Джаспер Ффорде - Беги, Четверг, беги, или Жесткий переплет

• Название: Беги, Четверг, беги, или Жесткий переплет
• Автор: Джаспер Ффорде
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-23842-2

В мире, где благоденствуют мамонты и дронты, а вместо самолетов в небе плывут дирижабли, тоже есть чем заняться. Но вот коварный злодей, посягнувший на национальное достояние, повержен, длившаяся больше ста лет Крымская война окончена, зарвавшиеся дельцы поставлены на место — и все это силами скромного литтектива Четверг Нонетот. Пресса захлебывается от восторга, любимая работа дарит приятные открытия. Казалось бы, самое время насладиться заслуженным покоем и обретенным наконец-то семейным счастьем. Но не тут-то было.

---

— Лавуазье?

— Да. Ты его знаешь?

— Думал, что знаю, — вздохнул отец. — Мы были напарниками почти семьсот лет.

— Он уверял, что ты очень опасен.

— Не более, чем всякий, кто осмеливается говорить правду. Как мама поживает?

— Хорошо, но ты мог бы уладить это недоразумение с Эммой Гамильтон.

— Мы с Эммой… то есть леди Гамильтон… просто друзья. Между нами ничего нет, клянусь!

— Вот сам ей это и скажи.

— Я пытаюсь, но ты же знаешь, какой у нее характер. Стоит мне только упомянуть, что я побывал где-то в начале девятнадцатого века, и она сразу же лезет в бутылку!

Я огляделась по сторонам.

— Где мы?

— В лете семьдесят второго года, — ответил отец. — На работе все в порядке?

— Мы нашли тридцать третью пьесу Шекспира.

— Тридцать третью? — удивился папа. — Странно. Когда я отнес все пьесы тому актеришке Шекспиру для распространения, там было всего восемнадцать.

— Может, актеришка Шекспир сам начал писать? — предположила я.

— Черт побери, а ты права! — воскликнул он. — Способный парень, я это тогда же понял! Скажи, сколько сейчас комедий?

— Пятнадцать.

— Но я-то давал ему только три. Наверное, они оказались так популярны, что он принялся сочинять сам!

— Тогда понятно, почему все эти комедии так похожи друг на друга, — добавила я. — Чары, совершенно неотличимые близнецы, кораблекрушения…

— …герцоги-узурпаторы, мужчины, переодетые женщинами, — подхватил отец. — Может, ты и права.

— Минуточку! — начала было я, но отец, ощутив мое беспокойство сквозь массу на первый взгляд невозможных парадоксов своей работы в потоке времени, жестом заставил меня замолчать.

— Когда-нибудь ты все поймешь, и все окажется совсем не таким, каким представляется сейчас.

Наверное, вид у меня был идиотский, поскольку он снова посмотрел на дорогу, прислонился спиной к рекламному щиту и продолжил:

— Запомни, Четверг: научная идея, как и любая мысль — будь то религиозная, или философская, или еще какая, — всего лишь мода, только долгоживущая. Нечто вроде рок-группы.

— Научная мысль — вроде рок-группы? И как прикажешь это понимать?

— Ну, группы появляются все время. Они нам нравятся, мы покупаем диски, постеры, смотрим их по телевизору, творим кумиров, пока…

— …не появляется следующая рок-группа?

— Именно. Аристотель — рок-группа. Очень хорошая, но всего лишь шестая или седьмая. Он оставался кумиром, пока не появился Исаак Ньютон, но и Ньютона сместила с пьедестала следующая рок-группа. Те же прически, но другие движения.

— Эйнштейн, да?

— Да. Улавливаешь смысл?

— Значит, наш образ мыслей всего лишь каприз моды?

— Именно. Трудно представить себе новый образ мыслей? Попытайся. Пропусти тридцать-сорок рок-групп после Эйнштейна. Из далекого будущего Эйнштейн покажется нам человеком, уловившим отблеск истины и написавшим одну прекрасную мелодию и семь позабытых альбомов.

— Ты к чему это, пап?

— Да я уже почти закончил. Представь себе рок-группу, такую замечательную, что тебе больше ни на какую другую и смотреть не захочется и никакую другую музыку слушать тоже.

— Трудно вообразить. Но можно.

Он дал мне несколько минут на осознание.

— Вот когда у нас появится такая рок-группа, дорогая моя, все, над чем мы ломали голову, станет кристально ясным и мы сами посмеемся над собой — как это мы не додумались раньше!

— Точно?

— Конечно. И знаешь, что во всем этом самое лучшее? Это чертовски просто!

— Понятно, — с некоторым сомнением ответила я. — И когда же появится эта замечательная рок-группа?

Папа вдруг посерьезнел.

— Вот потому-то я и здесь. Может, и никогда, хотя это было бы весьма некстати в великом ходе вещей, уж поверь мне. Видишь велосипедиста на дороге?

— Да.

— Так вот, — сказал он, сверяясь с большим хронографом на руке, — через десять минут он погибнет — его собьет машина.

— И что? — спросила я, понимая, что чего-то не улавливаю.

Он украдкой огляделся по сторонам и понизил голос.

— Похоже, здесь и сейчас произойдет ключевое событие, которое поможет нам предотвратить уничтожение всей жизни на планете!

Я посмотрела ему прямо в глаза. Отец был серьезен.

— Ты ведь не шутишь?

Он покачал головой.

— В декабре тысяча девятьсот восемьдесят пятого года — вашего тысяча девятьсот восемьдесят пятого года — по какой-то непонятной причине вся органическая материя в мире превратится… вот в это.

Он достал из кармана пластиковый пакет. В нем подрагивала густая непрозрачная розовая слизь. Я взяла пакетик и встряхнула его, с любопытством разглядывая содержимое, и тут мы услышали громкий визг шин и глухой удар. Мгновением позже перед нами приземлились изломанное тело и покореженный велосипед.

— Двенадцатого декабря в двадцать тридцать плюс-минус пару секунд вся органическая материя на этой планете — все растения, насекомые, рыбы, птицы, млекопитающие и три миллиарда человек — начнут превращаться вот в это. Это конец. Конец жизни, и та рок-группа, о которой я тебе говорил, никогда не появится. Проблема в том, — продолжал он, но тут хлопнула дверь машины, и мы услышали топот, все ближе и ближе, — что мы не знаем почему. Хроностража сейчас не занимается работами в будущем.

— Но почему?

— Да все воюют за улучшение условий труда. Бастуют, требуя сокращения рабочих часов. Не уменьшения их количества, пойми правильно; просто они хотят, чтобы те часы, когда они работают, получались… гм… короче.

— Значит, пока те, кто работает в будущем, бастуют, мир может погибнуть и все умрут, включая их самих? Они что, спятили?

— С точки зрения забастовки, — сказал отец, нахмурив брови и примолкнув на мгновение, — стратегия неплоха. Надеюсь, они успеют вовремя выработать новое соглашение.

— А если нет, то мы узнаем об этом, когда мир начнет загибаться? — саркастически заметила я.

— Да придут они к какому-нибудь соглашению, — улыбнулся отец. — Споры вокруг ставок за укороченные дни длятся уже двадцать лет, — легко тратить время, когда его у тебя навалом.

— Хорошо, — вздохнула я, стараясь не слишком глубоко вникать в причины забастовок ТИПА-12. — Мы-то что можем сделать для предотвращения этой катастрофы?

— Глобальные катастрофы — как круги на воде, Душистый Горошек. Всегда есть эпицентр — место в пространстве и времени, где все началось, пусть даже с чего-то безобидного.

Постепенно до меня начало доходить. Я огляделась по сторонам. Стоял летний вечер. Птицы радостно чирикали, и в небе не было ни облачка.

— Эпицентр — здесь?

— Именно так. Не похоже, да? Я проверил миллиарды временных моделей, и результат один и тот же: что бы ни случилось здесь и сейчас, это каким-то образом связано с возможностью предотвратить катастрофу. А поскольку гибель велосипедиста — единственное событие на протяжении многих часов и в прошлом, и в будущем, именно она и является ключевым событием. Велосипедист должен выжить, чтобы жизнь на этой планете продолжалась!

Мы вышли из-за рекламного щита и столкнулись нос к носу с водителем, молодым человеком в расклешенных брюках и черной кожаной куртке. Он явно пребывал в панике.

— О господи! — воскликнул он, глядя на искалеченное тело у своих ног. — О господи! Неужели он?..

— Пока да, — ответил отец так же спокойно и невозмутимо, как обычно набивал свою трубку.

— Надо вызвать «скорую». — От волнения бедняга заикался. — Может быть, он еще жив!

— Как бы то ни было, — продолжал отец, не обращая на водителя никакого внимания, — велосипедист либо что-то сделает, либо чего-то не сделает, и это ключ ко всей этой дурацкой неразберихе.

— Понимаете, я же не гнал! — торопливо оправдывался водитель. — Ну, может быть, на секунду прибавил скорость, на секунду всего лишь…

— Погоди! — воскликнула я, немного сбитая с толку. — Ты же побывал дальше тысяча девятьсот восемьдесят пятого года, па! Ты сам говорил!

— Знаю, — мрачно ответил отец, — но лучше выяснить все до конца.

— Просто солнце низкое, — не унимался водитель, — а он тут возьми да и выскочи прямо передо мной!

— Стремление уйти от чувства вины — особый синдром, характерный для мужчин, — объяснил отец. — Признан медицинской наукой в две тысячи пятьдесят четвертом году.

Папа взял меня за руку, на нас обрушились яркие вспышки света и шум, и мы перенеслись на полмили в том направлении, откуда приехал велосипедист, и на пять минут в прошлое. Велосипедист проехал мимо и весело помахал нам рукой.

Мы помахали в ответ и проводили его взглядом.

— Ты не остановишь его?

— Пытался. Не помогает. Я украл у него велосипед, так он взял у друга. Не обращает внимания на знаки объезда, и даже карточный выигрыш его не задержал. Я все перепробовал. Время — это связующая субстанция пространства, Четверг, а нам надо его развязать: попытайся силой переломить ход событий, и в результате они разнесут тебе лоб, точно пуля с пяти шагов кочан капусты. Мне подумалось, может, тебе повезет больше? Лавуазье меня наверняка уже засек. Через тридцать восемь секунд появится машина. Перехвати ее и постарайся что-нибудь сделать.