Григорий Кисунько - Секретная зона: Исповедь генерального конструктора

• Название: Секретная зона: Исповедь генерального конструктора
• Автор: Григорий Кисунько
• Издательство: Современник
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5–270–01879–9

Мало кто знает, что еще в 1961 году у нас был успешно испытан первый образец противоракетной системы, из которой могла бы вырасти мощная и надежная система ПРО для всей нашей страны. Почему спустя тридцать пять лет мы так и не имеем ее, рассказал в своих воспоминаниях генеральный конструктор этой системы Григорий Васильевич Кисунько.

Сын «врага народа», а в сущности просто рабочего-машиниста, расстрелянного в 1938 году якобы за подготовку вооруженного восстания против советской власти, он с юных лет жил, учился, воевал и работал под тяжким гнетом «разоблачения», не теряя при этом достоинства, принципиальности и не жалея здоровья и сил на создание надежного оружия для защиты своей Родины от ракетно-ядерного нападения.

Из этой книги читатель узнает не только о трудной судьбе строго засекреченного в недавнем прошлом талантливого ученого и организатора, но и много интересного об известных и малоизвестных людях, с которыми он работал и встречался — в том числе и в кремлевских кабинетах, — Сталине, Берия, Рябикове, Ванникове, Куксенко, Королеве, Устинове и других, ставших неотъемлемой частью нашей истории.

---

После этого я извлек из ящика письменного стола пригласительный билет на торжественное заседание, посвященное 50-летию академика В. Н. Челомея, и спросил у Петра Дмитриевича:

— А что будем делать с этими бумажками? Ведь это как раз сегодня, и сейчас уже, пожалуй, пора выезжать. Но я думаю, что для нас это не обязательно, — добавил я, разрывая свой пригласительный билет.

— Вполне согласен с вами, — сказал Петр Дмитриевич.

Мы отпустили свои ЗИМы и пошли домой, — благо, наши дома находились почти рядом. По дороге Петр Дмитриевич с возмущением вспоминал о всех проделках «этого негодяя», направленных на удушение «изделия А-350». Я же был рад тому, что он обрел уверенность в том, что никакой «Таран» не в силах разрушить то, что было нами выстрадано совместно на пути к 4 марта 1961 года.

Впоследствии дотошные наблюдатели рассказывали, что на праздновании юбилея В. Н. Челомея отсутствовали три генеральных конструктора: Туполев, Грушин и Кисунько. Зато банкет был на уровне кремлевских банкетов и даже обслуживался тем же персоналом, который обслуживает кремлевские банкеты. Правда, говорили, что кремлевские официанты были в специально сшитой для этого случая униформе.

Система «Таран», — незримо, подобно поручику Киже, — просуществовала до антихрущевского дворцового переворота. Ее конец символически был обозначен включением П. Д. Грушина и меня в президиум торжественного собрания в Кремлевском Дворце съездов, посвященного 47-й годовщине Октябрьской социалистической революции (впоследствии Петр Дмитриевич был избран членом ЦК КПСС, а я — депутатом Верховного Совета СССР).

Однако незримый призрак «Тарана» оставил вполне зримые следы в виде развала работ по проблематике ПРО. Ожидание постановления о создании системы «Таран» воспринималось как фактическая отмена ранее вышедших постановлений по ПРО. В частности, были приостановлены работы по созданию объектов системы А-35 — первой системы ПРО Москвы. Многие московские начальники прямо указывали директорам заводов, что затраты на А-35 могут оказаться бросовыми, если вместо А-35 пойдет «Таран». В этом же духе директора получали указания и при обращении в оборонный отдел ЦК КПСС.

Но все это были указания устные, и когда «Таран» исчез, то те же начальники начали строго спрашивать с директоров: «Кто разрешил не выполнять постановления ЦК и Совмина?» Но время ушло, и нужны были новые постановления, чтобы возродить развалившуюся кооперацию исполнителей по созданию системы А-35 и определить основные направления дальнейших работ в области ПРО.

В связи с этим нами в ОКБ-30 были разработаны и направлены в ЦК КПСС соответствующие предложения вместе с решением парткома, в котором, в частности, отмечалась активная поддержка «таранного волюнтаризма» в ПРО со стороны зав. оборонным отделом ЦК И. Д. Сербина.

Впоследствии сей матерый цекашный тигр, со сталинских времен и до конца дней своих возглавлявший в ЦК контору, ведавшую делами военно-промышленного комплекса, покажет нам, неразумным, какая кара ждет каждого, кто осмелится хотя бы потрогать его за хвост. И будет он действовать в союзе с нашим давним «заклятым другом» — министром радиопромышленности и его шустрыми замами.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Пэ-эр-о — очень сложная штука.
От нее я не зря поседел.
В ней искусство интриг и наука
вместе с уймою хлопотных дел.

При испытаниях противоракет все свершается с непостижимой быстротой. Шутка ли: противоракеты сближаются с целями на сверхкосмических скоростях! И все же к этому можно привыкнуть, можно даже ориентироваться в обстановке, если на экранах отображаются отметки положений ракет-мишеней и противоракет, на табло и пультах — ход боевого цикла и его выполнение всеми испытуемыми объектами, и вообще если… все идет как надо. Но если все идет как надо, — значит, система отработана и испытана.

А пока этого нет — обязательно надо ждать «по закону подлости» какого-нибудь подвоха в противоракете, в радиолокаторе, в вычислительных машинах (пусть даже и в полупроводниковых), в стартовой автоматике. Именно в таком, начиненном подвохами, состоянии находился в сентябре 1967 года полигонный комплекс ПРО «Алдан» — прототип восьми стрельбовых комплексов, которые сооружались на боевых позициях в Подмосковье. На разгадку и устранение возникающих дефектов затрачивалось драгоценное время, срывались сроки отладки системы.

…В тот памятный день предпусковая подготовка комплекса шла удивительно гладко, строго по расписанному во времени икс-плану, четко выдерживался порядок проведения многочисленных проверок противоракеты, наземных систем и подсистем, всего комплекса в целом. Но именно это и беспокоило меня, вызывало недоверие к кажущемуся благополучию. Ибо в системе сотни тысяч всевозможных элементов и деталей, и в каждой тысяче даже совершенно одинаковых из них найдется один или несколько штук со скрытыми изъянами, неуловимыми даже при самом тщательном контроле на заводе-изготовителе.

Поэтому на полигоне аппаратура должна пройти период начальной обкатки, во время которой дефектные элементы покажут свои «ослиные уши» и будут выловлены, заменены другими. От этого весь комплекс аппаратуры в целом начинает «дышать» все более легко, становится более надежным, пока не заработает наконец «железно».

Мне представлялось, что «Алдан» уже вышел на уровень надежности, достаточный для проведения пусков противоракет на условные цели. И все же… Все же немного странно, что дело идет уже к объявлению 30-минутной готовности, а у меня, в «домике генерального», еще ни разу не зазвонил ни один из телефонов по поводу какого-нибудь «утыка» в подготовке к пуску. Не только в надежности аппаратуры, но и в квалификации испытательно-боевых расчетов проявляется качественное отличие «Алдана» от системы «А». Давно уже нет на КП диванчика, на котором в былые времена подночевывал генеральный конструктор, сквозь дрему и под гудение аппаратных шкафов прослушивая команды и доклады по громкоговорящей связи.

Взглянув на часы, я надел фуражку и вышел на открытую веранду домика, окруженного густо посаженными тополями, кленами, карагачами, серебристым лохом. А ведь совсем недавно здесь был голый каменистый бугор, со всех сторон обдуваемый буйными казахстанскими степными ветрами. Вспомнилось, как холодной осенней ночью вдвоем с начальником строительства Александром Алексеевичем Губенко мы с ветерком выскочили на газике на этот бугор, развернули при свете луны генплан площадки № 4 — будущего городка Приозерска — и нашли на нем квадратик № 219. Я пошутил:

— Здесь будет домик заложен! Но только строго по проекту, без феодально-байских замашек и… генеральских излишеств. Тем более что мы всего лишь полковники.

На следующее лето домик был готов, а вокруг него уже колыхались тоненькие лозины посаженных с весны первых в городке (которого еще не было) деревьев. А после того как 4 марта 1961 года впервые была сбита баллистическая ракета, комсомольцы-строители посадили деревья на всем прибрежном участке между домиком и Балхашом. Приняв тонюсенькие привезенные из Алма-Аты прутики за саженцы какого-то кустарника, я попросил строителей посадить их двумя рядами вдоль дорожки, ведущей к озеру, и пояснил:

— Потом будем постригать, и получится кустарниковая изгородь, как в Ялте. И будет у нас парк имени Четвертого марта.

Но из этих густо посаженных прутиков выросла великолепная вязовая аллея, в конце которой из веранды виднеется полоска воды с непередаваемым бирюзовым оттенком, а на ней от крутого берега до горизонта — гонимые ветром седые буруны стригущих балхашских волн.

В другой раз хозяйственники прислали из Москвы тоже неведомые саженцы, которые были высажены вдоль фасада домика, обращенного к озеру. Кто-то сказал, что это — черноплодная рябина. Саженцы выросли — и вот сейчас они красуются свисающими прямо на веранду гроздьями темно-багровых ягод боярышника. А между боярышником и окном моей спальни растет настоящая русская рябина, единственная на полигоне, саженец которой я сам выкопал в подмосковном лесу. Мне, уроженцу села, затерявшегося в безлесой запорожской степи, доставляло особое удовольствие где только возможно посадить и вырастить дерево.

Полюбовавшись осенними красками прибалхашского «леса», мы вместе с двумя моими помощниками отправились на подъехавшей машине на главный командно-вычислительный центр (ГКВЦ) системы «Алдан». На ГКВЦ мы с главным инженером полигона заняли свои места за особым столиком с табличками: «ТЕХНИЧЕСКИЙ РУКОВОДИТЕЛЬ ИСПЫТАНИЙ» и «ОТВЕТСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ ИСПЫТАНИЙ».

— Эти таблички, — сказал я главному инженеру, — напоминают мне кинофильм «Волга-Волга»: я буду кричать, а вы — отвечать.