Артур Беккер - Дядя Джимми, индейцы и я

• Название: Дядя Джимми, индейцы и я
• Автор: Артур Беккер
• Издательство: Ред Фиш. ТИД Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-901582-19-5

Два неунывающих польских эмигранта пытаются найти свое счастье в Канаде, которая представляется им землей обетованной…

---

Агнес заснула на диване. Дяде удалось уломать меня выпить с ними рюмку водки, только без сигареты я не мог ощутить её вкус.

Я открыл наш чемодан; где же блок «Каро»? — подумал я.

Наконец-то я мог курить официально, ведь моя бабушка находилась сейчас на другом континенте! Свои сигареты я нашёл в пластиковом пакете нижним бельём и носками Джимми. Он сказал:

— Если за тобой не присматривать, ты начнёшь прикуривать одну от другой, перманентный курильщик!

Нам пришлось рассказывать Чёрному историю женитьбы Джимми и Агнес несколько раз с начала до конца, объясняя, в чём суть, но он так и не смог ничего понять и взвалил всю вину не на коммунистов, а на католическую церковь.

— В Польше ничего не изменилось, — сказал Чёрный, — дядя спит с подругой своего племянника, а племянник спит с женой своего дяди! Потом они бегут в воскресенье на исповедь, каются в своих грехах, а в понедельник всё начинается сначала!

Мне было всё равно, что думает о нас Чёрный. Но уже в тот самый первый вечер я заподозрил, что мы проживём у него недолго. С Джимми было по-другому: он быстро смекнул, что ему, возможно, вообще больше не придётся работать, потому что его кузен платил за всё: за продукты, за проезд на автобусе и даже за джинсы «Wrangler» для Джимми. Это была та Канада, какую мой дядя не раз рисовал в своих мечтах: каждый день ледяное пиво из банок, сигареты «Лаки страйк» без фильтра и жевательная резинка, вестерны по телевизору до самого утра и сочащиеся жиром стейки с кетчупом и солёными огурчиками — всего навалом. Единственное, что ему оставалось организовать в ближайшем будущем, — это выезды на рыбалку в дикие места.

С каждой ночью, прошедшей на Уэстгроув-вэй, 177, наш гостеприимный хозяин мутировал всё больше и больше в сторону обострённой чувствительности. Однажды утром явно измотанный Чёрный признался мне, что больше не может нормально спать. Он сказал:

— Что-то ползает и крадётся по моему дому!

Эта проблема была мне знакома. Мой дядя, когда ему нечего делать, становится активным по ночам. Он включает телевизор, бродит по дому, шаркая ногами так, будто он на лыжах. Каждые десять минут он откашливается. Он бродит в ночи, курсирует, как трамвай по кольцевому маршруту, между кухней, туалетом и гостиной и производит такой грохот, что просыпаются даже те, кто глух на одно ухо, как моя Агнес. Даже свет включить и выключить тихо он не мог. Он входил на кухню и с такой силой бил по выключателю, что дрожали стены.

Войдя в курс бытовых привычек дяди Джимми, Чёрный не успокоился, а скорее наоборот. Он вставал каждый час, чтобы проконтролировать, всё ли в порядке, и спрашивал моего дядю, что он тут всё время делает.

— Ничего! — отвечал Джимми. — Смотрю себе в окно, пью пиво, время от времени сделаю себе что-нибудь пожевать, но я не скучаю, нет, ты не беспокойся, можешь снова ложиться!

Через три недели все чаши и все бочки терпения были заполнены, и мой дядя перелил их через край. Мы с Агнес тоже внесли свой вклад; мы редко выходили из своей комнаты, почти всё время проводили в постели и появлялись только к завтраку, обеду и ужину, словно постояльцы отеля.

Чёрному пришлось думать о спасении собственной шкуры. Он не захотел покориться своей новой участи, ему не нравилось быть нашей кормилицей и нашим поваром, и однажды ночью дело зашло слишком далеко: Джимми снова сидел перед телевизором с банкой пива и смотрел передачу про польские клубы в Канаде, и тут зашёл со своим патрульным обходом Чёрный.

— Как ты можешь устраивать такое старому человеку, который всю свою жизнь вкалывал! — напустился он на Джимми. — Когда я после Второй мировой войны приехал в Виннипег, я сразу же нашёл себе работу! А ты даже не заглядываешь в газету с объявлениями о найме. Всё, ваш отпуск закончился! Завтра же съезжайте с квартиры, все трое!

Да и пора уже было что-то менять, потому что нам с Агнес и самим уже не нравилось просто так пялиться на витрины магазинов и фантазировать, что мы себе из всего этого купим после того, как наконец заработаем первые деньги. И я снова чувствовал себя как в Ротфлисе — одиноким, богооставленным, покинутым моей музой, даже Фрэнк Заппа больше не хотел являться мне в снах и давать подсказки о том, что ждёт меня в будущем: плохое или хорошее.

Чёрный не выставил нас на улицу просто так, он выделил нам безвозвратную ссуду на первое время. Ведь кто мы были такие? Трое негодных нищих из Ротфлиса, три польские мышки. Чёрный сказал, что чувствовал себя здесь слишком одиноким и только поэтому послал нам приглашения в Канаду, но он уже слишком стар и слаб, чтобы жить с нами в таком хаосе и неразберихе. Он вручил Агнес конверт с чеком на тысячу с чем-то долларов и временными разрешениями на пребывание в Канаде, которые он для нас раздобыл.

— Ты благоразумная девушка! — сказал он. — Смотрите, учите как следует английский язык, тогда через несколько лет вы сможете сдать экзамен и получите канадские паспорта — но у Джимми перспективы на этот счёт нет. Единственное, на что он может рассчитывать, — это рождественская лотерея!

— Рождественская лотерея? — возмутился мой дядя. — Тут вокруг бегают сплошь одни примитивы: жёлтые, зелёные, красные, и все говорят по - английски. Что я, хуже их? Я всё-таки владею польским, белорусским и украинским — причём бегло. Так что такой экзамен я сделаю одной левой!

Чёрный ничего не ответил на слова Джимми и обратился к Агнес:

— Агнес, будь осторожна! Смотри у меня, не забеременей от кого-нибудь из этих двух разбойников!

Я не знаю, что было бы, если бы Джимми вдруг обнаружил, что я тайком заглядываю в его блокнот для заметок — не часто, лишь в те моменты, когда в нашей жизни происходили важные изменения. Новая запись, подчёркнутая двойной чертой, касалась Чёрного: «Украинец, белорус и в особенности поляк за границей оказывается предателем. Его сородичи становятся ему обузой. И тогда он размахивает дубиной и прогоняет их. Я называю это братоубийственной войной».

Тысяча долларов от Чёрного окрылила нас, она влила в нас порцию свежей крови.

В убогом многоквартирном доме, населённом сплошь выходцами из Восточной Европы, мы сняли однокомнатный апартамент. На каждом этаже кучно жили представители какой-нибудь одной национальности из Восточного блока: поляки и русские занимали верхние этажи, чехи, словаки и болгары жили на нижних. Но у нас, по крайней мере, открывался прекрасный вид из окна на деловой центр Виннипега.

Агнес устроилась работать к польскому мяснику, у которого Чёрный закупал все колбасные изделия. За пять долларов в час она стояла за прилавком и продавала мясо.

Внезапно и у Джимми оказалось дел по горло. Он работал над своими заметками, вскакивал из постели в самую рань и брал у соседей газеты с объявлениями. Однако я заметил, что страницы, где печатались предложения о найме на работу, так и отправлялись в мусоропровод непрочитанными. Он интересовался только подержанными музыкальными инструментами, синтезаторами, электрогитарами и усилителями. Он вооружился английским словарём и выписывал из объявлений множество телефонных номеров. Что-то новое и неслыханное разворачивалось в его диком воображении. Снова всё кругом полыхало огнем, только у этого пожара не было названия, это была пока идея, о которой я лишь смутно догадывался: неужто он собрался сколотить музыкальную группу, чтобы играть на танцах, неужто он снова хотел выступать, и, может быть, даже со мной?

Наша квартира обходилась нам в двести пятьдесят долларов в месяц, но и это было для нас слишком дорого. Я не мог спокойно смотреть, как Агнес гробится у мясника по десять бесконечных часов в день. Я шёл на улицу, оставляя моего дядю в квартире одного с его ежедневными газетами, объявлениями и усилителями, и в каждом магазине, мимо которого проходил, спрашивал, нет ли у них для меня работы.

Наконец мне удалось устроиться в «Тако Белл».

Кроме меня, там работали молоденькие пуэрториканки, которым приходилось выслушивать от их мужчин в застиранных гавайских рубашках упрёки, что они приносят в дом слишком мало денег. За четыре доллара в час я драил полы, мыл столы и выдавал заказы.

Джимми по-прежнему превращал ночь в день, а нам с Агнес ставил будильник, чтобы мы не опоздали на работу.

— Если дела и дальше так пойдут, мы заработаем денег до чёрта! — говорил он. — Кроме того, я готовлю одно великое дело!

Через две недели мы с Агнес принесли в дом наши первые чеки. Нам пришлось зажимать уши — такой в квартире стоял гром. Джимми с раскрытым ртом долбил по клавишам синтезатора, вывалив язык, его жёлтые от никотина пальцы блестели. Он снова был человек! Он снова был музыкант!

— Да, Теофил, ты должен ставить перед собой высокие цели, как я, например, — заявил он. — В то время как ты целыми днями не показываешься дома, я тут работаю над нашей музыкальной карьерой. Кураж, Теофил, кураж! Ты хоть знаешь вообще, что это значит?