, загрохотал гром. Резко похолодало, с неба хлынул ливень. Мне не хотелось возвращаться. Разбушевавшаяся стихия не могла прогнать мучительных воспоминаний, они ранили мне сердце, как пронзавшие землю удары молнии.

Я пошла назад, когда буря начала стихать. Деревянные домики жалобно скрипели под струями дождя. Их стены казались черными, а холм стал изумрудно-зеленым. Потрясающее зрелище.

Это была моя последняя мысль. Следующие десять дней я пролежала в беспамятстве.

Десять дней слились в одну долгую, полную бесконечных кошмаров ночь. Мне снился один и тот же странный навечно врезавшийся в память сон: я иду босиком по пекинской улице. Длинное платье достает до щиколоток. Солнце палит нещадно, я ужасно хочу пить и ищу воду. Мне навстречу идут люди в черном. В центре шествует пожилая женщина с погребальной урной в руках. Я останавливаюсь, чтобы пропустить их, и с грустью думаю, что несчастная потеряла во время бойни ребенка или мужа. Направляюсь к ней, чтобы выразить соболезнования.

Она поднимает голову и пристально смотрит на меня. Я узнаю свою мать и читаю в ее глазах такое: глубокое отвращение, что застываю на месте.

— Чудовище! — внезапно вскрикивает мама. — Это она его убила!

— Это я… — Язык отказывается повиноваться. — Аямэй… Постойте, матушка, объясните… Кто там, чей прах покоится в урне?

Но она не отвечает и указывает на меня дрожащим пальцем.

— Ловите ее! — кричит она толпе. — Ее руки обагрены кровью. Бросьте ее в самую темную камеру! Пусть никогда больше не увидит дневного света! Что же вы стоите? — Матушка обращается к замершим в изумлении людям. — Вы мне не верите? Так знайте: когда мать ненавидит дочь, эта ненависть смертельна!

Она бросается на меня. Я отбиваюсь, кричу, но силы оставляют меня. Толпа вопит: „Предательница, убийца, заговорщица…“

Сегодня я холодею при одном воспоминании об этом сне. Что стало с моими родителями? Неужели власти снова осудили их? Чем они заплатят за мое исчезновение? Как бы я хотела написать им, подать знак, что все еще жива.

Я родилась в смутное, трудное время. Моих родителей приговорили к принудительным работам, во время эпидемии они потеряли сына, и я была единственным смыслом их существования.

Когда мне исполнилось четырнадцать, мы отдалились друг от друга. Жили под одной крышей, но не делились своими переживаниями. Мы тщательно избегали разговоров на серьезные темы — они могли выдать истинные чувства каждого из членов семьи. Матушка, похоже, покорилась судьбе. Суровая холодность отца всегда удерживала меня на расстоянии. Простили бы они меня сегодня, проявили бы свою нежность? Не знаю. Батюшка, матушка, знайте: я люблю вас так сильно, как никогда не умела выразить.

Через десять дней я поправилась и устремилась на волю. Розовый цвет персика облетел. Много воды утекло.

Как решилась судьба студентов? Погибли, претерпели пытки, приговорены к пожизненному заключению или навсегда изгнаны из страны?

У моих ног простиралась бесконечная морская гладь. Я устремила взгляд на горизонт, пытаясь представить себе громаду океана и красоту незнакомых стран на другом конце света. Слезы текли по моим щекам, я впервые осознала значение слова „свобода“.

Совсем одна, разлученная с семьей и родным городом, не имея представления о том, что ждет меня завтра, я все же никогда не чувствовала себя такой безмятежно-спокойной».

«Работа здесь распределена между людьми очень четко. Мы встаем на рассвете. Отец семейства идет ловить рыбу, а его жена закутывается в теплую шаль и отправляется пешком на соседний хутор, где под ивой стоит запряженная тремя волами телега. Местные жители каждый день ездят на ней в город. Мать Вана продает на рынке рыбу. Я хожу на горную речку за водой, потом собираю у моря ракушки. После полудня сажусь перед дверью в тени персика и чищу, сушу, шлифую и покрываю лаком раковины. Вернувшись из города, матушка Ван садится рядом и чинит сети.

В конце дня на горизонте, где пылает закатное солнце, одна за другой появляются лодки. Женщины ждут на отмели, рыбаки гребут к берегу и поют. Лодка утыкается носом в песок, и все дружно разгружают улов. Чешуя рыб сверкает алмазным блеском.

Вечером, после ужина, семья усаживается перед очагом и обрабатывает ракушки. В комнате царит полумрак, на стенах раскачиваются наши огромные тени. Мы проделываем в раковинах дырочки и соединяем их в ожерелья и браслеты или выкладываем из них узоры на бамбуковых подносах и шкатулках.