Михаил Казиник - Тайны гениев

• Название: Тайны гениев
• Автор: Михаил Казиник
• Жанр: Культурология
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91491-025-6

Михаил Казиник – человек удивительный: искусствовед, музыкант, поэт, писатель, актер, режиссер, драматург, просветитель и один из самых эрудированных людей нашего времени. Охватить одним взглядом его деятельность нелегко.

Вот он музыкальный эксперт Нобелевского концерта, вот он проводит конференции для врачей о целительной силе музыки или конференции для бизнесменов в Высшей школе бизнеса Скандинавии, или циклы погружения в искусство в Драматическом институте Стокгольма.

А его совместные с Юрием Ледерманом спектакли в старинном шармовом театре столицы Шведского Королевства! Театре, именуемом прессой “театр, который мыслит”.

Постоянно живет в Швеции, но когда его спрашивают, где он работает, достает маленький глобус и говорит: “Вот на этой планете”.

Сила его воздействия на аудиторию огромна. Многочисленные концерты, моцартовские фестивали высоко в горах Норвегии, лекции-постижения искусства для молодежи Германии, художественные программы для телерадиокомпании SBS в Австралии – всегда событие. Участие на равных Слова, Музыки, Поэзии, Философии, элементов Театра приводит в залы не только любителей классической музыки, но и представителей самых различных кругов и профессий, и, конечно же, молодежь.

Михаил Казиник – автор 60 фильмов о мировой музыкальной культуре: цикл музыкально-публицистических программ “Ad libitum, или В СВОБОДНОМ ПОЛЕТЕ” транслируется в Швеции в рамках общенациональной культурной программы; в России – на канале ТВЦ; в Америке, Израиле, странах Азии и Африки, Канаде – на канале TVCi. Также с огромным успехом он ведет циклы авторских программ на радио “Серебряный дождь” и радио “Орфей”.

“Я не популяризатор музыки или какого-либо другого вида искусства. Те, кто занимается этим, зачастую уничтожают его смысл. У меня совершенно иная задача – духовно настроить человека на ту волну, на те вибрации, которые исходят от творений поэзии, музыки, литературы, живописи. Всякое подлинное искусство – это передатчик, а человек, который по разным причинам не настроен на его частоту, – испорченный приемник. Я его ремонтирую”, – говорит Михаил Казиник.

(Вместо аннотации предоставим слово самому Михаилу Казинику)

Меня часто спрашивают, как я все успеваю: писать стихи и книги, давать концерты и читать лекции в университетах, играть на скрипке и фортепиано, выступать в радиопередачах и вести Нобелевский концерт, сниматься в фильмах об искусстве и преподавать в гимназии? Что я могу на это ответить?

Есть люди, которые работают программистами, а в свободное время сочиняют, скажем, музыку или пишут картины. Вот это, на мой взгляд, нелегко сочетать. Я же постоянно работаю в одной сфере –сфере искусства. Ни один из видов моей деятельности не выходит за ее рамки. У меня даже нет хобби.

И задача одна: при помощи искусства выявить изначальную гениальность моих слушателей и читателей, их невероятные возможности восприятия той космической энергии, которая породила Баха и Шекспира, Моцарта и... каждого из нас. Я верю в гениальность Человека на Планете. Верю в возможность открыть людям глаза, убрать преграды между Мгновением и Вечностью. Нужно лишь снять шоры с глаз и обрести тот “магический кристалл”, о котором пишет А.С. Пушкин. И вся примитивная конвейерная “попсовость” слетит как шелуха, и откроется Человек, равный Космосу. И начнется новая эпоха Возрождения, которая вновь придет на смену поп-идолам и убогим массовым зрелищам нынешнего средневековья...

---

Кстати, ни один сын в истории культуры не написал своему отцу столько писем, сколько Вольфганг Амадей – Леопольду. И была это для Моцарта не просто сыновняя обязанность, а глубокая человеческая и творческая потребность.

Атмосфера музыки, разговоров о ней, концертов в доме Моцарта и в самом Зальцбурге – все это было настолько само собой разумеющимся, что

сочинение и исполнение музыки для малыша-Моцарта было такой же естественной формой деятельности, как для других детей игра с игрушками.

Необычайная моцартовская чувствительность, обостренная реактивность, невероятная восприимчивость мира позволяют воспринять эту атмосферу музыки как норму.

Понять эту норму мне помогает замечательная мысль Томаса Манна о культуре, высказанная им в романе “Доктор Фаустус”:

“Мне кажется, наивность, бессознательность, самоочевидность являются неотъемлемыми признаками того явления, которое мы зовем культурой”.

Среди важнейших причин сохранения моцартовской гениальности есть и еще одна, которая при поверхностном рассмотрении может показаться незначительной, но многие специалисты-педагоги меня поймут.

И причина эта еще раз подтверждает правоту Томаса Манна о “наивности, бессознательности и самоочевидности” подлинной культуры.

Старшая сестра маленького Моцарта Наннерль тоже была чудо-ребенком, и Леопольд Моцарт начал заниматься музыкой вначале с ней (и весьма успешно!)

И когда маленькая сестренка играла с папой

на клавесине, то еще меньший (трехлетний) Моцарт бегал вокруг них и кричал от вопиющей несправедливости.

Как это так!!!

Папа играет с его сестрой в музыкальные игрушки, а его, маленького, обидели!

И поэтому, когда папа Леопольд начинает заниматься с Вольферляйном (по-немецки – маленький Вольфганг), то для трехлетнего Моцарта начало занятий – всего лишь момент восстановления справедливости.

Вот это – наличие всех трех признаков культуры по Томасу Манну: “наивность, бессознательность, самоочевидность” идеальнейшим образом присутствовали в жизни Моцарта.

Четвертый пример

Еще один важнейший признак гениальности.

Мама выходит с малышом из дома. Раннее утро. Мама должна отвести ребенка в детский сад, а затем успеть добраться до работы. Мама спешит.

И вдруг ее малыш бежит в противоположную сторону и обнимает маленькую березку:

– Мама, смотри, березка!

Мама растеряна: у них совсем нет времени, а ребенок бежит в противоположную сторону, к березке, которую он видит каждый день.

Но все чудо в том, что ребенок видит эту березку каждый день по-новому. Каждую игрушку – по-новому, каждое движение, слово обретают бесконечное число значений.

В детстве в Петербурге я любил наблюдать за реакцией туристов, которые, идя по Малой Морской улице, впервые видят Исаакиевский собор.

На меня Исаакий произвел в детстве такое впечатление, что мне хочется повторить это состояние, вернуть или сохранить это впечатление навсегда.

Именно поэтому, наблюдая за туристами, я всегда переживал их чувство радости, видя, как они восторгаются, удивляются, испытывают потрясение.

Наблюдать было особенно интересно, когда один пожилой экскурсовод вел туристов так, чтобы Исаакий открылся не постепенно, а мгновенно.

Не знаю, кто из нас – я или экскурсовод – больше радовался эффекту потрясения, когда некоторые туристы даже вскрикивали от восторга, оказавшись перед этим грандиозным сооружением.

Но вот однажды случилось что-то странное.

Я как всегда стоял в том самом месте, где туристы должны в одно мгновение увидеть это грандиозное творение архитектуры.

Экскурсовод торжественным голосом произнес:

– Перед вами – Исаакиевский собор!

– Да-да, – спокойно сказали туристы. – Исаакиевский собор.

Я бросился к экскурсоводу: узнать, что случилось с группой, почему они не восторгаются, не кричат от восхищения. И выяснилось, что эта группа уже видела Исаакий вчера.

Сегодня же они проходят мимо него к другой экскурсионной цели.

Там они, видимо, и будут кричать от восторга. А Исаакием они, согласно экскурсионному плану, восторгались и кричали.

Но только вчера!

“Нормальный” взрослый человек обычно говорит и рассуждает так:

– Это я видел, об этом я слышал. Вы дайте мне новое, покажите мне то, чего я не видел. Тогда я удивлюсь, тогда я и буду восторгаться.

Таким образом, взрослый всего-навсего коллекционер.

Гений и ребенок в стадии гениальности, в отличие от взрослого, не коллекционируют мир, но каждый раз воспринимают одно и то же по-новому. Тогда-то и рождается то, что Шопенгауэр называет “подлинным созерцанием, свойственным гению”.

Моцартовская способность бесконечно удивляться, по-детски смотреть на мир, очень хорошо отражается в его музыке.

Ибо каждое его произведение – совершенно новый взгляд на одно и то же. Любители музыки хорошо это знают.

Глава 5. ...Самая крохотная – величиной всего лишь с нашу планету

Когда читаешь газеты, смотришь телевидение, невольно задумываешься о том, ЧТО мы натворили с самими собой и с нашей Планетой, и удивляешься только одному: как получилось, что мы еще не надоели Управлению нашей Галактики или (я с этой иерархией не знаком) Управлению Вселенной.

То неимоверное количество зла, которое мы выделили во Вселенную, те беконечные преступления против Слова, Смысла и Гармонии, которые мы совершили на доверенной нам Планете, не может оправдать ни один Высший Суд.

Мы не столько строим, сколько восстанавливаем разрушенное в очередных войнах.

Ни один вид на планете не уничтожает столь планомерно самих себя, как это делаем мы, люди.

И даже когда мы поняли, что живем на крохотной планетке, как на острове посреди безбрежного Океана Вселенной, то вместо того чтобы обняться, сплотиться, объединиться, мы разъединились.

По каким угодно признакам: расовым, национальным, социальным, политическим, религиозным.

В разные времена убивали друг друга.

Вначале из-за чувства голода,

затем – жажды.

Затем убивали тех, кто христиане,

затем, тех, кто нехристиане

затем тех, кто немусульмане,

затем тех, кто некоммунисты,

затем тех, кто нефашисты,

затем тех, у кого черная кожа,

затем тех, у кого кожа белая,

затем тех, кто не с нами,

затем тех, кто против нас,

затем тех... кто и с нами и за нас...

И так – до бесконечности.

И все-таки мы продолжаем существовать, продолжаем совершать преступления – одно страшнее другого.

Мы словно ничему не научились, так ничего и не поняли.

Я думаю, причина того, что мы не приговорены Судом к высшей мере, в том, что у нас просто-напросто есть очень хорошие адвокаты.

Их имена некоторым хорошо известны: Шекспир, Микеланджело, Леонардо, Данте, Рембранд, Гёте.

Но осмелюсь предположить, что председателями коллегии адвокатов являются два музыкальных гения: И.С. Бах и В.А. Моцарт.

Баховская музыка

рождается вверху,

как вспышки сверхновых,

и ниспадает на нас,

как дождь, как метеоритный поток или солнечные лучи

сквозь тучи.

Моцартовская музыка

рождается на земле или даже под землей

(как корневая система)

и прорастает, стремясь вверх,

как растения; лопается, как почки, раскрывается, как цветы.

И каждая почка опять движется как бы снизу вверх.

И вот где-то над нами встречается баховское (сверху вниз)

и моцартовское (снизу вверх) и образуют защитную оболочку.

Она-то и защищает нас (мягко сказать) грешных от гнева Управления Вселенной.

То, что мы об этом не догадываемся или в это не верим, как сейчас модно говорить, – наши проблемы... (локальные? Галактические? Одним словом, местные).

Глава 6. Моцарт и Сальери...

Сальери:

...Но правды нет и выше

(2 строка)

Сальери:

Ты, Моцарт, Бог...

(незадолго до убийства)

Почему-то никто из пушкинистов ни словом не обмолвился о самой главной причине, по которой (пушкинский!) Сальери отравил Моцарта. Для того чтобы эту причину выявить, нужно сравнить между собой две фразы, вынесенные в эпиграф.

Уже во второй строке “Маленькой трагедии” Сальери говорит об этом так прямо, что даже не читая трагедию дальше, можно сделать вывод о том, что мы имеем дело с человеком, находящимся в состоянии крайнего душевного напряжения. Ведь фраза “правды нет и выше” означает то, что он, Сальери, потерял Бога.