Александр Покровский - 72 метра

• Название: 72 метра
• Автор: Александр Покровский
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-87135-188-3

Замечательный русский прозаик Александр Покровский не нуждается в специальных представлениях. Он автор многих книг, снискавших заслуженный успех.

Название этого сборника дано по одноименной истории, повествующей об экстремальном существовании горстки моряков, «не теряющих отчаяния» в затопленной субмарине, в полной тьме, «у бездны на краю». Писатель будто предвидел будущие катастрофы.

По этому напряженному драматическому сюжету был снят одноименный фильм.

Широчайший спектр человеческих отношений — от комического абсурда до рокового предстояния гибели, определяет строй и поэтику уникального языка Александра Покровского.

Ерничество, изысканный юмор, острая сатира, комедия положений, соленое слово моряка передаются автором с точностью и ответственностью картографа, предъявившего новый ландшафт нашей многострадальной, возлюбленной и непопираемой отчизны.

---

Помощник подавил вздох и заковырял в тарелке. Его только что отодрали нещадно-площадно. Вот эта довольная рожа напротив: «Конспекты первоисточников… ваше полное отсутствие… порядок на камбузе… а ваш Атахаджаев опять в лагуне ноги мыл…» — и все при личном составе, курвеныш.

Увы, помощника просто раздирало от желания нагадить заму. Он, правда, еще не знал как.

Рядом из щели вылез огромный, жирный, блестящий таракан и зашевелил антеннами.

Помощник улыбнулся внутренностями, покосился на зама, лживо вздохнул и со словами: «Куда у нас только доктор смотрит?» — потянувшись, проткнул таракана вилкой.

Зам, секунду назад жевавший безмятежно, испытал такой толчок, что у него чуть глаза не вышибло.

Помощник быстро сунул таракана в рот и сочно зажевал.

Зам забился головенкой, засвистал фистулой, вскочил, наткнулся на вестового, с треском ударился о переборку и побежал, пуская во все стороны тонкую струю сквозь закупоренные губы, и скоро, захлебываясь, упал в буфетной в раковину и начал страстно ей все объяснять.

Ни в одну политинформацию зам не вложил еще столько огня.

Помощник, все слыша, подумал неторопливо: «Вот как вредно столько жрать», — достал изо рта все еще живого таракана, щелчком отправил его в угол, сказав: «Чуть не съел хороняку», — ковырнул в зубах, обсосал и довольный завозился в тарелке.

На сегодня крупных дел больше не было.

«…Расстрелять!»

Утро окончательно заползло в окошко и оживило замурованных мух, судьба считывала дни по затасканному списку, и комендант города Н., замшелый майор, чувствовал себя как-то печально, как, может быть, чувствует себя отслужившая картофельная ботва.

Его волосы, глаза, губы-скулы, шея-уши, руки-ноги — все говорило о том, что ему пора: либо удавиться, либо демобилизоваться. Но демобилизация, неизбежная, как крах капитализма, не делала навстречу ни одного шага, и дни тянулись, как коридоры гауптвахты, выкрашенные шаровой краской, и капали, капали в побитое темечко.

Комендант давно был существом круглым, но все еще мечтал, и все его мечты, как мы уже говорили, с плачем цеплялись только за ослепительный подол ее величества мадам демобилизации.

Дверь — в нее, конечно же, постучали — открылась как раз в тот момент, когда все мечты коменданта все еще были на подоле, и комендант, очнувшись и оглянувшись на своего помощника, молодого лейтенанта, стоящего тут же, вздохнул и уставился навстречу знакомым неожиданностям.

— Прошу разрешения, — в двери возник заношенный старший лейтенант, который, потоптавшись, втащил за собой солдата, держа его за шиворот, — вот, товарищ майор, пьет! Каждый день пьет! И вообще, товарищ майор…

Голос старлея убаюкал бы коменданта до конца, продолжайся он не пять минут, а десять.

— Пьешь? А, воин-созидатель? — комендант, тоскливо скуксившись, уставился воину в лоб, туда, где, по его разумению, должны были быть явные признаки среднего образования.

«Скотинизм», — подумал комендант насчет того, что ему не давали демобилизации, и со стоном взялся за обкусанную телефонную трубку: слуховые чашечки ее были так стерты, как будто комендант владел деревянными ушами.

— Москва? Министра обороны… да, подожду…

Помощник коменданта — свежий, хрустящий, только с дерева лейтенант со страхом удивился — так бывает с людьми, к которым на лавочку после обеда, когда хочется рыгнуть и подумать о политике, на самый краешек подсаживается умалишенный.

— Министр обороны? Товарищ маршал Советского Союза, докладывает майор Носотыкин… Да, товарищ маршал, да! Как я уже и докладывал. Пьет!.. Да… Каждый день… Прошу разрешения… Есть… Есть расстрелять… По месту жительства сообщим… Прошу разрешения приступить… Есть…

Комендант положил трубку.

— Помощник! Где у нас книга расстрелов?.. А-а, вот она… Так… фамилия, имя, отчество, год и место рождения… домашний адрес… национальность… партийность… Так, где у нас план расстрела?

Комендант нашел какой-то план, потом он полез в сейф, вытащил оттуда пистолет, передернул его и положил рядом.

Помощник, вылезая из орбит, затрясся своей нижней частью, а верхней гипнозно уставился коменданту в затылок, в самый мозг, и по каплям наполнялся ужасом. Каждая новая капля обжигала.

— …Так… планируемое мероприятие — расстрел, участники… так, место— плац, наглядное пособие— пистолет Макарова, шестнадцать патронов… руководитель — я… исполнитель… Помощник! Слышь, лейтенант, сегодня твоя очередь. Привыкай к нашим боевым будням! Расстреляешь этого, я уже договорился. Распишись вот здесь. Привести в исполнение. Когда шлепнешь его…

Комендант не договорил: оба тела дробно рухнули; впечатлительный лейтенант — просто, а солдат — с запахом.

Комендант долго лил на них из графина с мухами.

Его уволили в запас через месяц. Комендант построил гауптвахту в последний раз и заявил ей, что, если б знать, что все так просто, он бы начал их стрелять еще лет десять назад. Пачками.

Муки Коровина

Старпом Коровин был известен как существо дикое, грубое и неотесанное. Огромный, сильный как мамонт, к офицерам он обращался только по фамилии и только с добавлением слов «козел вонючий».

— Ну, ты, — говорил он, — козел вонючий! — И офицер понимал, что он провинился.

Когда у офицерского состава терпение все вышло, он — офицерский состав — поплакался замполиту.

— Владим Сергеич! — начал замполит. — Народ… то есть люди… вас не понимают, то ли вы их оскорбляете, то ли что? И что это вы за слова такие находите? У нас на флоте давно сложилась практика обращения друг к другу по имени-отчеству. Вот и обращайтесь…

Старпом ушел черный и обиженный. Двое суток он ломал себя, ходил по притихшему кораблю и, наконец доломав, упал в центральном в командирское кресло. Обида все еще покусывала его за ласты, но, в общем, он был готов начать новую жизнь.

Вняв внушениям зама, старпом принял решение пообщаться Он сел в кресло поудобней, оглянулся на сразу уткнувшиеся головы и бодро схватил график нарядов.

Первой фамилией, попавшейся ему на глаза, была фамилия Петрова. Рядом с фамилией гнездились инициалы — В. И.

— Так, Петрова в центральный пост! — откинулся в кресле старпом.

— Старший лейтенант Петров по вашему приказанию прибыл!

Старпом разглядывал Петрова секунд пять, начиная с ботинок, потом он сделал себе доброе лицо и ласково, тихо спросил:

— Ну… как жизнь… Володя?

— Да… я, вообще-то, не Володя… я — Вася… вообще-то…

В центральном стало тихо, у всех нашлись дела. Посеревший старпом взял себя в руки, втянул на лицо сбежавшую было улыбку, шепнул про себя: «Курва лагерная» — и ласково продолжил:

— Ну, а дела твои как… как дела… Иваныч?

— Да я, вообще-то, не Иваныч, я — Игнатьич… вообще-то…

— Во-обще-то-о, — припадая грудью к коленям, зашипел потерявший терпенье старпом, вытянувшись, как вертишейка, — коз-з-зел вонючий, пош-шел вон отсюда, жопа сраная…

Сапог и трап

Капитан первого ранга Сапогов (кличка «Сапог»), хам, пьяница и зам командира дивизии по боевой подготовке, бежал на лодку. Рядом с ним вприпрыжку, еле успевая, бежал ученый из Севастополя. Он был совершенно не подготовлен к тому, что на флоте так носятся. Тяжко дыша и стараясь забежать перед Сапогом, он все пытался заглянуть ему в глаза. Ученый интересовался трапами. Он должен был выдумать такой трап, который был бы настоящим подарком для флота. Для этого он и приехал, чтоб пристально изучить запросы и нужды флота. Пристально не получалось. Его пристегнули к Сапогу, а тот постоянно куда-то бежал. Вот и сейчас он очень опаздывал, до зуда чесоточного опаздывал.

— А… какой вам нужен трап? — вырывалось из научной груди со столетним хрипом.

— Трап? Я ж тебе говорю — легкий, прочный, чтоб усилием шести человек: раз — и в сторону, — бежал вперед пьяница, хам и зам командира дивизии.

Времени ни капли, он даже ныл на бегу. С минуту они бежали молча, ученый обсасывал информацию.

— Ну а все-таки? Какие особенности должны быть?.. Как вы считаете?

— У кого? У трапа? Ну, ты… я ж тебе говорю: легкий, прочный, чтоб шесть человек с пирса на пирс…

«Скорей, скорей, — гнал себя Сапог, вечно в диком цейтноте, — а тут еще наука за штаны цепляется». Он прибавил темп. Через минуту его нагнал ученый:

— Ну а все-таки, как вы считаете?.. Что он должен иметь в первую очередь?

— Кто? Трап?

Зам командира дивизии, пьяница и хам, резко затормозил. Природный цвет у него был красный. Рачьи глаза уставились на ученого. Потом он взял его за галстук и придвинулся вплотную. Неожиданно для науки он завизжал:

— Кле-па-ный Ку-ли-бин!!! Я тебе что сказал? Легкий, прочный, чтоб шесть человек с разгону его хвать — и на горбяку; и впереди своего визга вприпрыжку километрами неслись, радостно жопы задрав. Ты чего, наука? Вялым Келдышем, что ли, сделан? А? Чего уставился, глист в обмороке? Откуда ты взялся, ящур? Тебе ж сдохнуть пора, а ты все трапы изобретаешь. Присосались к Родине, как кенгурята к сисе. Не оторвешь, пока не порвешь. Облепили, ду-ре-ма-ры…